Евгений Долматовский - Товарищ мой

Ужель вы забыли, ребята,
О нашей начальной поре?
Олег со своим аппаратом
Носился у нас во дворе.
Он мучил чумазых девчонок,
На ящики их посадив,
Настраивал с видом ученым
Таинственный объектив,
Приказывал не шевелиться,
Покуда не щелкнет затвор.
Я помню застывшие лица,
В стекле перевернутый двор.
Потом он для маленькой Лиды,
Подруги той ранней поры,
Снимал знаменитые виды
Столицы с Поклонной горы.
Всю ночь он возился в чулане,
Купая пластинки в ведре,
Дремало багровое пламя
В мудреном его фонаре.
Но сколько мы после ни ждали
Обещанных снимков — увы,
Ни карточек не увидали,
Ни видов весенней Москвы.
Как магния синяя вспышка,
И детство и юность — момент.
Вчерашний соседский мальчишка —
«Наш собственный корреспондент».
Мы встретились на Метрострое.
Он пробыл на шахте три дня.
Заснял он всех местных героев,
Потом, по знакомству, меня.
В Сибири мы встретились снова
И где-то под Курском — опять.
Товарищи, честное слово,
Он всюду умел поспевать.
Он Чкалова снял при отлете
В кабине. Смотрите, каков!
Он был на Хасане — в пехоте,
Под Выборгом — у моряков.
Как юноша — снимок любимой,
Страны многоликой портрет
Лелеял наш друг одержимый,
«Наш собственный корреспондент».
Где только мы с ним не встречались
Во время войны! Налегке,
Нигде, никогда не печалясь,
Он шел с аппаратом в руке.
Он был в ленинградской блокаде,
Он падал на ладожский снег.
Потом в партизанском отряде
Под Брянском возник мой Олег.
При каждой негаданной встрече
Он щелкал в лицо мне — в упор!
(Однако я в скобках замечу,
Что карточек нет до сих пор.)
Разболтанным стареньким «ФЭДом»
Он снять на рейхстаге успел
 Багровое Знамя Победы
И тотчас в Москву улетел.

Мой старый, мой добрый знакомый,
Весь век свой ты будешь таким!
Мальчишеской страстью ведомый,
Где нынче ты с «ФЭДом» своим?
Теперь ты солидный мужчина —
Исполнилось тридцать лет!
Позволь мне в твою годовщину
Тебе подарить твой портрет.

В наше радостное Завтра веря
Искренне, светло и горячо,
В воскресенье я гуляю в сквере,
Посадивши дочку на плечо.
А ее мне раненой рукою
Не легко удерживать. Но я
Справлюсь с милой ношею такою,
Ты не бойся, девочка моя.
Я из тех родителей влюбленных,
Для которых дороги, как жизнь,
Эти крохи в красных капюшонах.
Крепче за плечо мое держись!
...Вот у нас в народе говорится —
Радостно такое слышать мне:
«Нынче много девочек родится —
Это значит:
Не бывать войне».

Но опять кровавою войною
С Запада туманного грозят,
И опять с надеждой и тоскою
На мальчишек матери глядят.
Будет ли война или не будет?
Нападут ли изверги опять?
Неужели вновь придется людям
Лучших сыновей своих терять,
И чужие танки, словно слизни,
Поползут, найдя свой старый след,
И постройку зданья Коммунизма
Вновь задержат?
Мы ответим: нет!
Нет!
Должны мы родину возвысить,
Не страшась грозящей нам войны.
Быть войне или не быть — зависит
От того, насколько мы сильны.
Армия советского народа,
В нерушимой крепости твоей
Будущего солнечные своды
И судьба счастливая детей.

Не дадим, чтоб огневые трассы
Врезались опять в покой ночей.
В том клянется офицер запаса
С маленькою дочкой на плече.

У нас в Сталинграде всегда делегаты гостят,
Из разных краев приезжают к истоку победы.
Корейские юноши были неделю назад.
Гостили французы, недавно уехали шведы.

Мы слышали здесь, как Поль Робсон о мире поет...
В потертых костюмах ходили гурьбой англичане...
Под Первое мая пришла телеграмма, и вот
Мы женщин немецких на аэродроме встречаем.

