Валерий Брюсов - Сочинения

Душа томится надеждой тщетной
Вернуть былую, святую мощь…
Как всё поблекло – так незаметно! —
Как бледно небо и зелень рощ!

Дрожит вершина родной березы,
Вот трясогузка трясет хвостом…
Я помню смутно живые грезы
И счастье жизни в глухом былом…

Бежал бы прежде я в это поле,
Я пил бы запах медвяных трав…
Но чую в теле, но чую в воле
Гнет беспощадный земных отрав.

Ах, слишком много я жаждал видеть,
Искал видений, волшебных снов,
Умел любить я, смел ненавидеть…
И стали страсти – как груз оков!

В листву березы бьет солнце ярко,
И птицы громко кричат «чьи-чьи»!
О, свод небесный! победы арка!
Войду ль в оковах в врата твои!

Я видел много городов,
И малых и больших,
Я слышал сонмы голосов,
Гудящих в стенах их.

Я видел склоны грозных гор,
Ширь радостных морей,
Я знал восторг, я знал позор,
Все омуты страстей.

Что ж мне осталось в мире сем?
Он предо мной – как склеп.
Я песни пел, – и вот я нем,
Я видел огнь, – и слеп!.

Я помню: ненависть, любовь,
Молитвы, ужас, бред…
Ужели начинать мне вновь
Весь круг былых побед?

Где новый Дант? другой Шекспир?
Невиданный закат?
Я до конца прошел весь мир,
И нет путей назад!

Озими зеленые, оголенный лес,
Небо серо-синее, мертвые цветы,
Станции заброшенной сумрачный навес,
И в мечтах задумчивых – маленькая ты.

Милый мой воробушек! ты клюешь подсолнух,
Прыгаешь доверчиво, смело предо мной;
Оба мы купаемся в предосенних волнах:
Ты с своей заботою, я с своей мечтой.

Пусть, бросая в воздух бело-серый дым,
Мимо нас стремительно мчатся поезда, —
Мы живем мгновением, кратким и одним,
Мы мгновеньем счастливы, нынче, как всегда.

Осень пусть кончается; взвеют вихрем вьюги
Белый снег над яркостью поздних озимей,
Будут мертвы бороны, будут мертвы плуги.
Ты зиме доверишься, я – мечте моей.

Прыгает воробушек, облака ползут,
Лес стоит безжизненный над простором нив,
Хорошо довериться быстрым снам минут,
Чувствовать, что в вечность я влюблен и жив.

Так повелел всесильный Демиург,
Чтоб были люди ремеслом различны.
Тот – плотник, тот – купец, тот – драматург,
Те – камни класть, те – суд вести привычны.

Но ты – ты выбрал жребий необычный:
Художник ты, и также ты хирург!
Ты лечишь люд, и сельский и столичный,
И пишешь нам блеск дня и темень пург.

Так ты творца провел лукаво за нос,
Нарушив, им назначенный, устав:
Ты – разен, как Протей, двулик, как Янус!

Прими же от меня, средь разных слав,
И мой сонет, что преломил, как в призме,
Недавний спор о материализме.

Двадцать лет назад ты умерла.
Как же нынче снова ты пришла
В тихом сне, ко мне, – с лицом печальным,
С тихим голосом, как будто дальним,
Та же, та же, что была тогда!
Пред тобой я плакал без стыда
О годах, прожитых бесполезно.
Ты сказала тихо: «Ночью звездной,
Здесь, в каких-то четырех стенах,
Ты уснешь на белых простынях,
И в стране, где счастие безбрежней,
Встречу я тебя улыбкой прежней!»
Облелеян нежностью былой,
Снова был я мальчиком с тобой,
Целовал протянутые руки,
И, чрез годы медленной разлуки,
Душу скорбную ласкала вновь
Первая блаженная любовь.

Как ангел тьмы и ангел света,
Две тени строгие со мной,
И властно требуют ответа
За каждый день и подвиг мой.

Один, «со взором серафима»,
Лелеет сон моей души,
Другой, смеясь, проходит мимо
И дерзко говорит: спеши!

Но лишь я вслед за ним дерзаю,
Бросаясь в гибельный хаос, —
Другой зовет к земному маю,
К блаженству думы, к счастью слез.

И каждый вечер – двое! двое!
Мне произносят приговор:
Тот – неземное, тот – земное,
Кляня, как ужас и позор.

