Борис Гребенщиков - Песни (сборник)

Анютины глазки да божьи коровки
Нас не узнают, мы придем в обновке,
В новых одеждах, с новыми глазами.
Они спросят: «Кто вы?» – «Догадайтесь сами».

Только мы вышли, как уже вернемся.
Они удивятся, а мы засмеемся.
Как тут не плакать, как не смеяться,
Они переварят и присоединятся.

Во дворе поленья, а на них кошка.
Хватит лить слезы, посмотри в окошко,
Какое там небо, какие в нем краски.
Божьи коровки да анютины глазки.

Если долго плакать
Возле мутных стекол,
Высоко в небе
Появится сокол.
Появится сокол
Высоко над тучей,
В это время важно
Не упустить случай.

Увидеть его крылья,
Увидеть его перья
И вдруг удивиться –
А кто это теперь я?
Почему внизу туча,
А надо мной ясно?
Видимо, я плакал
Совсем не напрасно.

Видимо, вот оно –
Пришло мое время,
А внизу медленно
Бредет мое племя.

А мне лететь выше,
А мне лететь в солнце
И все-таки вспомнить,
Что внизу оконце
С мутными стеклами,
В которое бьются
Милые мои.
Сгореть и вернуться.

Если долго плакать…

Девяносто дней и девяносто ночей
Голова чересчур тяжела для этих плечей.
Набраться смелости, сказать себе: «Стоп!»
Ты можешь аплодировать одной рукой
Вот так – хоп-хоп-хоп!

Аригато, мама-сан,
Никто, нигде и ничей
Весенний ветер,
Девяносто дней и девяносто ночей.

Я хотел слышать музыку, и вот я здесь во плоти,
Остановите электричку, мне нужно сойти
На полустанке, средь бескрайних полей,
Забросить телефон за плечо
И сказать себе: «Хей-хей-хей!»

Я был запутанный в ветках, жил буксуя в слезах,
Но линия горизонта в моих глазах.
Благо династии, ай гори-полыхай,
Я иду с деревянным клинком,
Я скажу тебе: «Хай-хай-хай».

Аригато, мама-сан,
Никто, нигде и ничей
Весенний ветер,
Девяносто дней и девяносто ночей
Весенний ветер,
Сорок раз по девяносто дней и девяносто ночей.

Акуна матата,
Акуна матата,
Самое время говорить цитатами из Диснея.
Акуна матата,
Значит «все в порядке».
Нет проблемы, а если есть, то бог с нею.
Но перед тем, как это судно
Опустится на дно,
Я хотел бы сказать тебе одно:

Акуна матата,
Как говорят на суахили,
Акуна матата,
У тебя есть выбор: или – или.
Или радикально изменить свои пути,
Или – что более вероятно – немедленно уйти.

Акуна матата,
Ты не ветер, а я не флюгер.
Будь это сон, я бы представился: «Freddy Krueger».
Но наяву все гуманнее, чем во сне,
Дверной проем находится в этой стороне.

Все суета сует и всяческая суета,
Но даже суета бывает та или не та.
Мне приятно делать гостям приятно,
Но какая именно часть слова «уйти»
Тебе непонятна?

Акуна матата,
Ни дюйма, ни сантиметра.
Акуна матата, baby,
Попутного ветра.
Arrivederci, buenas noches, в добрый час.
Мне будет приятно увидеться еще раз.

Что ты печально стоишь на своих каблуках?
Лучше бы ты, как тигрица на джипе
С подледной базукой в руках,
В жутких тропических зарослях ельника
С древней молитвою Паисия Пчельника.

Что ты рыдаешь, размазав паленую тушь?
Лучше б ты пересекала в собачьей упряжке плато Гиндукуш
Или б тихо мурлыкала про Москву и Сокольники,
Выпивая с шаманами в «Золотом треугольнике».

Слушай, сестра,
Брось пресмыкаться в юдоли.
Скажи «Прощай»
Концепции бабьей доли.
Как молвил Паисий, иные грядут времена –
Когда муж превратится в орнамент
И всем будет править жена.

А старцам открыта книга будущих дней,
Старец – он слышит ушами сердца молчание древних камней.
Так что начни сейчас, не жди понедельника,
Правь этим миром по слову Паисия Пчельника.

Девушка с Веслом на лихом коне
С шашкой наголо, вижу, ты ко мне,
Заезжай во двор, постучись в окно.
Видишь, я не сплю, жду тебя давно.

Расскажи мне всю правду, не таясь –
Как там князь тверской, как рязанский князь?
Как гудят в степи провода?
Как живут в Москве немцы и орда?

Как живет твой друг Пионер с Трубой?
Он весь в трещинах, но еще с тобой.
Передай ему от меня –
До сих пор печет от его огня.

Я налью тебе ключевой воды,
Отвези в свои Чистые Пруды.
Пусть сияет там тишина,
Пусть гуляют там Солнце и Луна.

