Борис Гребенщиков - Песни (сборник)

Красная река
Поперек моего пути.
Я помню, что шел,
Но вспомнить куда – не могу.
И кажется легко –
Переплыть, перейти,
И вдруг видишь самого себя
Как вкопанного на берегу.

У красной реки
Крылья небесной зари.
В красной реке
Вода точь-в-точь моя кровь.
Ты хочешь что-то сказать,
Помолчи немного, не говори –
Все уже сказано,
Сказано тысячу раз,
Нет смысла повторять это вновь.

А твоя красота – свет в окне
Потерянному в снегах.
Твоя красота ошеломляет меня –
Я не могу устоять на ногах,
Но чтобы пробиться к воде,
Нужно сердцем растопить этот лед,
А там сумрак и бесконечный путь,
Который никуда не ведет.

Нет сделанного,
Чего не мог бы сделать кто-то другой.
Нет перешедшего реку
И неперешедшего нет.
Но когда это солнце
Восходит над красной рекой –
Кто увидит вместе со мной,
Как вода превращается в свет.

Хватит развлекать меня, не то я завою.
Лучше скажем «нет!» насилью и разбою.
Скажем «нет!» разбою и насилью
И уподобимся Блаженному Василию.

Наша Ефросинья зависит от момента:
То божественна, а то амбивалентна.
Но кто не без греха, пусть первый бросит камень.
Из этой искры может возгореться пламень.
Найди семь отличий на этой картине,
А лучше неси сюда водку-мартини.
(Shaken not stirred!)

Моя профессия с утра до полвторого
Считать, что я – твоя Священная корова.
Священная корова, небесная манна,
Пускай питательна, но не всегда гуманна.
А если мы завязнем в болоте и тине,
Я буду первый, кто крикнет: «Эй! Водка-мартини!»
(Shaken not stirred!)

Коровы слышат,
Коровы знают,
Коровы в курсе,
Открой глаза, смотри: они взлетают!
Смотри, вот они взлетают!

Так мы летим вперед, и пусть мы не без пятен,
Но дым отечества нам сладок и приятен.
Спасибо солнцу, что у нас над головою,
Но будь готов, что я все равно завою –
Как нам не стыдно так погрязнуть в рутине.
Догадайся, что делать, когда нет мартини.
(Sorry, Mr. Bond!)

Какая прекрасная встреча,
Я благодарен судьбе,
Что наперекор всем законам
Мы встретимся в этой толпе.

Я буду здесь очень недолго,
Мой уход не заметит никто,
Дальнейшие тайные знаки
Вы найдете в кармане пальто.

Да, я могу видеть сквозь стены
И знать, что у вас на уме.
Меня не волнуют измены,
Я был слишком близко к земле.

И с этой поры мои окна
Выходят всегда на восход.
Снаружи я выгляжу камнем,
Но внутри у меня огнемет.

Ведь жизнь проста и прекрасна,
И всюду невидимый фронт.
Раньше они обращались ко мне:
Капитан Беллерофонт.

Со мной невозможно связаться,
Я мастер уйти и утечь.
За мной барабаны Магриба
И черная злая картечь.

Я вижу по вырезу платья,
Что главный ваш груз под водой.
Формально мы мало знакомы,
Но завтра я буду с тобой.

Ведь жизнь проста и прекрасна,
И всюду невидимый фронт.
Раньше они обращались ко мне:
Капитан…

Жизнь проста и прекрасна,
И всюду невидимый фронт.
Раньше они обращались ко мне:
Капитан Беллерофонт!

Мы держались так долго, как только могли,
Но туда и сюда – напрочь забыли пин-код.
И теперь мы скользим, не касаясь земли,
И бьемся в стену, хотя с рождения знали, где вход.

Но тяжелое время сомнений пришло и ушло,
Рука славы сгорела, и пепел рассыпан, и смесь
Вылита. И тому, кто тут держит весло,
Сообщите, что Тайный Узбек уже здесь.

Три старухи в подвале, закутанные в тряпье,
Но прядущие драгоценную нить,
Знают, как знает тот, кто пьет, опершись на копье,
И как знают все те, кому нечем и незачем пить.

Так раструбите на всю бесконечную степь
Сквозь горящий туман и мутно-зеленую взвесь
Добывающим соль и ласково сеющим хлеб,
Шепните им, что Тайный Узбек уже здесь.

Он не «за», он не «против», он занят другим, как Басе.
Он не распоряжается ничьей судьбой,
Просто там, где он появляется, все
Происходит словно само собой.

Так передайте всем тем, кто долго был выгнут дугой,
Что нет смысла скрывать больше тупость, и жадность, и спесь,
И бессмысленно делать вид, что ты кто-то другой,
Когда Тайный Узбек уже здесь.

