Валерий Брюсов - Сочинения

– Пусть лобзает меня – он лобзаньем своим!
Удовольствия ласк его – свыше вина.
Запах риз его – ладанный дым,
Как пролитое миро – его имена!
Девы ради сего – возлюбили тебя!
За тобой и к тебе, царь, пойду я, любя.
Опаленная солнцем, лицом я смугла
И прекрасна, как полы в китарских шатрах,
Как завесы во храме на пышных вратах.
Виноградник отца я все дни стерегла,
Но сберечь не сумела я свой виноград.
Где пасешь ты? скажи мне, возлюбленный брат!
Где почиешь в полуденный жар, – возвести!
Чтоб к друзьям твоим мне, заблудясь, не прийти.

– Если ты угадать не умела, где брат,
Приходи к пастухам по следам наших стад.
Кобылице моей в колеснице царя
Уподоблю тебя я, подруга моя!
Хороши твои щеки в серьгах золотых,
Хороша твоя грудь в ожерельях твоих.
Золотые подвески я дам с серебром…
О, как сладостно ладаном пахнет кругом.

– Ветка мирры – мой брат – на груди у меня,
В винограднике, брат мой, покойся до дня.
– Ты прекрасна, сестра, – как у голубя взор.
– Ты прекрасен, мой брат, – ароматен убор.
– Сень над ложем у нас наклоняется вниз,
Кровля ложницы – кедр, потолок – кипарис.

Влачась по дням, при новой встрече
Твержу с усталостью «люблю»,
Но эти взоры, миги, речи
Запоминаю и ловлю.

От ночи дню передаваем,
Куда-то на волнах влеком,
То из-за стен дышу я раем,
То за окном я внемлю гром.

Не увлечен и не печален,
Но, любопытствуя везде, —
В бреду пиров, в молчаньи спален,
Я рад бегущей череде.

Уходят шумные мгновенья,
И я дивиться вновь готов
На самоцветные каменья
Случайно сложенных стихов.

Прими послание, о Виктор!
Слагаю песнь тебе я в честь,
Пусть консул я, а ты – мой ликтор,
Но сходство между нами есть.

Тебе милее смех девичий,
Мне – женский и бесстыдный смех.
Но что до маленьких различий,
Когда мы оба любим грех!

Мы оба на алтарь Цитерин
Льем возлияния свои,
И оба будем – я уверен,
До гроба верными любви!

Но любим мы полней и выше,
Чем даже страсти легкий стон, —
Напевы стройных полустиший
И в темных лаврах Геликон!

И вдруг все станет так понятно:
И жизнь земли, и голос рек,
И звезд магические пятна, —
И золотой настанет век.

Восстанут новые пророки
С святым сияньем вкруг волос,
Твердя, что истощились сроки,
Что день настал свершенья грез.

И люди все, как сестры-братья,
Семья единого отца,
Протянут руки и объятья,
И будет радость без конца!

Над бредом наших разных ликов,
Над диким сном
Разноязычных наших криков, —
Не здесь, в ином —

Есть нас связующие нити.
Есть общий зов
За грань желаний и событий,
Имен и слов!

Мы все склоняем взор во храме,
Всех зыблет страсть,
И красота над всеми нами
Простерла власть!

Вакханки встретили Орфея
На берегу немолчных вод.
Он, изнывая и немея,
Следил их медленный черед.

Душе, всегда глядящей в тайны,
Где тихо веет Дионис,
Понятен был их бег случайный
И смена сребропенных риз.

Но, опьяненны и безумны,
Почти до чресл обнажены,
Менады вторглись бурей шумной
В его безветренные сны.

Их тирсы зыблились, как травы,
Когда находит с гор гроза,
И, полны ярости и славы,
Звенели в хоре голоса.

«Унынье прочь! Мы вечно юны,
Что зимний ветр! Сияет май!
Ударь, певец, в живые струны
И буйство жизни повторяй!

Ты ль, двигавший напевом скалы,
Кому внимали барс и тигр,
Пребудешь молча одичалый
При вольном вое наших игр.

Твой бог – наш бог! Что возрожденье,
Когда до дна прекрасен миг!
Не сам ли в неге опьяненья
И в нас бог Дионис проник.

Вошел он с вестью о победе,
Что смерть давно побеждена, —
Все жизни – в сладострастном бреде,
Вся вечность – в таинстве вина».

Они стремятся, как пантеры,
Но и пантер смирял напев,
И лиру взял, исполнен веры,
Орфей среди безумных дев.

Он им поет о Евридике,
О страшных Орковых вратах…
Но песню заглушают крики…
Уж – камни в яростных руках.

И пал певец с улыбкой ясной.
До брега волны докатив,
Как драгоценность, труп безгласный
Принял на грудь свою прилив.

И пышнокудрые наяды
Безлюдной и чужой земли
У волн, в пещере, в час прохлады,
Его, рыдая, погребли.

