Владимир Высоцкий - Книга 2

Давно смолкли залпы орудий,
Над нами лишь солнечный свет.
На чем проверяются люди,
Если войны уже нет?

Приходится слышать нередко
Сейчас, как тогда:
«Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?»

Не ухнет уже бронебойный,
Не быть похоронной пальбе,
И, кажется, все спокойно,
И негде раскрыться тебе.

Приходится слышать нередко
Сейчас, как тогда:
«Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?»

Покой только снится, я знаю,
Готовься, держись и держись.
Есть мирная передовая,
Беда, и опасность, и риск.

Приходится слышать нередко
Сейчас, как тогда:
«Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?»

В полях обезврежены мины,
Но мы не на поле святом,
Вы поиски, взлеты, глубины
Не сбрасывайте со счетов.

Поэтому слышно нередко,
Если приходит беда,
«Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет или да?»

(Из к/ф «Единственная дорога») В дорогу живо или в гроб ложись.
Да, выбор небогатый перед нами.
Нас обрекли на медленную жизнь
Мы к ней для верности прикованы цепями.
А кое-кто поверил второпях,
Поверил без оглядки, бестолково,
Но разве это жизнь, когда в цепях,
Но разве это выбор, если скован.
Коварна нам оказанная милость,
Как зелье полоумных ворожих,
Смерть от своих за камнем притаилась,
И сзади тоже смерть, но от чужих.
Душа застыла, тело затекло,
И мы молчим, как подставные пешки,
А в лобовое грязное стекло
Глядит и скалится позор кривой усмешки.
И если бы оковы разломать,
Тогда бы мы и горло перегрызли
Тому, кто догадался приковать Нас узами цепей к хваленой жизни.
Неужто мы надеемся на что-то,
А, может быть, нам цель не по зубам?
Зачем стучимся в райские ворота
Костяшками по кованным скобам?
Нам предложили выход из войны,
Но вот какую заложили цену:
Мы к долгой жизни приговорены
Через вину, через позор, через измену.
Но стоит ли и жизнь такой цены?
Дорога не окончена, спокойно.
И в стороне от той большой войны
Еще возможно умереть достойно.
И рано нас равнять с болотной слизью,
Мы гнезд себе на гнили не совьем,
Мы не умрем мучительною жизнью,
Мы лучше верной смертью оживем.

Полчаса до атаки
Скоро снова под танки,
Снова слышать разрывов концерт.
А бойцу молодому
Передали из дома
Небольшой треугольный конверт.
И как будто не здесь ты,
Если почерк невесты,
Или пишут отец или мать,
Но случилось другое,
Видно, зря перед боем
Поспешили солдату письмо передать.
Там стояло сначала:
«Извини, что молчала.
Ждать не буду». И все. Весь листок.
Только снизу приписка:
«Уезжаю не близко
Ты спокойно воюй и прости, если что».
Вместе с первым разрывом
Парень крикнул тоскливо:
«Почтальон, что ты мне притащил?
За минуту до смерти
В треугольном конверте
Пулевое ренение я получил».
Он махнул из траншеи
С автоматом на шее,
От осколков беречься не стал,
И в бою под Москвою
Он обнялся с землею,
Только ветер обрывки письма разметал.

Грязь сегодня еще непролазней,
Сверху мразь, словно бог без штанов,
К черту дождь, у охотников праздник,
Нам сегодня стрелять кабанов.
Били в ведра и гнали к болоту,
Вытирая промокшие лбы,
Презирали лесов позолоту,
Поклонялись азарту пальбы.
Вы егерей за кровожадность не пинайте,
Вы охотников носите на руках.
Любим мы кабанье мясо в карбонате,
Обожаем кабанов в окороках.
И неважно, рычанье ли, плач ли,
Дух охотников неистребим,
Третий номер сегодня удачлив,
Три подранка лежат перед ним.
Кабанов не тревожила дума,
Почему и за что, как в плену.
Кабаны убегали от шума,
Чтоб навек обрести тишину.
Вылетали из ружей жаканы,
Без разбору разя наугад,
Будто радостно бил в барабаны
Боевой пионерский отряд.
Вы егерей за кровожадность не пинайте,
Вы охотников носите на руках.
Любим мы кабанье мясо в карбонате,
Обожаем кабанов в окороках.
Шум, костер и тушенка из банок,
И охотничья водка на стол.
Только полз присмиревший подранок,
Завороженно глядя на ствол.
А потом спирт плескался в канистре,
Спал азарт, будто выигран бой.
Снес подранку полчерепа выстрел,
И рога протрубили отбой.
Вы егерей за кровожадность не пинайте,
Вы охотников носите на руках.
Любим мы кабанье мясо в карбонате,
Обожаем кабанов в окороках.
Мне сказали они про охоту
Над угольями тушу вертя:
«Стосковались мы, видно, по фронту,
По атакам, да и по смертям».
Это вроде мы снова в пехоте,
Это вроде мы снова в штыки,
Это душу отводят в охоте
Уцелевшие фронтовики.
Вы егерей за кровожадность не пинайте,
Вы охотников носите на руках.
Любим мы кабанье мясо в карбонате,
Обожаем кабанов в окороках.

