Иосиф Уткин - Стихотворения и поэмы

Холодный огонь непогоды.
Прожектор уперся в зенит.
Тяжелая обувь похода
По мерзлому грунту звенит.

Натружены до крови ноги.
Но только вперед и вперед
Упрямая воля дороги
Солдатскую ярость ведет.

Нет сил с непогодой бороться,
И стужа сердца леденит.
Но сзади глазами сиротства
Вослед им Россия глядит.

И глухо седыми ночами
В холодный и мутный простор
Стучит по дорогам молчанья
Солдатских сапог приговор!..

Полей предвечерняя небыль,
Похода размеренный шаг;
Пыля, пробирается в небо
Войны бесконечный большак.

Белеет старинная церковь
Над тихой и мирной рекой.
На куполе медленно меркнет
Степного заката покой.

Но с мирной природою в споре,
Как грозного времени тень,
Чернеет народное горе
Спаленных войной деревень.

Чернеет и справа и слева…
И слышно, как там, впереди,
Огонь орудийного гнева
Гудит у России в груди!

Сон короткий после боя
В переполненной избе.
Я укрылся с головою
Нежной мыслью о тебе.

Положил я в изголовье
Сумку верную свою,
Оборвав на полуслове
Пережитое в бою.

И уже через мгновенье —
Ни войны, ни маеты:
В легких тканях сновиденья
Надо мною только ты.

Отступает всё куда-то
(Только ты — и никого!)
Перед крепким сном солдата,
Крепким, как любовь его!

Когда, упав на поле боя —
И не в стихах, а наяву,—
Я вдруг увидел над собою
Живого взгляда синеву,

Когда склонилась надо мною
Страданья моего сестра, —
Боль сразу стала не такою:
Не так сильна, не так остра.

Меня как будто оросили
Живой и мертвою водой,
Как будто надо мной Россия
Склонилась русой головой!..

Два широких, два крыла
        Мчат меня в эфире;
Если б рядом ты была, —
        Было бы четыре.

Но в груди моей поет —
       Слышишь! — песня мести.
Значит, мы идем в полет,
        Дорогая, вместе.

Где же сердцу, не любя,
       Силы взять такие?
Я люблю, люблю тебя,
        Как одно с Россией!

Вас любовь в одно слила.
       И в моем полете
Вы вдвоем, как два крыла,
       В бой меня несете..

Полтава, чудный город!
Пусть не был я в нем сроду,
Он всё равно мне дорог,
Как дорог он народу.
Не зря его воспели.

Бесстрашный, он по праву
Стоял у колыбели
Отечественной славы!
Теперь он будет милым,

Родным для нас и близким
Еще и по могилам
На шляхе украинском,

За славный бой у лога,
За бой у переправы,
За Киев, за дорогу
На запад от Полтавы.

Закат. Приднепровские нивы.
Плетутся волы кое-как.
Колеса скрипят. И лениво
Сосет свою люльку чумак.

И вдруг, замахнувшийся было,
Застынет в руке его кнут:
То город, душе его милый,
То Киева главы всплывут!

И, чувству святому внимая,
Слезает с арбы кое-как,
Широкую шляпу снимает
И крестится долго чумак…

Привал у переправы —
Заправка невзначай;
Танкисты всей оравой
Устало пили чай.

Река траву колышет,
Волна о берег бьет.
И вдруг танкисты слышат,
Что девушка поет.

Поет она печально
На правом берегу.
…Бросает чай начальник:
«Гвардейцы… не могу!»

Идет к машине быстро.
Встает за ним народ.
Бросают чай танкисты —
По танкам — и вперед!

Забыли про усталость —
Летят вперед, как вихрь.
…Украйна, им казалось,
Зовет на помощь их.

Немцы Женьке говорят:
«Где Заслонов? Где отряд?
Говори нам всё подряд,
Слышишь?»
                     — «Я не знаю…»

— «Где оружие? Где склад?
Скажешь — деньги, шоколад,
Нет — веревка и приклад,
Понял?»
                  — «Я не знаю…»

Немец курит — Женьку жжет.
Женька терпит, Женька ждет —
Молчит на допросе:
Заслонов не бросит.

…Утро. Площадь. Солнце. Свет.
Виселица. Сельсовет.
Партизан не видно.
Женька думает: «Капут,
Наши, видно, не придут,
Помирать мне, видно».

Вспомнил мать. Отца. Семью.
Сестру дорогую.
…А палач одну скамью
Ставит на другую.
«Лезь…»
                          — «Ну, всё!» —
                                                         И Женька влез.
…Сверху небо. Справа — лес.
Грустными глазами
Оглядел он ширь небес,
Поглядел опять на лес,
Поглядел… и замер.

Явь ли это, или сон?!
Рожью, полем — с трех сторон —
Мчатся партизаны.
Впереди Заслонов — вскачь.
Ближе… ближе!
А палач
Своим делом занят.
Смерил петлю — в самый раз.
Усмехнулся — ждет приказ.
…Офицер:
                        «В последний раз…
Где есть партизаны?
Где Заслонов?»

Женька: «Где?
— На земле и на воде.
— И в овсе и в хлебе.
— И в лесу и в небе.
— На гумне и в поле.
— На дворе и в школе.

— В церкви… в лодке рыбака.
— В избе за стеною.
— У тебя у дурака
Фрица… за спиною!»

Оглянулся фриц и — хлоп,
И упал со стоном:
Прямо с ходу немцу в лоб
Угодил Заслонов.

Бывало, скажут: Киев —
Пойдут сады, поля.
И встанут — вот такие! —
Гвардейцы-тополя.

Теперь же Киев древний
Без тополей вокруг!
…Казненные деревья
Лежат в пыли без рук.

На мостовых обрывки
Старинных русских книг,
На улицах обрывки
Немецких фраз и крик.

А улицы глухие —
Хоть до утра кричи.
И это — город Киев…
Ну, ладно ж, палачи!

На гребень, крутой и покатый,
Закат разгоравшийся лез.
И тихую охру заката
Впитали долина и лес.

У шумного детского сада
Смолкает игра детворы.
Овчина огромного стада,
Цепляясь, сползает с горы.

Успевшая было померкнуть,
Река в небеса потекла,
Старинная белая церковь
Открыла опять купола.

Над светлой вершиной нагорной
Пылал золотистый уют,
Как в кузнице старой над горном.
Где счастье людское куют.

Камни острые, оскалясь,
Из морской воды торчат.
Волны, к берегу ласкаясь,
Что-то нежное ворчат.

Берег, видимо, не верит.
Волны берегу грозят.
Но отталкивает берег
Волны нежные назад.

Волны с плачем отползают,
Будто жалуясь в тоске.
Отползут… И пена злая
Остается на песке.