Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Безумствует жестокий рок,
Но пребывает невредимо
В реке времен один порок -
Всё остальное поправимо!
Пусть плачет верная жена
По загулявшему супругу,
Но вновь пьянит меня весна,
Всё та же по второму кругу!
Вооружённая косой,
Проходит смерть с кривой ухмылкой;
Настигнутый людской молвой,
Плыву я по морю бутылкой.
Напрасно бледная жена
Зовёт меня к себе на ложе,
Мой смертный грех - её вина,
Всё остальное так похоже!
Но даже в таинствах любви
Всё то же бормотанье рока,
Где храм возводят на крови
Неискупимого порока!

С высоких гор спускается туман
Когда всю ночь шумит кафешантан
В конце закатов, лестниц и дверей
Мы пьём коньяк с возлюбленной моей.

Сирень в петлице. Твёрд воротничок.
Хрустят манжеты. Галстук прост и строг
Откинусь в кресле. Перейду к вину
Как я осмелюсь? Как же я начну?

С высоких гор спускается туман
Когда всё ближе с моря ураган
Но в эту ночь под сенью сонных струй
Я лаской вырвал первый поцелуй.

Ловлю твой взор с улыбкой на губах
В браслетах руки, голые впотьмах
Глубокий вырез, стрелка на чулке
И туфли на высоком каблуке.

С высоких гор спускается туман
И опустел ночной кафешантан.
Ты, удаляясь, станешь мне чужой,
Причёску взбив рассеянной рукой.

Страшно жить на этом свете
Под копытами коня;
Просыпаться на рассвете
В адском зареве огня.
Здесь рыдают безутешно
И Мефодий, и Кирилл,
А зачем я так поспешно
Даму на кол посадил?

Спрятав ножик под подушкой,
Козни радостно плетут;
Спит безногий с потаскушкой,
Ведьму замуж выдают.
Бьётся прокурор в падучей
В тёмном здании суда;
Казни просят неминучей
Подсудимого уста.

Дайте мне, кричит убивец,
Дайте с чувством умереть,
Дай мне, Боже Милостивец,
Синим пламенем сгореть!
Здесь рыдают в околотке,
Бьют, насилуют и жгут;
Здесь никак нельзя без водки
Видеть этот страшный суд.

Взвизгнет раненною скрипкой
Персональный кадиллак,
По Москве идёт с улыбкой
Подмосковный маниак.
Снова муха-цокотуха
С криком в сени к нам летит,
За стеной хрипит старуха,
В небесах мертвец парит.

Под откос пускают дети
С лёгким сердцем поезда,
Страшно жить на этом свете,
Так и знайте, господа!

У самого синего моря
Девчонка, как роза, цвела
У самого синего моря
Жила и не помнила зла

По ней убивались мужчины
Не зная покоя и сна
Но с братом её обручили
Такая была там страна

Пусть с далёкого берега
Набегает волна
Но отсюда Америка
Никому не видна

Но вот появился гаучо,
Весёлый красавчик Хосе
Беспечно сорил он деньгами
И знал партитуру Бизе

Хосе обещал Рио-Рио
И долго о страсти молил
Девчонка была неприступна
Ведь брат её сердце разбил

Хосе заманил её в горы
Где гордые реют орлы
И вырвал у девушки сердце
На склоне отвесной скалы

У самого синего моря
Девчонка, как роза, цвела
У самого синего моря
Она в эту ночь умерла.

Я тебя за собой поманил,
А когда мы остались в гостиной,
На холодный паркет повалил
И услышал твой смех беспричинный.

Ускользая, как будто змея,
Ты в персидскую шаль замоталась,
И отпрянула: я - не твоя!
И подумал я: экая жалость!..

Но в глазах прочитал я упрёк,
Зазвенели браслеты и кольца,
Все одежды с тебя я совлёк
С неподвижным лицом комсомольца.

