Иван Цуприков - Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей
Послышался свист вертолетных винтов зависшего вертолета. Госпитальная палатка открылась, и вышел, понурив голову, капитан Сидоров. Заметив Ивана, пошел к нему.
– Не смог его спасти, дорогой, – развел он руками, – ничего не смог сделать. Нет больше твоего Генки! Нет!
– Это был Генка?! – не осознавая, что кричит во все горло, Иван схватил хирурга за плечи и начал что есть силы трясти его. – Генка?! Генка! Да я же только что с ним говорил. Генка! Генка?!
И никто не пытался остановить сошедшего с равновесия лейтенанта.
– Генка, ты что наделал? Генка… – Иван бросился к солдатам, вынесшим на носилках из госпитальной палатки тело его товарища. Остановил их и опустился на колени перед окутанным в окровавленную простынь телом друга. Но снять простынь с головы убитого так и не смог – взял его с поставленных на землю носилок и поднялся с ним по трапу в вертолет.
…Винтокрылая машина начала подниматься в воздух, закручивая вокруг себя пылевую бурю. Но Иван не прикрывал свое лицо от летящего песка, больно бьющего по лбу, щекам, а только все повторял и повторял: – Генка… Прощай, Генка!
Дед
Как я завидовал своим друзьям: у них есть деды! Витькин дед, Иван Михайлович, – заядлый рыбак. Как-то собирались с ним на озеро карпа удить, так Иван Михайлович, разложив на столе муку с хлебом, какао, шоколадную конфету, давленые жареные и сырые семечки, макуху и что-то еще, рассказывал нам, как делается его «счастливая» наживка. А мы под ватрушки с чаем, приготовленные бабушкой Аней, слушали его. А на следующий день в ванной Ивана Михайловича плавали огромные рыбины. Как я завидовал Витьке, что у него такой дед!
А у Игоря дед, Сергей Федорович, – без ноги. Много у него наград: и орденов, и медалей, воевал и с фашистами, и с японцами. Сапер. А вот после войны, в Белоруссии, когда минное поле обезвреживали, его друг подорвался, а дед, стоявший рядом, был тяжело ранен, осколком оторвало ногу. Вот как бывает. Но и без нее Сергей Федорович остался сильным и смелым. Когда он сторожил магазин, то один задержал двух воров. Про него даже в газете написали. Вот это ДЕД!
А у Сережки дед был шахтером, даже орденом награжден. Сила!
И как я им завидовал, когда деды собирались вместе во дворе и о чем-то разговаривали! В это время Витька, Игорь и Сережка бросали клюшки или мяч и шли к своим дедам слушать их рассказы.
И я был рядом с ними, и мне тоже хотелось рассказать о своем деде Иване, которого мне так и не удалось увидеть в своей жизни.
…О том, как он рубль сгибал тремя пальцами… О том, что он быка, несшегося на моего отца, когда тот был еще мальцом, схватил за рога и мотнул его с такой силой в сторону, что бык, свалившись на землю, проехал по мокрой глине несколько метров и еле встал на ноги… О том, что он был ранен белогвардейцами, и поэтому на Великую Отечественную войну его не пустили, а оставили работать мастером на химзаводе, разобранном и отправленном на Урал. И там дед не испугался медведя-шатуна, зимней ночью ворвавшегося в их небольшой поселок, и вилами заколол его…
Об этом мне не раз рассказывал отец, Я часто смотрел на единственную фотографию, оставшуюся у отца в альбоме: серьезный мужчина с седыми волосами, худощавый, с двумя глубокими морщинами на щеках, внимательно смотрел на меня. Умер дед Иван от ран, полученных еще в гражданскую войну.
Вот так и застал меня как-то папа, когда я смотрел на фотографию своего деда, о чем-то задумавшись.
– Мне тогда было лет девять, как тебе сейчас, – начал он свой рассказ, погладив меня по голове. – Взял меня отец с собою на охоту. Пошли в поле через кладбище. Луна в ту ночь была, как огромный шар, освещала все вокруг. Остановились около могилки друга отца, он о нем мне что-то рассказывал, потом пошли дальше. Вышли из ворот кладбища, а у меня от страха зубы места себе не находят, стучат. Боязно было отставать от отца – а вдруг кто-то из могилы вылезет и схватит! А там еще куст шиповника, растущий между могилками, мне руку оцарапал. Так я как закричу! А отец смеется: «Что, испугался? Будь мужчиной!» – пристыдил.
Вышли к полю, и вдруг отец остановился и охает: забыл, мол, у могилки своего товарища шомпол от ружья, И спрашивает меня: «Помнишь, по какой дорожке мы шли по кладбищу?»
Я: «Да». А он гут же говорит: мол, сходи и принеси шомпол, а я здесь подожду.
Ой, Ванька, чего только тогда я не испытал! Идти на кладбище боялся, а об этом сказать бате стыдно было. И пошел.