В дверях самолета букеты цветов вручены.
Приветы, улыбки — и в город вплывают машины.
И справа и слева гостям новостройки видны,
Меж новых кварталов сурово чернеют руины.

И гостьи притихли. Подумай, какая пурга
Бушует сейчас в их сердцах! В тишине напряженной
Немецкие вдовы идут на Мамаев курган,
Немецкие матери всходят на холм раскаленный.

Под их башмаками осколки красны, как руда, —
Пойдет в переплав то, что в битве гремело когда-то.
От тех, кто в мышастых мундирах взбирался сюда,
Следа не осталось на склонах курганов покатых.

Бесславно забыт тот, кто черному делу служил.
Навеки бессмертен погибший за правое дело!
Немецкие матери встали у русских могил,
На камень горючий цветы положили несмело.

А юная немка на город наш мирный глядит.
Заводы стоят, как дивизии, в блеске металла.
На фланге одном горизонт Гидрострою открыт,
На фланге другом встали шлюзы Донского канала.

В подножье кургана, на старой военной стезе,
На станции той, где Родимцев держал оборону,
Готовы к погрузке, стоят трактора СТЗ, —
Быть может, сегодня в Германию путь эшелону.

Выйдя на Волгу, я встал над откосом.
Пыль и осколки — здесь почва такая.
Этот участок был отдан матросам,
Насмерть стояла бригада морская.
      Тихие всплески, потоков журчанье,
      Волнами, волнами — воспоминанья!

Шли из Одессы пешком экипажи,
Из севастопольской каменной дали.
Их ненавидели в лагере вражьем, 
«Черными дьяволами» называли.
     На бескозырках — пехотные каски.
     К ранам набухшим присохли повязки.

Было у хлопцев особое горе.
Старый матрос говорил перед боем:
«Коль погибать, так уж лучше на море,
Если могила, пусть рядом с прибоем!»
       Но умирали матросы на суше —
      «Черные дьяволы», светлые души.

Рядом с могилой — гранитною призмой
Острая вышка геологов встала.
Стройка великая Коммунизма
Здесь обретает исток и начало.
    ...Входит в плотину могила над плёсом.
       Море идет к сталинградским матросам.

Который год ты все живешь одна,
Жестокой вечной памяти верна.

Ждала вестей и самого ждала,
В свой страшный день поверить не могла.

В семи столицах памятник ему,
Но ты не хочешь верить ничему.

В железном одиночестве своем,
С дневной работой и ночным шитьем,

Ты детям говоришь который год,
Что вот он отвоюет в придет.

Не утешенье это, не слова:
Я сердцем чувствую, как ты права.

И мертвыми — товарищи мои
Ведут за мир упорные бои.

И среди них сейчас любимый твой
С пробитой пулей русой головой.

Встает он, поджигателям грозя.
Он на посту. Ему домой нельзя!

Когда бы не был он к врагам суров,
На свете стало б столько новых вдов.

Должны все те, кто счастливы вдвоем,
Не забывать о подвиге твоем.

Повстречались на исходе дня,
Я в глаза ее взглянул устало,
И спросила девушка меня:
«Вы б хотели жизнь начать с начала?»

Не успел я ей ответить: «Да!»
Не давая вырваться ответу,
В Завтра устремленные года
Повели сквозь сердце эстафету.

Из военной дали первых лет
Проступило вдруг виденье детства —
В перекрестьях пулеметных лент
Штатские пальто красногвардейцев.

Были мы еще совсем малы,
Но в тридцатом, но уже в тридцатом
Выстрелы кулацкие из мглы
Метили и по таким ребятам.

Жизнь начать, допустим, нехитро,
Только как же я тогда проеду
Первым пробным поездом метро,
В нем увидев и свою победу?

Провожал я первый стратостат
В те лиловые высоты,
Где теперь в обычный рейс летят,
Звук свой обгоняя, самолеты.

Если жизнь теперь начну я вновь,
Как же я коснусь хасанской славы,
Разве я найду свою любовь
В громе сталинградской переправы?

Как же я увижу ту зарю —
Над рейхстагом красные знамена,
Как в своей судьбе я повторю
Пуск неповторимый Волго-Дона?

Девушка! Совсем не грустно мне,
Что так быстро годы пролетели.
Жили мы всегда в грядущем дне.
Путь был труден, но достоин цели.