Даниил Хармс - Том 1. Авиация превращений
1933
Часовой и Барбара
Запутался в системах черных знаков
И помощи не вижу. Мир шатается.
Часовой:
Теперь я окончательно запутался.
Не нужен ум и быстрая смекалка?
Я в мыслях щепки нахожу,
а в голове застряла палка,
отсохли ноги на посту,
из рук винтовка падает…
Пройдешь с трудом одну версту,
и мир тебя не разует.
Я погиб и опустился,
бородой совсем оброс,
в кучу снега превратился, победил меня мороз.
Барбара:
Часовой!
Часовой:
Гу-гу!
Барбара:
Часовой!
Часовой:
Гу-гу!
Барбара:
Часовой!
Часовой:
Гу-гу!
Барбара:
Я замерзаю!
Часовой:
Обожди, помогу!
Обожди мою подсобу.
Барбара:
Что же ты медлишь?
Часовой:
Я из будки вылезаю.
Барбара:
Ах, спаси мою особу!
Часовой:
Двигай пальцы на ногах,
чтоб они не побелели.
Где ты?
Барбара:
Гибну!
Часовой:
Гибнешь?
Барбара:
Ах!
Часовой:
Тут погибнешь в самом деле!
Барбара:
Уж и руки, словно плеть…
Часовой:
Тут недолго околеть.
Эка стужа навернула!
Так и дует и садит!
Из-за каждой снежной горки
зимних бурь встают подпорки,
ходят с треском облака,
птица в тоненьком кафтане
гибнет, крылышки сложив…
Если я покуда жив,
то шинель меня спасала
да кусок свинного сала.
Барбара:
Отмерзают руки-ноги,
снежный ком вползает в грудь.
Помогите, люди-боги,
помогите как нибудь!
Часовой:
Ну чего тебе, злодейка?
Эка баба закорюка!
Ну и время! Вот скамейка.
Посижу — да покурю-ка.
<август> 1933
«О том никто не скажет фразы…»
О том никто не скажет фразы
что не имеет, как Венера, фазы
К тому никто не стукнет в дверь
кто с посетителем как зверь
1 сентября 1933
«Я понял будучи в лесу…»
Я понял, будучи в лесу:
вода подобна колесу.
Так вот послушайте. Однажды
я погибал совсем от жажды,
живот водой мечтал надуться.
Я встал,
и ноги больше не плетутся.
Я сел,
и в окна льется свет.
Я лег,
и мысли больше нет.
2 сентября 1933
«подбегает он ко мне…»
Подбегает он ко мне
говорит: «останься тут»
подъезжает на коне
он под мышкой держит кнут.
Говорит: «останься здесь»
он подходит зол и пешь
с головы до пяток весь
улыбнувшись молвил: «ешь».
<2 сентября 1933>
«Захлопнув сочиненья том…»
Захлопнув сочиненья том
я целый день сидел с открытым ртом.
прочтя всего пятнадцать строк
я стал внезапно к жизни строг.
<Сентябрь 1933>
Приказ лошадям
Для быстрого движенья
по шумным площадям
пришло распоряженье
от Бога к лошадям:
скачи всегда в позиции
военного коня,
но если из милиции
при помощи огня
на тросе вверх подвешенном
в коробке жестяной
мелькнет в движеньи бешеном
фонарик над стеной,
пугая красной вспышкой
идущую толпу,
беги мгновенно мышкой
к фонарному столбу,
покорно и с терпением
зеленый жди сигнал,
борясь в груди с биением,
где кровь бежит в канал
от сердца расходящийся
не в виде тех кусков
в музее находящихся,
а виде волосков,
и сердца трепетание
удачно поборов,
пустись опять в скитание
покуда ты здоров.
3 сентября 1933
«Вошла Елизавета…»
Вошла Елизавета
в большой, прекрасный дом
центрального Совета.
Вошла с открытым ртом.
<сентябрь 1933>
О водяных кругах
Нуль плавал по воде.
Мы говорили: это круг,
должно быть, кто-то
бросил в воду камень.
Здесь Петька Прохоров гулял —
вот след его сапог с подковками.
Он создал этот круг.
Давайте нам скорей картон и краски,
мы зарисуем Петькино творенье.
И будет Прохоров звучать, как Пушкин.
И много лет спустя
подумают потомки:
«Вот Прохоров когда-то,
должно быть, славный был художник».
И будут детям назидать:
«Бросайте, дети, в воду камни.
Рождает камень круг,
а круг рождает мысль.
А мысль, вызванная кругом,
зовет из мрака к свету нуль».
«На коня вскочил и в стремя…»
На коня вскочил и в стремя
ногу твёрдую вонзил
Пётр Келлер. В это время
сверху дождик моросил.
С глазом шорою прикрытым
в нетерпенье конь плясал
и подкованным копытом
дом и площадь потрясал.
На крыльце Мария с внуком
тихо плакали в платок,
и сердца их громким стуком
отражались в потолок.
25 сентября 1933
Подруга
На твоем лице, подруга,
два точильщика-жука
начертили сто два круга
цифру семь и букву К.
Над тобой проходят годы,
хладный рот позеленел,
лопнул глаз от злой погоды,
в ноздрях ветер зазвенел.
Что в душе твоей творится,
я не знаю. Только вдруг
может с треском раствориться
дум твоих большой сундук.
И тогда понятен сразу
будет всем твой сладкий сон.
И твой дух, подобно газу,
из груди умчится вон.
Что ты ждешь? Планет смятенья
иль движенье звездных толп?
или ждешь судеб смятенья,
опершись рукой на столб?
Или ждешь, пока желанье
из небес к тебе слетит
и груди твоей дыханье
мысль в слово превратит?
Мы живем не полным ходом,
не считаем наших дней,
но минуты с каждым годом
все становятся длинней.
С каждым часом гнев и скупость
ловят нас в свой мрачный круг,
и к земле былая глупость
опускает взоры вдруг.
И тогда, настроив лиру
и услышав лиры звон,
будем петь. И будет миру
наша песня точно сон.
И быстрей помчатся реки,
И с высоких берегов
будешь ты, поднявши веки
бесконечный ряд веков
Наблюдать холодным оком
нашу славу каждый день.
и на лбу твоем высоком
никогда не ляжет тень.
1933
Карпатами — горбатыми
Всю покорив Азию
На метле теперь несусь над Карпатами.
Деревяшка лесная к земле пригнулась
Хромая старуха бежит за цыплёнком
Длинной ногой через лужи скачет
А короткой семенит по травке
Всю покорив Азию
На метле теперь несусь над Карпатами
Треплет ветер колпак на моем затылке
Режет ветер ноздри мне
Под рубашку залетает
Раздувает рукава
Вон гора на моем пути
Палкой гору моментально сокрушаю
Орла тюкнул по голове палкой
Он вниз полетел как бумажка
Хлоп! Воробей в моём кулаке
Ногами болтаю.
Горный воздух глотаю.
Летит моё тело.
Какое мне дело
<1933>