Но неземное сходно с бездной,
В которую готов я пасть,
А над земным свой полог звездный
Волшебно распростерла страсть.

И я, теряя в жизни грани,
Не зная, душу где сберечь,
В порыве темных отрицаний
На ангелов взношу свой меч!

Уже овеянная тенями,
Встречая предзакатный свет,
Там, за пройденными ступенями, —
Мечта моих начальных лет!

Все тот же лик, слегка мечтательный,
Все тот же детски-нежный взор,
В нем не вопрос, – привет ласкательный,
В нем всепрощенье, – не укор.

Все клятвы молодости преданы,
Что я вручал когда-то ей,
До дна все омуты изведаны
Безумств, желаний и страстей.

Но в ней нетленно живо прежнее,
Пред ней я тот же, как тогда, —
И вновь смелее, безмятежнее
Смотрю на долгие года.

Она хранит цветы весенние,
Нетленные в иных мирах,
И так же верю прежней Дженни я,
И те же клятвы на устах.

Давно, средь всех соблазнов мира,
Одно избрал я божество,
На грозном пьедестале – лира,
Лук беспощадный в длани бога,
В чертах надменных – торжество.

Я с детства верен стреловержцу,
Тому, кем поражен Пифон,
И любо пламенному сердцу,
Когда в душе кипит тревога
В предчувствии, что близок он.

Иду меж торжищ и святилищ,
Слежу земные суеты;
Но в тайнике моих хранилищ
Я берегу одно лишь: гимнам
Мной посвященные листы.

Меня венчают иль поносят,
Мне дела нет. Как клевету,
Приемлю лавр, что мне подносят,
И в блеске дня, и в мраке дымном
Храня свободную мечту.

Нет тебе на свете равных,
Стародавняя Москва!
Блеском дней, вовеки славных,
Будешь ты всегда жива!

Град, что строил Долгорукий
Посреди глухих лесов,
Вознесли любовно внуки
Выше прочих городов!

Здесь Иван Васильич Третий
Иго рабства раздробил,
Здесь, за длинный ряд столетий,
Был источник наших сил.

Здесь нашла свою препону
Поляков надменных рать;
Здесь пришлось Наполеону
Зыбкость счастья разгадать.

Здесь, как было, так и ныне —
Сердце всей Руси святой,
Здесь стоят ее святыни,
За кремлевскою стеной!

Здесь пути перекрестились
Ото всех шести морей,
Здесь великие учились —
Верить родине своей!

Расширяясь, возрастая,
Вся в дворцах и вся в садах,
Ты стоишь, Москва святая,
На своих семи холмах.

Ты стоишь, сияя златом
Необъятных куполов,
Над Востоком и Закатом
Зыбля зов колоколов!

Прости мой стих, безумьем гневный,
Прости мой смех, на стон похожий!
Измучен пыткой ежедневной,
Я слез твоих не разгадал!

Мы снова брошены на ложе,
И ты рукой, почти бессильной,
Но все торжественней, все строже
Мне подаешь святой фиал.

Кругом чернеет мрак могильный,
Жизнь далеко, ее не слышно,
Не это ль склеп, глухой и пыльный, —
Но ты со мной – и счастлив я.

– Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!
– Что же будет, что же будет с прежней тьмой?
– Тьма исчезнет, тьма растает в блеске дня!
– Ах, уже лучи, как пламя, жгут меня!
– Будь же счастлив, будь же светел в светлый час!
– Таю в блеске, исчезаю, я – погас.
– Что же ты не славишь в песне вечный свет?
– У того, кто гаснет в свете, песен нет.
– Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!
– Вижу свет, но я окутан прежней тьмой.

Чуть видные слова седого манускрипта,
Божественный покой таинственных могил,
И веянье вокруг незримых дивных крыл, —
Вот, что мечталось мне при имени Египта.

Но всё кругом не то! Под тенью эвкалипта
Толпятся нищие. Дым парохода скрыл
От взглядов даль песков, и мутен желтый Нил.
Гнусавый вой молитв доносится из крипта.

Я вечером вернусь в сверкающий отель
И, с томиком Ренье прилегши на постель,
Перенесусь мечтой на буйный берег Сены.

О, гордый фараон, безжалостный Рамсес!
Твой страшный мир погиб, развеялся, исчез, —
И Хронос празднует бесчисленные смены.