Калитка у входа скрипнула, сердце так и екнуло, чуть не остановилось. Постоял, осмотрелся, ветки дерева от ветра колышутся, но идти назад стыдно, отец засмеет. А он у меня герой в молодости, знаешь, какой был? О-о, сам Николай Александрович Щорс наградил его саблей за то, что он взял в плен двух белогвардейских офицеров и солдат… Вот какой он был человек.
Постоял я, постоял, назад идти стыдно – там отец. Как ни дрожал, а пошел дальше. Подошел к могилке друга отца, ее узнал сразу по памятнику, он такой высокий был, с огромной звездой, а вот шомпола нигде нет. Все ощупал, оперся о деревянный забор, смотрю по сторонам туда-сюда, а вдруг скрип какой-то слышится… То ли это мне кажется? Пячусь за оградку могилы назад, не выдержал – и бегом к выходу из кладбища. У калитки отец стоит и говорит:
– Ну, Ванька, испугался за тебя, думал – слабак ты, ан нет, молодец. Давай шомпол, – и берет у меня из рук его. Я даже не заметил, как его нашел и схватил. А потом он не раз так делал, воспитывал во мне мужество. А ты, будь на моем месте, не испугался бы, Вань?
– Нет, – ответил я, – что тут такого, это все сказки про вампиров, ведьм. А на самом деле их нет.
– Молодец, – сказал отец.
Я подумал, что на этом все и закончилось. Прошло время, С отцом мы собирались как-то на утиную охоту. Ночью он разбудил меня, я тут же вскочил с кровати, очень любил с отцом ездить на охоту. Сразу же умылся, попили чаю, тепло оделся, сел в коляску мотоцикла, и мы поехали. Остановились у кладбища, того старого, где покоится мой дед. Отец говорит: пошли к деду зайдем, надо занести краску, чтобы покрасить его оградку и памятник. Потом днем это сделаем.
Я за ним, а у самого дрожь в коленях. Дедушкина могила у забора, от калитки недалеко. Пошли с отцом, взялся за его руку, а он отдернулся, чтобы не мешал ему нести в одной руке сетку с бутылем краски-серебрянки, в другой – сложенное в чехле ружье.
Идем, кладбище освещено светом фонарей от придорожных столбов. Отец включил еще и свой фонарик, что помогло нам быстрее найти дедушкину могилу. Потом вытащил из сетки бутыль с краской, поставил его у оградки, постоял немножко, и пошли мы к мотоциклу. И вдруг папа у калитки остановился и говорит:
– Ой, Вань, ружье на могилке деда оставил, сходи, принеси. Помнишь, куда идти?
– Да, – сказал я, взял у него фонарик и пошел назад. Одну прошел могилку, вторую – оглядываюсь, отец стоит на том же месте и ждет меня. Я – дальше, третья могилка позади, четвертая, пятая – очертания отца вижу, и – дальше. А здесь меня как кто-то схватит за куртку! Я тут же – в сторону, а – держит. Тащу куртку на себя, чуть не закричал от испуга, но удалось вырваться. Смотрю – а это, оказывается, Она зацепилась молнией за оградку. Да только ноги дальше уже не идут, дрожат.
Оглядываюсь – отца уже не видно. Смотрю по сторонам, не летают ли шары с могилок, – об этом нам классная руководительница рассказывала, как она такое видела. Нет шаров, а вот у фонаря что-то летает Нет, не бабочка ночная, а, скорее всего, мышь летучая! А может, это вампир? А может, это ведьма? А может, это…
– Не бойся, ты же Иван! – слышу я слова отца. Смотрю на него – правда, отец, только не в свитере и куртке, а в костюме сером, и улыбается, седой такой.
– Да я и не боюсь, – и пошел с ним. У дедушкиной могилки осмотрелся: вот и чехол с ружьем, прямо на скамеечке лежит. Схватил его и отдаю отцу, а его нет рядом, ушел уже. И быстрее, чтобы не отстать, бегом с кладбища, чуть калитку не пробежал.
– Ну ты и скорый, – говорит отец. – Молодцом!
– Папа, – удивился я, – как ты так быстро успел переодеться – только что ведь в костюме был?
А он удивленно смотрит на меня:
– Ты о чем это?
…Но я уже был в коляске мотоцикла и только тогда понял, что там был совсем не мой отец. Скорее всего, это мне от страха показалось.
…На следующий день, когда на скамейке у столика собрались деды моих друзей, я тоже подошел к ним и спросил:
– Иван Михайлович, а вы моего деда помните?
Он посмотрел на меня, улыбнулся и погладил по голове, сказав:
– Герой он у тебя был и работяга. Такой завод на своих руках поднял! Если бы не такие, как он, мы бы и войну не выиграли. Сильно болел он, сильно, но этого старался не показывать, а потом, когда завод вернули из Урала сюда, засучил рукава и разбирал вместе со всеми нами разваленные цеха и строил новые. Да вот болезнь от ранений в гражданскую войну сказалась, не дала ему еще пожить. Когда умер, весь завод его хоронил, Ванятка, весь город.
– А как он был одет тогда?
