Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

Наш танец, наш танец – есть дикая пляска, Смерть и любовь.
Качанье, завязка – шептанье, развязка,
Наш танец, наш танец, когда ж ты устанешь, и будет безмолвие вновь?
Несказанность слов, неизношенность чувства, теченье мгновении без скрипа минут,
Цветов нераскрытность, замкнутые очи, красивость ресниц и отсутствие пут.
Завесы бесшумные бархатной Ночи, бездонность затонов, и свежесть глубин,
И тихая, тихая нежность, нежнее, чем стоны свирели в плач мандолин.
Наш танец, наш танец – от края до края, наш зал сновиденный – небесная твердь,
Любовь нас уводит, – о, злая, о, злая! – и манит нас добрая, добрая Смерть.

Осень Мертвый простор Углубленные грустные дали.
Завершительный ропот, шуршащих листвою, ветров.
Для чего не со мной ты, о, друг мой, в ночах, в их печали?
Столько звезд в них сияет, в предчувствии зимних снегов.

Я сижу у окна. Чуть дрожат беспокойные ставни.
И в трубе, без конца, без конца, звуки чьей-то мольбы.
На лице у меня поцелуй, – о, вчерашний, недавний
По лесам и полям протянулась дорога Судьбы.

Далеко, далеко, по давнишней пробитой дороге,
Заливаясь, поет колокольчик, и тройка бежит.
Старый дом опустел. Кто-то бледный стоит на пороге.
Этот плачущий – кто он? Ах, лист пожелтевший шуршит.

Этот лист, этот лист… Он сорвался, летит, упадает…
Бьются ветки в окно. Снова ночь. Снова день. Снова ночь.
Не могу я терпеть. Кто же гам так безумно рыдает?
Замолчи О, молю! Не могу, не могу я помочь.

Это ты говоришь? Сам с собой – и себя отвергая?
Колокольчик вернись С привиденьями страшно мне быть.
О, глубокая ночь! О, холодная осень! Немая!
Непостижность Судьбы: – Расставаться, страдать, и любить.

Какая грусть в прозрачности Небес,
В бездонности с единственной Звездою.
Изваян, отодвинут в Вечность лес,
Удвоенный глубокою водою.

Из края в край уходит длинный путь.
Хрустальный воздух холоден, без ласки.
О, Май, ужель ты был когда-нибудь?
Весь мир – печаль застывшей бледной сказки.

Мне жаль. Бледнеют лепестки.
Мне жаль. Кругом все меньше света.
Я вижу, в зеркале реки
Печаль в туманности одета.

Зажглась Вечерняя Звезда,
И сколько слез в ее мерцаньях.
Прощай. Бездонно. Навсегда.
Застынь звездой в своих рыданьях.

Поля вечерние. Печальные закаты.
Холодность бледная осенних облаков.
В грустящей памяти виденья тесно сжаты.
Созданья дней иных и невозвратных снов.

Тихонько сетуя, печалясь, и тоскуя,
Беззвучно шепчутся поблекшие мечты.
И словно чудится прощальность поцелуя
В туманном шествии вечерней темноты.

Створки раковин я вижу на песке.
В створках раковинок кто-то жил когда-то.
Чайка белая мелькнула вдалеке.
   – Помнишь брата?

Чайка, помнишь? Чайка, помнишь? – Нет пути
Речь вести со всем кругом, что так люблю я.
Лишь одно могу – узоры слов сплести
   Из стихов и поцелуя.

«Не погасай, – она сказала, –
Твой свет восторг. Не погасай».
О, нашей власти слишком мало,
Чтоб не уйти в закатный край.

Закат алеет нежной кровью,
И стынет в бездне голубой.
Не плачь, припавши к изголовью.
Я умер, пусть. Я был с тобой.

О, храм из белых облаков,
  Из темных туч, и тучек рдяных,
Зачем порваться ты готов,
Не просияв и двух часов,
  Пока я медлю тут в туманах?

Я ждал, я долго ждал и ждал,
  Моля мучительно бездонность,
Чтоб полог неба заблистал,
Чтоб белым он и алым стал,
  Чтоб, наконец, зажглась червонность.

Она в небесности зажглась,
  Она телесностью блестела,
Но вот звезда, и день погас,
Глядит душа из грустных глаз,
  И мир – как раненое тело.

Я возглас боли, я крик тоски.
Я камень, павший на дно реки.

Я тайный стебель подводных трав,
Я бледный облик речных купав.

Я легкий призрак меж двух миров.
Я сказка взоров. Я взгляд без слов.

Я знак заветный, и лишь со мной
Ты скажешь сердцем: «Есть мир иной».

Я по Земле прошел всей полнотой захвата
  Приливно-рвушейся волны.
Душа других людей всегда в условьях сжата,
  Я безусловно верил в сны.

Я закрывал глаза, я опускал ресницы,
  Я в глубь души своей глядел.
Я лунно-спящим шел, и узкий край темницы
  В безмерной обращал предел.

И больше нет меня. Я схоронен навеки.
  Но ты, неведомый мне брат,
Пойми, и будь как я, и будешь ты как реки,
  Как в море впавший водопад.

О, Млечный Путь, о, Млечный Путь,
Поймем ли мы когда-нибудь,
Что только пламенный поток
От безразличности далек.

О, сколько звезд, тех грез-невест.
От Скорпиона – в Южный Крест,
Чрез символ Арго – в Орион,
И дальше, дальше – в вечный сон.

Звезда к звезде, звезда с звездой,
Поток всемирно-молодой.
Дорога душ, дорога птиц,
Дай быть мне там, где нет границ.

Бледный лик одной Звезды
Чуть мерцает, чуть горит.
Месяц светел гладь воды
Колыхает, серебрит.

Я не знаю, что со мной,
Не пойму я, что светлей:
Бледный лик Звезды одной,
Или Месяц в снах лучей.

Наступает тишина.
Приходи побыть со мной,
Ангел Смерти, Ангел Сна,
В лике бабочки ночной.

Дай прощальный поцелуй,
Разлучи меня с тоской,
В ровный ропот сонных струй
Вбрось и вздох последний мой.

Без упрека, без мольбы,
Проскользнем мы над Землей,
Ангел Смерти, дух Судьбы,
Мы уйдем с тобой домой.

Хорошо скользить с тобой,
В легком звоне примиренья,
Над уснувшею Землей,
Как безгласное виденье.

Ночью вольно дышит грудь.
И звездится цвет сирени.
Кротко светит Млечный Путь,
Тихой Вечности ступени.

Млеет сумрак голубой,
Чуть колышутся растенья.
Улетает птичий рой,
В белом свете восхожденья.

Ниспадают лепестки,
И звезда порой сорвется.
Свет Белеющей Реки
Белым звоном отдается.

Я давно полюбил мою душу,
Я замкнул ее в светлый свой дом,
И ее тишины не нарушу,
Хоть не сдержан в блужданьи своем.

Я брожу меж людей только телом,
Я хожу между них лишь как тень,
В сладострастьи замру онемелом,
Как охваченный страхом олень.

И как яркий встаю пред толпою,
И как жалкий склонюсь под грозой.
Над фиалкой стою голубою,
Напою все растенья росой.

И душа моя в доме скучает,
Моего возвращения ждет,
И слезами свой лик расцвечает,
И потерян алмазностям счет.

И душа так жалеет, жалеет
О моем бесконечном пути,
Но покинуть чертог свой не смеет,
И не смею я к ней подойти.