Хорошо, что за ревом не слышалось звука,
Что с позором своим был один на один.
Я замешкался возле открытого люка
И забыл пристегнуть карабин.
Мой инструктор помог и коленом пинок
Перейти этой слабости грань.
За обычное наше: «Смелее, сынок»
Принял я его сонную брань.
И оборвали крик мой, и обожгли мне щеки
Холодной острой бритвой восходящие потоки.
И звук обратно в печень мне вогнали вновь на вздохе
Веселые, беспечные воздушные потоки.
Я попал к ним в умелые, цепкие руки,
Мнут, швыряют меня, что хотят, то творят.
И с готовностью я сумасшедшие трюки
Выполняю, шутя, все подряд.
Есть ли в этом паденьи какой-то резон
Я узнаю потом, а пока,
То валился в лицо мне земной горизонт,
То шарахались вниз облака.
И обрывали крик мой, и выбривали щеки
Холодной острой бритвой восходящие потоки,
И вновь вгоняли в печень мне, упруги и жестоки,
Невидимые, встречные воздушные потоки.
Но рванул я кольцо на одном вдохновеньи,
Как рубаху от ворота или чеку.
Это было в случайном, свободном паденьи
Восемнадцать недолгих секунд.
А теперь некрасив я, горбат с двух сторон,
В каждом горбе спасительный шелк,
Я на цель устремлен, и влюблен, и влюблен
В затяжной, не случайный прыжок.
И обрывают крик мой, и выбривают щеки
Холодной острой бритвой восходящие потоки.
И проникают в печень мне на выдохе и вдохе
Бездушные и вечные воздушные потоки.
Беспримерный прыжок из глубин стратосферы.
По сигналу «Пошел!» Я шагнул в никуда.
За невидимой тенью безликой химеры,
За свободным паденьем айда.
Я пробьюсь сквозь воздушную тьму,
Хоть условья паденья не те.
Но и падать свободно нельзя потому,
Что мы падаем не в пустоте.
И обрывают крик мой, и выбривают щеки
Холодной острой бритвой восходящие потоки.
На мне мешки заплечные, встречаю руки в боки
Прямые, безупречные воздушные потоки.
Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно:
«Не тяни за кольцо, скоро легкость придет».
До земли триста метров, сейчас будет поздно.
Ветер врет, обязательно врет.
Стропы рвут меня вверх, выстрел купола, стоп.
И как не было этих минут,
Нет свободных падений с высот,
Но зато есть свобода раскрыть парашют.
Мне охлаждают щеки и открывают веки,
Исполнены потоки забот о человеке.
Глазею ввысь печально я, там звезды одиноки,
И пью горизонтальные воздушные потоки.

Кто сказал, что сгорела дотла?
Больше в землю не бросите семя.
Кто сказал, что земля умерла?
Нет, она затаилась на время.
Материнство не взять у земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.
Как разрезы траншеи легли,
И воронки, как раны зияют,
Обнаженные нервы земли
Неземное страдание знают.
Она вынесет все, переждет.
Не записывай землю в калеки.
Кто сказал, что земля не поет,
Что она замолчала навеки?
Нет, звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь земля — это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу.
Кто поверил, что землю сожгли?
Нет, она затаилась на время.