И даже если нам всем запереться в глухую тюрьму,
Сжечь самолеты, расформировать поезда –
Это вовсе не помешает ему
Перебраться из там-где-он-есть к нам сюда.

И повторяю, что это не повод рыдать и кричать,
Все останется точно таким, как все есть,
А те, кто знают, в чем дело, знают и будут молчать,
Потому что Тайный Узбек уже здесь.

Он приходит, когда к этому никто не готов,
Старомодно учтив, как в фильмах тридцатых годов.
Искать его бессмысленно, как иголку в стогу,
У нас с ним есть одно неоконченное дело на восточном берегу.

Он улыбается, когда при нем говорят: «мы».
Как и я, он принадлежит к детям северной тьмы,
Но он меньше всего похож на лист на ветру,
Он говорит: «Ложась спать, никогда не знаешь –
Где обнаружишь себя поутру».

Чтобы узнать вкус воды, нужно начать пить,
Но ты привык к лабиринту, забыл, зачем тебе нить.
Ты выходишь к воротам, чтобы принять угловой,
И Вавилон играет в футбол твоей головой.

Рассказывают, что у него не одна жизнь, а три,
Говорят, что он совершенно пустой внутри.
Никто не видел, чтобы он отвечал ударом на удар,
Он сильно изменился с тех пор, как повернулся и ушел под радар.

А ты записан в GPS, теперь беги – не беги,
Черные птицы будут сужать над тобой круги,
По радио будут петь, что любовь – кольцо,
Огонь печей Вавилона опаляет твое лицо.

Многие надеются, что он отошел от дел,
Что он продался, спился и оскудел,
Что он сгорел или провалился под лед,
Но неправильные пчелы продолжают
Делать свой неправильный мед.

А значит, остается только чистая вода
И скрепляющие тебя провода;
Остается то, на чем машина дает сбой,
И Вавилон… Вавилон…
Вавилон не властен над тобой,
Вавилон не властен над тобой,
Вавилон не властен над тобой,
Вавилон никогда не был властен над тобой.

Долго мы пели про Свет, а сами шли сумраком,
Не замечая за болтовней,
Как ветер играл стеклянными струнами,
Соединяющими наши души с землей.

Мы шли далеко, шли за высокими тайнами,
Шли, потому что иначе нельзя,
А стерегущие дом замолкали и таяли,
Один за другим таяли, таяли, таяли, в небе цвета дождя.

Пальцы октябрьских святых по-прежнему ласковы,
Только их лиц становится не разглядеть.
Это все я – видно, не справился с красками
Или снова забыл слова, когда хотел петь.

Ничего, скоро январь затрещит за оградою,
Своим ледяным питием вороша и дразня.
Только бы мне устоять. Но я вижу – я падаю,
Падаю, падаю, падаю, падаю в небо цвета дождя.

А еще говорят, что они были с крыльями,
И глаза у них были живая вода,
Но благостные слова опять пахнут пылью,
И нас снова ведут и снова не скажут куда.

А в небе прозрачная тишь, и все ясней ясного,
Времени нет, и значит, мы больше не ждем.
И в синеву сердце возносится ястребом,
Чтобы благословить горящую землю дождем.

Таких бесконечных цветов со мной еще не было,
И за горизонтом, вплотную к нему подойдя,
Видишь, что сети пусты, и ловить было некого,
И никогда не было, не было, не было, не было небо цвета дождя.

Тихо. Тихо.
Ты посмотри, как тихо.
Было время – ногу в стремя,
А теперь – тихо:
Птицы уснули в саду,
Рыбы уснули в пруду,
Даже в самом аду
Все молчат, не хотят будить лихо.

На ход ноги, на ход ноги,
Ты посмотри, там, за окном не видно ни зги.
Но если нужно бежать – беги.
Я не стану держать, только нальем на ход ноги.

Долго-долго
Мы течем издалека, как Волга.
Сольемся, разольемся
И, как учила нас матерь-вода, льемся.
Так как причал и так как друзья,
Так как хотим того, что нельзя,
Так из грязей мы вышли в князья
И, смотри-ка, покамест идем, не сдаемся.

На ход ноги, на ход ноги,
Ты посмотри, там, за дверьми не видно ни зги,
Но если нужно бежать – беги.
Я не стану держать, только нальем на ход ноги.

Ясно. Ясно, что не до конца безопасно:
То нас тащит, то сносит,
А в итоге все дается тому, кто просит,
И это не явь и не сны.
Но ты посмотри, как ясно видны
И, радость моя, посмотри, как чудны,
Посмотри, как чудны
Дела твои, Господи.

На ход ноги, на ход ноги,
Ты посмотри, там, где нас нет, не видно ни зги,
Но если нужно бежать – беги.
Я не стану держать, только нальем на ход ноги.