Эдуард Лимонов - Стихотворения

Я вас люблю так солнечно-легко
Мне как бы в кровь вкололи вашу тайну
Я вас впитал бесспорно с молоком
Но в молоко проникли вы случайно

Не этот мир. Не этот жалкий мир
Мне вас прислал мир страстный и надменный
Мир молодой стремительный и пенный
Где нимфу вод преследует сатир

Где вдоль ручья след маленький ступни
А на камнях сыр козий недоеден
Где дух вина и где никто не беден
Где наконец и ты и я одни

Ну доберусь до маленьких сосцов!
Лишь протяну желающие руки
До тела нежной девочки и суки
С беглянки нимфочки сорвав ее покров

Ты вся испуг и резкий поворот
И полусмех и «нет» и «да» и «можно»
«О уходи!» — ты шепчешь мне тревожно
протягивая мне живот и рот…

Я вас люблю. Я вас люблю. Тебя!
Мне никогда не выпить вас Елена
Все тело вас любя и теребя
Все уголки изведав постепенно…

Ты сидишь на скамейке французского старого парка
Хоть и лето… увы, почему-то не жарко
Пробегают у парка по всем направленьям авто
Так прохладно в июне, что в пору одеть бы пальто

У тебя столько опыта в русской груди
Но куда с этим опытом… сколько веков впереди?
Ты все знаешь: что плохо, что честно, а это — красиво…
Ты все знаешь? Зачем же живешь несчастливо?

Почему на лице твоем хмурая тень
Если знаешь — красивую мину надень…

Ты сидишь. Плутоватые школьницы быстро бегут из лицея
Пары, тройки спешат, или еле идут как болея
Накопленья в глазах и плечах и коленях
Не проснувшейся страсти и жирной младенческой лени

Плотоядную булку жуя с шоколадной конфетой
Ты — французская школьница входишь в холодное лето
Хрупким жуликом, подняты плечи и усики тонки
Я гляжу как проходят мадамы-ребенки.

Нежной шляпкою плотно прикрыв лысоватое темя
Неудобный старик обгоняет прошедшее время
И завязаны в узел шоссе и мостов злые жилы…
Парижане веков, холодов мировых старожилы

Мы длиннее поем наши песни строку развивая
А над ними тоска всех часов мировых, боевая…

Дама исчезает…
Ветер лист срывает
Туча наползает вдруг
Пусто на скамейке
Нет в саду еврейки
Грустно стало, — милый друг…

Очень грустно стало
Ветка вдруг упала
Катер протащился вниз
Ищут что ли трупа?
Доктор смотрит глупо
Полицейский пьян и сиз…

Трупов нет, не видно
Всей команде стыдно
В воду что глядели зря
Воду наблюдали
Трупы-то искали
Револьверами горя…

Хорошо и скушно быть поэтом
Только русским комариным летом
На старинной даче с самоваром
Хорошо поэтом быть нестарым
Да еще с бутылкою порой
Обнимаясь тонкою рукой

И грибы — отрада для желудка
В лес пойдешь — загадочно и жутко
И с подругой Леной у воды
Вы плюете в темные пруды

Ходит бабка как больной ребенок
Колокольню видно за горой
И когда пойдешь отлить спросонок
То раздавишь ягоды ногой

Хорошо поэтом быть в России
Но теперь Россия на замке
И цветы косые и кривые
У меня в протянутой руке

Бог простит земельныя уродцы
И без нас там что-то происходит
Каждый день встают большие солнцы
И под вечер солнышко заходит

Я ходил в супермаркеты вместо дворцов
Проводил я там множество тихих часов
Злобно слушая музыку, о дорогая!
И скопления мяса кровавых кусков
Реквизитом казались мне рая…

Я дрожал перед стендами. Горы еды
Моря пива и реки шипящей воды
Ударяли мне в челюсти, их омывая
Разминая в кармане горсть теплых монет
Ощущал я как хрупок мой хрупкий скелет
Под одеждой дрожит, распухая

Я ходил в супермаркеты… Там как Мельмот
Я топтался часами. Презрительно рот
Искривлялся в улыбочке бритвенно-тонкой
Вы хотите чтоб после, я род бы людской
Я любил бы как прежде. Как червь городской
Умилялся мадонне с ребенком..?

