Ирина Ратушинская - Стихотворения. Книга стихов

Так серьёзно —
как ребёнок снизу: во все глаза!
Так морозно —
как этапный путь: никогда в назад!
Так смертельно —
как рубаху надеть перед тем, как лечь!
Огнестрельно
(Это значит — насквозь)
проникнет речь:
От бессонной матери, что встаёт на рёв,
Отговаривая ото страшных снов,
От безногого, порубленного войной
(Непонятны слова, но понятен вой),
Ото школьной доски под сухим мелком,
От угрюмой очереди за молоком —
До печёнок!
До мозга (кажись, спинной) —
Проникает, и властвует надо мной.
И уже не отпустит,
И я её
Не пущу в заморское забытьё:
Проросли (и я сквозь неё — трава),
Прикипели (татарским свинцом — в слова:
— Дайте крест!
И — хрип. И глазницы — ввысь.)
И уже не разнимут казённым «брысь!»
Лютой мукой плачено за любовь,
И не страшно банальнейшей рифмы «кровь»
Я — твоё дитя —
Незаконное,
Бесцензурное,
Заоконное,
На крыльцо в кожухе положенное,
Сытым змеем спьяна недожранное —
Присягаю —
От порванных вещих струн
До бухого мата на том ветру,
Что продул до косточек, на твоём:
Выживать — вдвоём,
Подыхать — вдвоём
Обрекаю себя — да твоим крестом!
И стою на том.
И паду — на том.

Шесть тысяч — и свидетели берёзы —
Расстрелянных и взятых на ножи...
Про молодых черниц святые слёзы
Хоть ты, лесная глина, расскажи!
Они кричали в тучи грозовые
Про Страшный Суд, разорваны в клочки.
И долго находили неживые
Предметы: крестики и башмачки
На этом месте. А мордвин, плетущий
Колючую ограду, был тогда
Курносым пацаном... Живи, живущий!
Но помни перед Богом те года.

Взрослым ангелам нужно терпенье:
И у них там своя малышня.
Соберёшься лететь с порученьем —
Так и плачут: — Возьмите меня!

Объясняешь: там боль и ненастье,
Там война и чужая вина,
Там так трудно мечтают о счастье —
Том, что тут вам навеки — сполна!

Но глядят убеждённо и свято:
— Мы большие... Возьмите сейчас!
Мы слыхали: зовут из кроваток
Те, что очень похожи на нас!

И потом, вечерами, по-детски
Повторяют земные слова:
— Как зовут то созвездье?
— Донецком.
— А вон то, что побольше?
— Москва.

Радуйся, дикий мой сокол:
Нам день для охоты,
Радуйся, дикий мой конь:
Позабудь про узду.
По июньским холмам
Пронесёмся мы бегом и лётом,
А под вечер Господь
Нам затеплит большую звезду.
Приютивших нас на ночь
Мы щедро одарим добычей,
Разбудившую девушку
Звонким одарим кольцом...
Улыбнись, моя радость,
Услышав, как соколы кличут!
Если сына родишь —
Извести меня первым гонцом.

Добрый вечер, мой мальчик.
Ты снова один,
Рвёшь бумагу неловким пером.
Фонари усложняют узоры гардин.
Лупит в окна зима, как погром.
И до судорог ясно, что чушь на листе,
И по-детски заманчива смерть.
Только там, в погремушечной пустоте,
Бьются зёрна о круглую твердь.
Не сейчас тебе встать,
И погибнуть не тут
Вам с пером, неразлучным двоим.
Эти зёрна, мой мальчик, ещё прорастут
Сквозь невзрослые рёбра твои.

Ах, железный сентябрь!
Дети — в школу,
Яблоки — на винный завод,
А тебя — в тюрьму.
Небо скинуло звёзды
И нынче голо.
Особенно пусто утром:
Поровну. Никому.
Особенно гол металл:
Куда там нудистам!
Но стократ срамней,
когда он чем-то прикрыт.
На прогулке (руки назад!) —
Вороний диспут:
Допустимо ли вольной пташке
Жрать из корыт
Человечьего зоопарка?
Они как сетка
В жёстком воздухе, и от них черно.
Облетают мудрые перья, легко и метко.
Ни одно не упало белое.
Ни одно.
Ах, весёлый сентябрь!
Бесшабашность
Полуптичьих костей:
Держись, молодая голь!
Слушай, выкормыш-век,
как часы на башне
Отмеряют пайку небес:
— Соль.
— Хлеб.
— Соль.

Белый ворон, белый ворон,
Что ты крутишь надо мной?
Ты же знаешь, что не скоро
Белой пропасти земной
За утраченного братца,
На исходе черна дня —
Отворяться,
Отворяться,
Отворяться для меня!
Белый ворон, что ты лезешь
На развилки без дорог?
Указатели — в железе,
Хоть бы лапы поберёг!
Видишь — чёрные седины
Правят веком под конвой?
Серединой,
Серединой
Пролети, пока живой.
Ах ты, чокнутая птица!
Не отстанет, хоть кричи...
И не спится,
И не снится,
И не плачется в ночи.
Белый ворон, ты упрямый:
Раньше всех пришёл ко мне —
Декабрями,
Декабрями,
Чёрным бликом на окне.
Так не бейся на пороге,
Сядь на левое плечо.
— Что ж, тепло ль тебе в остроге?
— Где ты греешь — горячо!

За блаженные вопли цикады,
За упорство калёных кремней —
Наши души вернутся в Элладу
Для прощального круга над ней.
На исходе оборванной пряжи,
Сдавши глине дыханье и вес,
Все леса и скалистые кряжи
Мы увидим с горячих небес.
А тогда засмеёмся счастливо,
И возница коней охлестнёт.
Перекрученной веткой олива
Нам небрежно по ветру плеснёт.

Птичьи темы, вы мучили, не умея
Отогреть назад, когда отравят мотив,
Так и шли за вами в небо, немея,
Не успев последней строки, но её простив.

Птичьи темы, вы свыше роняли перья,
Чтобы ранить листы: за тысячи лет кровят!
И по всем колыбелям да каторгам шли поверья,
Что нашедший вовек несчастен будет и свят.

И корились вам, порой ребячьи бунтуя,
И кидались на рельсы века, как на ножи.
Не на вас ли парады побед буксуют?
Не от вас ли мрут, уже не умея лжи?

Нет на вас ни кодексов, ни презумпций.
Всех восточных зверств провокаторы — соловьи...
Лишь одно вы честно дали своим безумцам:
Привилегию, что их порешат — свои.

Кого в степи настигли вскачь,
Кого казнят на площади...
Святая Дева, ты не плачь.
Ты наших женщин пощади.

Ты помоги рожать мальцов,
Дай молока в пустую грудь.
Они сочтутся за отцов.
Когда-нибудь. Когда-нибудь.

Кто — из обугленных бойниц,
Кто — из-под каменной пыли...
Ты изо всех небесных птиц
Нам белых аистов пошли.

И помоги, чтоб встали те,
Кому в назначенном «потом»
Тебе в последней простоте
Шептать слова разбитым ртом.

Святая Дева, ты не плачь.
Ты наших женщин сохрани.
Пусть нам — застенок и палач,
А продолжают нас они.

Дай им поднять таких сынов,
Чтобы — глаза в глаза — как мы.
Убереги от страшных снов,
От мора, глада и тюрьмы,

Пока младенцы, а когда
Подымут головы — забудь
Бойцов — до Страшного Суда,
Но матерям наполни грудь.