Елизавета Полонская - Стихотворения и поэмы

Долго ль, коротко ль, но смене
Все обречено, —
Государства, словно тени,
Падают на дно.

Над Варшавой гром промчался,
Орудийный гром,
И бежит, бежит начальство
С золотым шитьем.

Удирает на машине
Пан Тадеуш Кржиш,
Ну, а хлопам и русинам
Как бежать велишь?

Но быстрее самых быстрых,
Всех опередив.
Мародером и убийцей
В город входит тиф.

Страх ломает все засовы
Под покровом тьмы.
И выходит уголовный
Фейгин из тюрьмы.

Городок в ночи таится,
Мрак и тишь кругом,
Но ведет его в больницу
Память о былом.

Переполнены палаты,
Люди на полу,
Перевязок ждут солдаты
На вещах в углу.

А из залы полутемной
Слышен тихий плач,
И спешит, спешит на помощь
Доктор Фейгин, врач.

Детских губ призыв несмелый…
Боли лабиринт…
Вот уж он рукой умелой
Оправляет бинт.

И с надеждою во взглядах
На него глядят,
И рождается порядок
В хаосе палат.

И всю ночь в людской пустыне
При огне свечей
Человечье тело чинит
Маленький еврей.

И три дня с тревогой в сердце
Каждый час и миг
Отбивает он у смерти
Малых и больших.

А потом в ночном тумане
Донеслися вдруг
Тяжких танков громыханье,
Гул моторов, стук.

И бледнеет под повязкой
Каждое лицо,
Но идет, забыв опасность,
Доктор на крыльцо.

Чьи полки во тьме грохочут?
Чей у дома шаг?
Может быть, во мраке ночи
Свой страшней, чем враг.

— Здесь больные! — крикнул в муке
Маленький еврей
И, крестом раскинув руки,
Замер у дверей.

Так стоял он, ожидая,
Ко всему готов,
Словно птица защищая
Выводок птенцов.

Но зажглись, сверкнули фары
Кругом огневым,
Яркий свет в глаза ударил.
Кто же перед ним?

Сотни статных, мощью грозных
На машинах в ряд.
Командиры в шлемах звездных
У крыльца стоят.

И сказал, блеснув очами,
Старший командир:
— Мы пришли сюда друзьями.
Мы несем вам мир.

Мы больницу вашу вдвое
Развернем тотчас.
В штаб дивизии с собою,
Доктор, просим вас.

— Не уйду, пока коллеге
Я не сдам больных, —
Перерыв в леченье вреден
Для здоровья их.

Если я еврейской крови,
В чем вина людей?! —
Но сурово сдвинул брови
Старший из гостей.

— Мы Советского Союза
Верные сыны.
И для нас поляк, и русский,
И еврей равны.

Мы пришлем вам подкрепленье
Из врачей полка. —
Салютуя, на мгновенье
Поднялась рука.

И внезапно тьму прорвали
Тысячи огней,
Побежали вдоль кварталов
Искры фонарей.

И внезапно город мертвый
Ожил, поднялся.
Настежь двери, настежь окна!
Песни… голоса…

И толпятся вкруг советских
Боевых машин
В хоре дружеских приветствий
Хлоп, еврей, русин…

Но, затерянный в потоке
Многолюдных рек,
Молча смотрит невысокий
Тихий человек.

И горят, сияют, светят
Звезды темных глаз,
Может быть, в тысячелетья
Только в первый раз.

Где-то в мире три сестры живут,
Парками их с древности зовут.
Парки — пряхи. Им дана судьбой
Злая власть над участью людской.

И одна сестрица тянет нить,
А второй — назначено крутить,
Третья — ножницы свои берет,
Срежет нитку — человек умрет.

Слишком краток век наш на земле,
Где-то вьется ниточка во мгле.
А уже на смену нам растет —
Новый, молодой, веселый род.

Нам немного бы еще пожить,
Сердце бы любовью обновить —
Пусть хоть будет горек черный хлеб,
Пусть придут превратности судеб —

Пронести бы снова сквозь пожар
Легкомыслия божественного дар.
Сколько в мире незнакомых стран!
Пересечь бы снова океан,

Полюбить чужие города,
Заглянуть бы в дальние года…
В мире битва грозная идет,
Не узнаем мы ее исход.

Парка нас торопит. У клубка
Держит ножницы ее рука

Все торопишься, думаешь: «Завтра
От докучливых отвяжешься дел…» —
Ведь ты болен желаньем пространства,
Ведь ты слышишь полет лебедей…

Завтра, завтра… Еще усилье!
То семья… то беспомощный друг…
Моль съедает тем временем крылья,
Гложет жизнь твою скрытый недуг.

И в прекрасное майское утро
В чистом зеркале видишь ты —
Сединой пересыпаны кудри,
Расплылись, потускнели черты.

Вот уж завтра на свежей могиле
Скажет друг твой печальную речь —
О напрасно растраченной силе
И о том, что-де надо беречь.

Июнь. Жара. Война.
Война повсюду в мире.
Тоска. Сижу одна
На городской квартире.

Мой дом. Отряды книг…
Цветы, краса неволи.
Узнать из уст чужих,
Что друг смертельно болен.

Меж нами жизнь. Стена,
Любви ушедшей пропасть.
Меж нами мир. Война.
Горящая Европа.

Мне снились развалины дома,
Дымящийся остов войны,
И я проходила по краю
Разбитой снарядом стены.

Кирпич подо мною шатался
И рушился в бездну карниз,
Но что-то влекло меня дальше,
Куда-то все глубже и вниз.

И та, что была всех на свете
Мне ближе — мой светик родной —
Седой бездыханною куклой
Лежала в пыли под стеной.

Сухое и легкое тело
Я на руки молча взяла,
Я в мертвые очи глядела —
Ее, как ребенка, звала.

Но голос, как птица, трепещет,
И крыльев, и звука лишен…
О как я боюсь тебя, вещий
Мой сон, неминуемый сон!

В Польше стук деревянных подошв.
В кожаной паре там не пройдешь.
Теперь сантиметр подошвенной кожи
Жизни людской много дороже.

Кожа нужна для господских ног.
Сшита из кожи пара сапог.
Ту обувь не носят жиды и холопы.
Стоят сапоги на горле Европы.

Женщины, дети и старики,
Девушки, нежные, как цветки,
Стучат деревяшками для приметы,
Проходя по улицам новых гетто.

Ничего, друзья мои, ничего!
Франция вся ходила в сабо.
Луи Капет был роскошным мужчиной —
Все это кончилось гильотиной.

И показалась детскою забавой
Всем нам война четырнадцатого года, —
Наивным старомодным поединком
С отсталыми понятьями о чести.

Раскланиваясь в воздухе друг с другом,
Летали знаменитейшие асы!
А танки выходили в одиночку,
Как чудища, которых отпускают

С цепи, чтоб поразить воображенье.
Кричала пресса, проливая слезы,
О бреши, сделанной в готическом соборе,
И нации друг друга упрекали

В жестокости. Жестокость! Это слово
Теперь с вооруженья армий снято,
Оно заменено — уничтоженьем.