Но, не покинув лиры вещей,
Поэт, вручая свой обол,
Как прежде в Арго, в челн зловещий,
Дыша надеждой, перешел.

– Дитя, скажи мне, что любовь?
– Вот этот ужас мой без воли,
Вот этот стыд, мгновенье боли,
Вот эта стынущая кровь.

– Дитя, скажи мне, что же страсть?
– Вот эти слезы, эти пени,
Вот эта жажда унижений:
Быть как раба, к ногам припасть.

– Дитя, ответь мне, счастье в чем?
– В твоей истоме, в этом бреде,
В твоем весельи о победе,
Во взоре блещущем твоем!

Я пустынной шел дорогой
Меж отвесных, тесных скал, —
И внезапно голос строгий
Со скалы меня позвал.

Вечерело. По вершинам
Гас закат. Был дол во мгле.
Странный призрак с телом львиным
Вырос, ожил на скале.

Полузверь и полудева
Там ждала, где шла тропа.
И белели справа, слева
Кости, кости, черепа…

И, исполнен вещей веры
В полноту нам данных сил,
К краю сумрачной пещеры,
Человек, я подступил.

И сказал я: «Ты ли это,
Переживши сто веков,
Снова требуешь ответа?
Дай загадку, – я готов?!»

Но, недвижима на камне,
Тихо, зыбля львиный хвост,
Дева, взор вонзив в глаза мне,
Ожидала первых звезд:

«Вот загадка, о прохожий,
Ты, пришедший из долин!
Я тебя спрошу все то же,
Что услышал Лаев сын:

Кто из нас двоих загадка?
Я ли, дева-сфинкс, иль ты?
Может, ночью в тени шаткой,
Видишь ты свои мечты?

Если я жива, телесна,
Как тебе телесным быть?
Нам вдвоем на свете тесно,
Я должна тебя сразить!

Но, быть может, я – поэта
Воплощенный легкий сон?
В слове смелого ответа
Будет призрак расточен.

И действительностью станут
Только кости и скала?
Отвечай мне: кто обманут?
Я была иль не была?»

И, недвижима на камне,
Дева, зыбля львиный хвост,
Устремила взор в глаза мне,
Взор, принявший отблеск звезд.

Мрак тускнел и рос без меры,
К небу высились столпы…
Я стоял у врат пещеры…
Мимо не было тропы.

Есть поразительная белость
Снегов в вечерний час, и есть
В их белизне – святая смелость,
Земле непокоренной весть!

Пусть тьма близка, и закатилось
Нагое солнце за рубеж:
Его сиянье только снилось,
Но небо то ж, и дали те ж!

И звезды пусть во тьме возникнут,
И с изогнутой высоты
Земле свои приветы крикнут:
Они растают, как мечты!

Но свет первее солнц и мира,
Свет все – что есть, бессветья нет,
И тьма лишь царская порфира,
В которой выступает свет!

Наш мир храня от силы вражьей,
В чреде двенадцати имен,
У врат небес стоят на страже
В свой день Весы и Скорпион.

Но от земли, вседневно пленной,
В свой юный веруя порыв, —
Да посягнет за грань вселенной!—
Взлетает ярый Гиппогриф.

Вам, – два врага в едином стане! —
Урок видений вековых:
Один гори, где мира грани,
Другой – стремись нарушить их.

Эту веру я тебе вручаю,
Столько раз обманутую… Что ж!
Наш удел идти, скользя, по краю,
Наш удел – над темной бездной дрожь.
Шаг еще сужден ли мне, не знаю:
Но иду, и близко ты идешь!
Близким – мой привет! Нов миг паденья —
Взгляд, лишь взгляд один без сожаленья.

Я не видал таинственных лесов
Безудержной природы Индостана,
Причудливых китайских городов
И белых скал льдяного океана;
Не вел войска на приступы твердынь,
И не был венчан в бранном шуме стана;
Дней не влачил в толпе своих рабынь,
Не проходил, протягивая руку,
В чертоги всех богатств и всех богинь;
Не созерцал во всех пределах муку
На лицах мучеников, как судья;
С возлюбленной не пережив разлуку,
Под ноги смерти не бросался я.
Я многого не видел и не встретил,
Пылинка в миллиардах – жизнь моя!
Но до вопросов кто-то мне ответил —
И в безднах я стою без уст и слов..
И светлый мой полет сквозь них не светел.
Грядущих не увижу городов,
Не посещу всех тайн земного круга,
С героями не встречусь всех веков.
Но где в стране от севера до юга
Восторг безвестный обретет душа,
Безвестный трепет скорби и испуга?
Мы все проходим жизнь, как он, спеша,
Возможности переживаем в грезах;
От тихих снов под сводом шалаша
До высшего блаженства в тайных слезах,
И, список чувств запомнив наизусть,
Судьбе, при одобреньях и угрозах,
Мы равнодушно повторяем: пусть!