Владимир Высоцкий - Книга 2

Я теперь в дураках,
Не уйти мне с земли,
Мне поставила суша капканы.
Не заметивши сходней,
На берег сошли, и навечно,
Мои капитаны.
Мне теперь не выйти в море
И не встретить их в пору,
Я сегодня в недоборе,
Со щита да в нищету
И теперь в моих песнях
Сплошные нули,
В них все больше про реки и раны.
Из своих кителей капитанских
Ушли, как из кожи,
Мои капитаны.
Мне теперь не выйти в море
И не встретить их в порту,
Ах, мой вечный санаторий
И оскомина во рту.
Капитаны мне скажут:
„Давай не скули“,
Ну, а я не скулю, волком вою,
Вы ж не просто с собой
Мои песни везли,
Вы везли мою душу с собою.
А мне теперь не выйти в море
И не встретить их в порту.
Ах, мой вечный санаторий,
И оскомина во рту.
Повстречались в порту
Толпы верных друзей,
И я с вами делил ваши лавры.
Мне казалось,
Я тоже сходил с кораблей
В эти Токио, Гамбурги, Гавры.
Но теперь не выйти в море
И не встретить их в порту.
Ах, мой вечный санаторий,
И оскомина во рту.
Я надеюсь,
Что море сильней площадей
И прочнее домов из бетона
Море лучший колдун,
Чем земной чародей,
И я встречу вас из Лиссабона.
Но мне теперь не выйти в море
И не встретить их в порту.
Я сегодня в недоборе,
Со щита да в нищету.
Я механиков вижу во тьме,
Шкиперов вижу я,
Что не бесятся с жира.
Капитаны по сходням идут
С танкеров, сухогрузов
Да и с пассажиров.
Нет, я снова выйду в море,
Снова встречу их в порту.
К черту вечный санаторий
И оскомину во рту.

Один чудак из партии геологов
Сказал мне, вылив грязь из сапога:
„Послал же бог на голову нам олухов,
Откуда нефть, когда кругом тайга?
А деньги вам отпущены, на тыщи те
Построить ресторан на берегу.
Вы ничего в Тюмени не отыщите,
В болото вы вгоняете деньгу!“
И шлю депеши в центр из Тюмени я:
„Дела идут, все более-менее“.
Мне отвечают, что у них сложилось мнение,
Что меньше „более“ у нас, а больше „менее“.
А мой рюкзак пустой на треть…
А с нефтью как? Да будет нефть!
Давно прошли открытий эпидемии,
И с лихорадкой поисков борьба,
И дали заключенье в академии:
„В Тюмени с нефтью полная труба“.
Нет бога нефти здесь, перекочую я,
Раз бога нет, не будет короля…
Но только вот нутром и носом чую я,
Что подо мной не мертвая земля.
И шлю депеши в центр из Тюмени я,
„Дела идут, все более-менее“
Мы роем землю, но пока у многих мнение,
Что меньше „более“ у нас, а больше „менее“.
Пустой рюкзак, исчезла снедь.
А с нефтью как? Да будет нефть!.
И нефть пошла, мы по болотам рыская,
Не на пол-литра выиграли спор:
Тюмень, сибирь, земля ханты-мансийская
Сквозила нефтью из открытых пор.
Моряк, с которым столько переругано,
Не помню уж с какого корабля,
Все перепутал и кричал испуганно:
„Земля! Глядите, братики, земля!“
И шлю депеши в центр из Тюмени я:
„Дела идут, все более-менее“.
Что прочь сомнения, что есть месторождения,
Что больше „менее“ у нас и меньше „более“.
Так я узнал, бог нефти есть,
И он сказал: „Бурите здесь“.
И бил фонтан и рассыпался искрами,
При свете их я бога увидал
По пояс голый он, с двумя канистрами,
Холодный душ из нефти принимал.
И ожила земля, и, помню, ночью я
На той земле танцующих людей.
Я счастлив, что превысив полномочия,
Мы взяли риск и вскрыли вены ей.
И шлю депеши в центр из Тюмени я:
Дела идут, все более-менее».
Мне поверили, и осталось мнение,
Что больше «более» У нас и меньше «менее».
Но подан знак: «Бурите здесь».
А с нефтью как? Да будет нефть!
Потом пошел и постучался в двери я,
А вот канистры в цель попали, в цвет,
Одну привез я к двери недоверия,
Другую внес в высокий кабинет.
Один чудак из партии геологов
Сказал мне, вылив грязь из сапога:
«Послал же бог на головы нам олухов,
Откуда нефть, когда кругом тайга?»