Я задул на камине свечу,
Ты в комок ожидания сжалась
И воскликнула: я не хочу!
И подумал я: экая жалость!

И достал я тяжёлую плеть,
И вбивал я с улыбкой любезной, -
В эту ночь ты должна умереть,
Так посмейся , мой ангел прелестный!

Ты нагой Саломее сродни
Со слезами бросалась на стены,
И услышал: распни же, распни,
Эту плоть за былые измены!

Я словами тебя распинал,
Даже слуги на крики сбежались,
А когда я тебе всё сказал,
Наши губы во тьме повстречались.

Ты со мной устремилась в полёт,
Высоко поднимая колени,
Так мы встретили поздний восход
На греховной житейской арене.

Так неслись мы на всех парусах
В пируэте изысканной позы,
И любуясь собой в зеркалах,
Навевала ты сладкие грёзы.

Был мне голос - и нежен и глух,
Я тебя не расслышал, и всё же
До свиданья, любезный мой друг!
Как угодно. Простимся о Боже.

Я тебя до ворот проводил,
А когда мы с тобой расставались,
Все твердила: ведь ты не любил!
И добавила: экая жалость!..

К чему загадывать? В глуши невыразимой
Нам дней отпущенных так ясен промежуток,
Когда откинувшись, ты станешь уязвимой,
А мне, как водится, под юбкой не до шуток.

Как ты податлива - рука скользит всё выше,
Вся в чёрном бархате, растаешь, изогнувшись;
Не может быть, что так становимся мы ближе,
Но ты потворствуешь, чему-то улыбнувшись!

Ты так походишь на простёртую Изольду,
Что поневоле станешь призраком Тристана;
Когда скользят мои колени, словно по льду,
Ты мне вверяешься легко и неустанно!

Ах, эта пыль! ах, этот прах хмельного чувства,
Мы в чудный узел страсть связали воедино,
И где, скажи, ещё займешься от искусства
Сладчайшей музыки на крышке пианино!

Сколько нежных и юных блондинок
Действо жизни собой озарив,
Не успели в любви оглядеться,
Отсвистать беззаботный мотив.
Длится полночь разлуки, ущерба,
Спит луна у посольских ворот
И предсмертная злая истома
Искривляет накрашенный рот.
За измену ты жизнью заплатишь,
Ты по-царски расплатишься, друг;
Так вонзай же, мой ангел вчерашний,
В сердце острый французский каблук!
Что с тобою случилось? Как можно!
Но разверзлась небесная твердь
И открылось мне дно преисподней, -
Я не в силах на это смотреть!
Как убийцы, сверкают ботинки,
Ты же, скрючившись в дальнем углу,
Театрально раскинула руки,
Обхватила звенящую мглу.
На раздавленной лилии белой
Только гибельный след каблука,
И патрульных машин на рассвете
Голубая на крышах тоска.
Я не верю, что так расстаются,
Сгусток хаоса в явь перешел:
Здесь рулеткой измерили солнце
И подводит черту протокол.
Всё сбылось, что тебе обещалось;
Бьет свидетелей мелкий озноб;
Школьным мелом очерчен был строго
Твой прекрасный классический лоб.
Свет отринутой некогда жизни,
Золотой магнетический свет;
Эта юность окрасилась кровью,
Как двуострый английский стилет.
Гей, славяне! Какая красотка
В эту ночь сбила все каблучки!
По спине пробегают мурашки.
Гром гремит. Серебрятся виски.

Я по лесенке приставной
С лёгким сердцем к тебе взбегал;
Сколько раз ты была со мной,
Даже думать я перестал!

Будешь ты целовать меня
И весёлые песни петь,
Там с тобою на склоне дня
Будем синим огнем гореть.

Ах, давно ли комар звенел
И в окне слуховом мелькал!
Там от наших горячих тел
Чуть потрескивал сеновал.

Всё меняется под луной,
Только в сердце всё тот же май,
Там по лесенке приставной
Прямиком попадают в рай!