Давид Бурлюк - Стихотворения

Бревно оно от верб, что на лугу росли
Огулом гул и сор.
На росы уголка в лесу
Где сел, чтоб грезить бочкой вдохновенья.
Я не входил, не проникал,
Я был затворником один
С собой — «Я — босс!»
Бревно лежит, тяжелое оно…
Оно старо, в нем жук точильщик
Множится и стук,
Как в механизме хронометра; артерии и охра..

Жеста кость —
жестокость

Живое, живое,
Сердце иное роди!
И будь — впереди!

Человек сидел темнице бесконечный миг
Час длиннейший пробыл темноте
Заключеньи ткал огромный день
Под замком пространную неделю
Под засовом был протяжный месяц
Под ключом продолговатый год.

Сумеешь ли лукаво скрыть
Сырой прохладный ветер
Дюны и волны
Далекий заглушённый фоном голос
На шее белой скрыть
Следы от поцелуев
Ожогов солнечных,
Полученных на пляже
На Мартас Виньярд остров едем
Где городок Эдгара в дюнах спрятан
Туда мы едем всей семьей
Чтоб слушать ветер
И соли на губах морской
Осадок легкий замечать.

В уме воспоминания толпятся детства
Когда на Украине в Котельве
Я каждый сад считал моим родным наследством
И рой веселых грез кружился в голове.
Когда после дождя
Сложив свои штанишки у забора
Купались в лужах и мараясь в ил
Мальчишек радости безгранично свора
Окрестные дворы в свой погружала пыл
Нет удержу стихийному веселью!
Какие крики, визги и прыжки…
Пока не станет мыть арапов ожерелья
Родная матушки заботливость руки.

Песня ветра слуховом окошке
Так разнообразна по унылым звонам,
То подобна плачу крошки,
То как скука монотонна.
В ней так много о былом запева,
Голос тленных жизни панихид…
Ветер ноет где-то в окнах слева,
В слуховых окошках где на гавань вид,
Словно вдовы плачут об умерших в море
И уже не смявших более кровать
Иль грызут года тюремные оковы,
Те, кому свободы более не знать…
Стонет ветер в слуховых окошках,
В комнату ко мне на чердаке врываясь..
Он пропитан запахом горошка,
Он — душа морей Поющая, Немая.

Ярмо твоего шума, океан,
Как вол, сегодня я одел.
Идти, хромать по вспаханному полю
Твоих пучин, где лов и лед…
Ничуть я не страшусь, что оглушит
Меня тревожная потеха;
Оркестр, в котором музыкантом — каждая волна..
Я нем: я буду глух к тому, чем город грохотал;
Пустая бочка
Городской толпы!
Ярмо напялив шумов океана,
Шагаю по волнам и бури не страшусь…
Я обсушусь.
· · · · · · · · · ·
«Дыра лесная»
Остров назывался.
На нем в прошедшем жили рыбаки…
Теперь построены отели, где богачи
Наигрывают гнусно жир.
· · · · · · · · · ·

Море мяукало… мяу, мяу.
Маяк каймою белой обозначен,
Эта башня из ржавого железа и камня;
Мычащий як, сторожем у входа в бухту.
Зоб своеобразный спит,
Уткнувшись в воду;
Она грезит ушедшей жизнью давней
У ней плачевный, битый жизнью, вид.
Устала от прозы див;
Маяк ведет,
Маяк зовет
На верный путь… он туп,
Бросая свет,
Он стар, он ржав,
Он полон гула (как луг)
Валов и пены и в себе
Неистощимой уверенности.
· · · · · · · · · ·

Он согнулся в три погибели,
Чтобы гибель избежать;
Стал подобен рыбе или
Вспоминает птицы стать;
Он на вахте в переулках,
Гнется к тумбе сторожа,
Чтоб от труб полночи гулких
Не проснулись сторожа.
Весь зеленый, он не любит
Желтых пятен фонарей,
Как Ван-Гог, что давит тюбик,
Чтоб винтом — ряд тополей
И над ними в бледном свете
Наступающих ночей
Талью месяца отметить,
Облик жутких палачей.
Спайка с ночью, с тенью спайка,
Лай собак и лапки кошек,
Кто он, что он? Угадай-ка…
Сколько глаз, как много ножек?

Берег — символ конца морю
Берег — символ конца мысли.
· · · · · · · · · ·
На зеленом моря поле
Пасутся белые стада
Пастуха играет роли
Только ветр один всегда…
Он стада перегоняет
В далях серых без конца
И реветь их заставляет
Под ударами хлыста
Здесь в просторе
Здесь в привольи —
Бесконечно —
Своеволье.

Санди-Гук — песчаный крючок, коса океана,
Узкая, шашки клинок полоса
У лазурно-простора экрана.
Всю ночь горит маяк на Санди-Гуке,
Соперничая с блесками светил:
Ночною сменой раб сторукий
Египетскую тьму изрешетил.
        (Маяк).
При свете дня — белеющей верстою,
Столбом на жизненном пути —
Перистых туч ласкаемый листвою…
Их наблюдай, их перечти!
Но ночь пришла, как точный проявитель,
Незримое при яви, стало — блеск,
Огнем свечей наполнилась обитель,
Загоризонтно отмели сияют веско.
Над водами горой нависла тьма,
Одежды снов, излюбленные смертью.
Опасно плаванье весьма…
Проверьте карты, маяки, отверстья!
Но день бывает орошен
Разгулом, дождевым обстрелом.
Куда идешь… Зовут… Не приглашен —
Обидели нахальством угорелым
Какие злые тягостные зраки —
Не хочет поделиться днем;
Кого утешит льстивость клаки?
Ликер кто черпает веслом?

Приветом дальним Санди-Гук
Является плавучим городам.
Его биенья сердца стук
Подобен синельдам.
Горит, горит маяк, бросая дротик света,
В зрачок идущих мимо, пляшущих волной?
Хороший знак, корвет ему покорствует земной.
Плывут одежды ночи, синесны,
Закуски звезд, заоблачные тайны,
Угрюмо шорохи сосны,
Легенды хижин свайных —
Плавучих городов сияют этажи.

Проходят, замечая Санди-Гук,
Что их хранит всю ночь, роняя светозвук.
Весь ныне разделился «род — земной»
На горожан: земных селян и небоскребных,
Коптил подземного пещеросовременья,
На особей, влекомых высотой,
Летающих, рискующих загробно;
Воздухе-антропос — научного значенья.
Маяк, маяк, светило Санди-Гука —
Сияет человекам водоструй.
Для них приветы светозвука
В Египетскую тьму!

Луна сегодня минимальна,
Отрезок дыни на небе блюде.
Белая женщина темная спальня,
Куда не бегут не смотрят люди,
Где евнухи бросили звезды очи,
Не боясь ничего, кроме тучи…
Кто женщину любит щекочет
Обижает, тискает, мучит?..
Для какого блаженства муки
Набежали в спальню ласки,
С ятаганами широкозадые мамелюки,
Тяжелые лиловые пурпура краски…
Луна сегодня минимальна —
Довольствоваться надо малым,
Среди небес ночных печальных,
Она подобна света жалу.
Невдалеке от света центра
Звезда колеблется брильянтом,
А я поэзной стройки ментор,
Расселся в лунном доке франтом.
Раскрылась ночь, плывет фелукой,
Гаремом обнажились звезды,
Широкозадо мамелюки
Начнут рассвета саблей гваздать.