Штормит весь вечер, и пока
Заплаты пенные летают
Разорванные швы песка,
Я наблюдаю свысока,
Как волны головы ломают,
И я сочувствую слегка
Погибшим, но издалека.
Я слышу хрип и смертный стон,
И ярость, что не уцелели,
Еще бы — взять такой разгон,
Набраться сил, пробиться в щели
И голову сломать у цели.
И я сочувствую слегка
Погибшим, но издалека.
Ах, гривы белые судьбы,
Пред смертью словно хорошея
По зову боевой трубы
Взлетают волны на дыбы,
Ломают выгнутые шеи.
И мы сочувствуем слегка
Погибшим, но издалека.
А ветер снова в гребни бьет
И гривы пенные ерошит,
Волна барьера не возьмет,
Ей кто-то ноги подсечет,
И рухнет взмыленная лошадь.
И посочувствуют слегка
Погибшим, но издалека
Придет и мой черед вослед,
Мне дуют в спину, гонят к краю,
В душе предчувствия, как бред,
Что подломлю себе хребет
И тоже голову сломаю.
И посочувствуют слегка
Погибшему, издалека.
Так многие сидят в веках
На берегах и наблюдают,
Внимательно и зорко,
Как другие рядом на камнях
Хребты и головы ломают.
Они сочувствуют слегка
Погибшим, но издалека.

Один музыкант объяснял мне пространно,
Что будто гитара свой век отжила,
Заменят гитару электроорганы,
Элекророяль и электропила.
Но гитара опять
Не хочет молчать,
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебрянными струнами.
Я слышал вчера, кто-то пел на бульваре,
И голос уверен, и голос красив,
Но мне показалось, устала гитара
Звенеть под его залихватский мотив.
И все опять
Не хочет молчать,
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебрянными струнами.
Электророяль мне, конечно, не пара,
Другие появятся с песней другой,
Но кажется мне, не уйдем мы с гитарой На заслуженный но нежеланный покой.
Гитара опять
Не хочет молчать,
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебрянными струнами.

Так дымно, что в зеркале нет отраженья
И даже напротив не видно лица.
И мары успели устать от куренья,
Но все-таки я допою до конца.

Все нужные ноты давно заиграли,
Сгорело, погасло вино в бокале,
Минутный порыв говорить пропал,
И лучше мне молча допить бокал.

Полгода не балует солнцем погода,
И души застыли под коркою льда,
И видно напрасно я жду ледохода,
И память на может согреть в холода

Все нужные ноты давно заиграли,
Сгорело, погасло вино в бокале,
Минутный порыв говорить пропал,
И лучше мне молча допить бокал.

В оркестре играют устало, сбиваясь.
Смыкается круг, не порвать мне кольца.
Спокойно я должен уйти, улыбаясь,
Но все-таки я допою до конца.

Все нужные ноты давно заиграли,
Сгорело, погасло вино в бокале.
Тусклей, равнодушней оскал зеркал,
И лучше мне молча допить бокал.

Нас тянет на дно, как балласты,
Мышцы легки, как фаланги,
А ноги закованы в ласты,
А наши тела — в акваланги.
В пучину не просто полезли,
Сжимаем до судорог скулы,
Боимся кесонной болезни,
А, может, немного акулы.
Замучила жажда, воды бы,
Красиво здесь — все это сказки,
Здесь лишь пучеглазые рыбы
Глядят удивленно нам в маски.
Понять ли лежащим в постели,
Изведать ли ищущим брода,
Нам нужно добраться до цели,
Где третий наш, без кислорода.
Мы плачем, пускай мы мужчины,
Застрял он в пещере коралла,
Как истинный рыцарь пучины,
Он умер с открытым забралом.
Пусть рок оказался живучим,
Он сделал что мог и должен.
Победу отпраздновал случай,
Ну, что же, мы завтра продолжим.