А случится что, слышишь, не горюй,
Рассекай Веслом гладь небесных струй.
Ведь твое Весло, как лихой булат,
Все поправит, и все пойдет на лад.

Девушка с Веслом, ты красавица.
Мы затем и здесь, чтобы справиться.
Мы сильны своим ремеслом,
Заходи еще, девушка с Веслом.

Что нам делать с пьяным матросом?
Что нам делать с пьяным матросом?
Что нам делать с пьяным матросом?
Господи, спаси!

В центре Земли, ветхий и древний,
Есть один змей, твердый как кремний,
Мы ходили смотреть всей деревней,
Ой, не голоси.

Он лежит, сам еле дышит,
Глаз закрыт, жар так и пышет,
Но кто скажет, он все услышит.
Господи, спаси!

Семь кораблей несутся по морю,
Все спешат помочь его горю
И везут ему разного зелья,
Ой, не голоси.

Один матрос взял зашатался,
Он крепился, но не удержался
И упал в подвал с этим зельем.
Господи, спаси!

Что нам делать с пьяным матросом?
Что нам делать с пьяным матросом?
Что нам делать, что же нам делать с ним?
Господи, спаси!

Так вот что нам делать с пьяным матросом –
Укрепить его якорным тросом
И одеть его Хьюго Боссом,
Ой, не голоси.

И как веревочке ни виться,
Знай, душа устанет томиться,
Он восстанет и преобразится.
Господи, спаси!

Так вот что нам делать с пьяным матросом,
Вот что нам делать с пьяным матросом,
Вот что нам делать с пьяным матросом.
Господи, спаси!

То, что происходит,
Я даже не знаю:
Я иду в огне,
Но я не сгораю.
Катишься по рельсам,
Гасишься и гаснешь,
И вдруг это сердце
Распахнуто настежь.
И вагон, где ты был,
Проносится мимо,
И все неизъяснимо.

То, что происходит,
Чудная картина:
Радуга над башней
Святого Валентина.
Все мои проблемы –
Раскрашенный воздух,
А все, что мне нужно,
Сказано в звездах.
И мысли летят
Клочьями дыма –
И все неизъяснимо.

А поезд едет дальше,
И гудок гудит снова,
И все пассажиры
Вымазаны красным.
А я стою молча,
Я не знаю ни слова.
Но все, что было смутным,
Становится ясным.

День еще не прожит,
Путь еще не начат,
Слова в этих книгах
Так мало что значат.
Я думал, я умный,
Ходил играл в прятки,
Я больше не стараюсь –
Теперь все в порядке,
И огонь в глубине
Горит негасимо –
И все неизъяснимо.

У нас были руки и дороги,
Теперь ждем на пороге.
Мы смотрим на дым из трубы,
И голубь благодати встает на дыбы.

Резной ветер, хрустальный ветер,
Поздно ждать, когда наступят сдвиги.
Смотри, как горят эти книги –
Назад в Архангельск.

В цепах и веригах
Калика перехожий
Пьет с кухаркой Дуней
Шампанское в прихожей.
Куда ни глянь – везде образа:
То ли лезь под кровать,
То ли жми на тормоза.

Резной ветер, хрустальный ветер,
Поздно сжимать в кармане фиги.
Смотри, как горят эти книги –
Назад в Архангельск.

Банана-мама с крепкими ногами
Режет карту мира на оригами,
За кассой дремлет совершенномудрый муж,
Мы выходим по приборам на великую глушь –
Назад в Архангельск.

Мертвые с туманом вместо лиц
Жгут в зиккуратах на улицах столицы
В небе один манифест,
Куда бы ты ни шел – на тебе стоит крест.

Резной ветер, хрустальный ветер,
Поздно считать связи и интриги.
Смотри, как горят эти книги –
Назад в Архангельск.

Красная река
Поперек моего пути.
Я помню, что шел,
Но вспомнить куда – не могу.
И кажется легко –
Переплыть, перейти,
И вдруг видишь самого себя
Как вкопанного на берегу.

У красной реки
Крылья небесной зари.
В красной реке
Вода точь-в-точь моя кровь.
Ты хочешь что-то сказать,
Помолчи немного, не говори –
Все уже сказано,
Сказано тысячу раз,
Нет смысла повторять это вновь.

А твоя красота – свет в окне
Потерянному в снегах.
Твоя красота ошеломляет меня –
Я не могу устоять на ногах,
Но чтобы пробиться к воде,
Нужно сердцем растопить этот лед,
А там сумрак и бесконечный путь,
Который никуда не ведет.

Нет сделанного,
Чего не мог бы сделать кто-то другой.
Нет перешедшего реку
И неперешедшего нет.
Но когда это солнце
Восходит над красной рекой –
Кто увидит вместе со мной,
Как вода превращается в свет.