Демонстранты идут по майской земле
Их столько лежит уже в тепле
На кладбище парок и мусор сгребли
От порта удаляются корабли

Отец заменяет в кармане платок
Душит затылок, скрывает плешь
В мае всегда винный дымок
Красиво одетый пирог ешь

Мама танцует и папа плясал
Да только присел он — устал
Звучит гитара. А задний план
На кладбище мочится хулиган

Сирень как безумная прет из земли
В порт Туапсе пришли корабли
Сидят моряки — пьют красный кисель
Качает ветер сухую качель

Пыльный наш двор, фазан да павлин
Две книжки Фройда читает наш сын
Добавив Гамсуна книгу «Голод»
Поймем что ужасен, уныл и молод

Бродяга купается в майских волнах
Над плавучей столовой развевается флаг
Медузы плывут. Валунов нанесло
И тухлая рыба воняет не зло

Перевернут баркас. Натянут канат
Две шерстинки пеньки из каната торчат
Мокрое дерево сложено в кучи
С моря идут полотняные тучи

Желтое что-то надев. Погрустив
Бродяга бросает Туапсинский залив

И уходит на станцию вдоль порта стены
И видит на станции станционные сны…

По светским раутам гуляя доктором Джакилем
Он удивлял народ одежды элегантным стилем
Но выпив из пробирки смесь шипучую
Растрепанным злодеем становился с кровью жгучею
И назывался ночью, — мистер Хайд…
Был мост над речкой… (Темза или Клайд..?)

И ветер дул, морщины неба раздвигая…
Вот мистер Хайд, зловеще приседая
И зверем волком ногу волоча
Покинул дом приличного врача
Спешит сквозь дождь терзать красивую брюнетку
Которую поймал он в золотую клетку
Лишив работы в результате крупного скандала…

Терзает… бьет… Она кричит… Ему все мало
Вращая бешено зрачками по белкам
Аккомпанирует ненастным небесам
Расшлепанным рисунком рта охального
И непричесанными волосами…
Он рвет на ней скорлупку платья бального!
Брюнетка щеголяет телесами…

И складок как английский торт Джакиль
В пробирках он выращивает гниль
Влюблен в дебелую профессорскую дочку
О нравы буржуазные среды!
Гуляет с нею в парках у воды
Но все ж содрать стесняется сорочку!

Сегодня лидер оппозиции
звонил правительству с утра
что революция в столице, и,
«власть отдавать уже пора»

В ответ «путана», в трубку харкнули
и связь прервалась. Лидер встал.
Сказал: «Ну что же, будет жарко им
Дворец остался и вокзал»

Четыре танка стали серые
у президентского дворца
Спокоен президент «Я верую…»
Но пляшут губы у лица

По радио Бетховен, Моцартом,
перемежаемый порой
Отрыгивает пламя косо ртом
повстанцев пушка за горой

Хоть семь утра, но жар сгущается.
Уже готовы те и те.
И ночь поспешная кончается,
и день страшит их до костей

Майор Ривера гладко выбритый
засовывает в горло кольт,
и бренди прошлой ночью выпитый
печёт желудок тыщей вольт

С посольской крыши с жопой бабочки
слетел последний вертолёт.
Посол Вудстокер нервно сняв очки
из фляги виски жадно пьёт

Советник жжёт дела секретные
а звёздно-полосатый гад
сползает нехотя, конфетный, и,
вдруг падает, накрывши сад

Антонио (племянник Санчеса)
пятнадцать лет сегодня бьёт,
но ровно через два часа
в мальчишку пуля попадёт

на ляжке револьвер с брелоками,
«Калашников» в другой руке,
он упадёт и брызнув соками
замрёт на каменном куске…

Капрал Родриго жадно держится
за Мэри-Анны белый круп
и семя медлит, медлит, нежится
стекает девке между губ…

Сейчас он вскочит. Вдруг оденется
покинет девку и постель
(капрала пуля ждёт) он ленится
а девка сонно моет щель

. . . . . . . . . .
Смеётся лидер оппозиции —
Горбатый человек в очках.
Уж журналистов (бледнолицые!)
подвёз автобус второпях…