Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

День Купалы, день Ивана, зорко сторожи,
Этот день есть знак раздельный огненной межи.

Все, что было, круг свершило, отступает прочь,
Выявляет блеск свой сила в огненную ночь.

Если ты сумел бесстрастно точный круг замкнуть,
В чаще леса не напрасно ты держал свой путь.

Сонму всех бесовских полчищ не прейти черты,
Пусть их жмутся, не прорвутся в область Красоты.

Сотни рук, несчетность цепких, в жажде тьмы и бед,
Не ухватят твой недвижный папоротник-цвет.

Все зрачки, искусных в сглазе, острых вражьих глаз
Не дождутся, чтобы взор твой, светлый взор погас.

Все шептанья, все дыханья в чаще вековой
Не осилят заклинанья, – круг всевластен твой.

Дух твой светел, ты распутал все узоры лжи,
Ты крещен великой тайной огненной межи.

Свадьба Воды и Огня
Это зеленые храмы растений,
При всемирных свечах светлоглазого Дня,
При несчетных свечах звездосветных полночных горении.
Лики Воды и Огня,
Обвенчавшихся в пресуществленьи двойного начала,
Принимают все краски, и Временность, в Вечность маня,
Одевается в золото, светится ало,
И на свадьбе Воды и Огня
Сколько есть изумрудов, играний опала,
Сколько раз между трав переменный алмаз
Целовался с Водой, и росинка зажглась,
Сколько раз по одежде живой изумруда
Пробежал поцелуйный шиповник-рубин,
И, желание в стебле кольнув, он стремление вызвал оттуда
Лепестки поманил, расцвеченности тайных глубин,
И пожаром червонным зажглось многоцветное чудо,
И на долы Земли снизошла вышина,
И зажглось Семизвездье с улыбкой Венеры,
В незабудках, в сирени, в лазурностях льна,
В сонмах маленьких лун, солнц, живущих вне меры,
В сочетаньях планет
Луговых и лесных,
В бесконечностях разных сплетений,
Впивающих Свет,
И его претворивших в пахучий и красочный стих,
Фимиамы во храме зеленом растений,
Гул хоралов колдующих Ночи и Дня,
При великом слияньи двух разных святых навождений,
На свадьбе Воды и Огня.

Чья была впервые руна?
Индры, Одина, Перуна?
Всех ли трех? Иного ль Бога?
Есть ли первая дорога?

Вряд ли. Вечны в звонах струны.
Вечны пламенные руны.
Вечен хром с его аккордом
Вечен Ворон с криком гордым.

В Ветре молкнет ли рыданье?
В Море ль стихнет причитанье?
Полюбив, не минешь битвы.
Не забудешь слов молитвы.

Чтоб пройти леса и горы,
Нужно ведать заговоры.
Значит, нужно ведать руны,
Ибо чащи вечно юны.

Значит, нужно ведать чары,
Ибо горы вечно стары.
И всегда душе знакомы
Руны, молнии, и громы.

Своей мечтой многоветвистой,
Переплетенной и цветистой,
Я много храмов покрывал,
И рад я знать, что дух стволистый
В телесном так воздушно-ал.

Но, если я для верных, нежных,
Для изнемогших, безнадежных,
Свои цветы свивал светло,
Я знаю, в лепстах безбрежных,
Как старо темное дупло,

И, если вечно расцветая,
Листва трепещет молодая,
Я, тайно, слушаю один,
Как каждый лист, с ветвей спадая,
Впадает в летопись судьбин.

И те, что ведают моленья,
И те, что знают исступленье,
И те, в которых разум юн,
Как буквы, входят в Песнопенье,
Но буквы не читают рун.

Умирание – мерещится уму.
Смерть нам кажется. Лишь верим мы во тьму.
Эти сумерки сознанья и души,
Смерть всемирную пред ночью утиши.

Умягчи Морану страшную мольбой.
Зачаруй ее в пустыне голубой
Разбросай среди жемчужин алый цвет.
Зачаруй. Морана – дева, ты – поэт.

Засвети сияньем звездным брызги слез.
Дай алмазов темноте ее волос.
«Меркнуть рано», прошепчи, – она вздохнет.
Поцелует, усыпит, но не убьет.

Дева вещая, ткачиха,
Ткет добро, с ним вместе лихо,
Пополам.
Левой белою рукою
Нить ведет с борьбой, с тоскою.
А рукою белой правой
Нить прямит с огнем и славой.
Ткани – нам.
Дева вещая, ткачиха,
В царстве Блага, в царстве Лиха,
Где-то там.

Пой для Девы, Дева глянет,
Только ткать не перестанет
Никогда.
Сердцем зная все напевы,
Заглянул я в сердце Девы.
Полюбил, и полюбился,
В замке Девы очутился
Навсегда.
Любо мне, но душу ранит
Шум тканья, что не устанет
Никогда.

Диво вечное, ткачиха,
Тки, колдуй, но только тихо,
Не греми.
А не то проснутся люди,
И придут гадать о чуде.
Нам вдвоем с тобою дружно,
Нам не нужно, не досужно
Быть с людьми.
Дева вещая, ткачиха,
Тише, тише, в сердце – тихо,
Не шуми.

Камень. Бронза. Железо. Холодная сталь.
Утро. Полдень звенящий. Закатность Печаль.

Солнце Пьяные Солнцем. Их спутанный фронт.
Камнем первый повержен был ниц мастодонт.

Солнце Воины Солнца и дети Луны.
Бронза в бронзу И смерть И восгорг тишины.

Солнце Ржавчина солнца. Убить и убить.
Воду ржавую пьют, и еще будут пить.

Солнце тонет в крови. Мглой окована даль.
Камень был Бронзы нет. Есть железо и сталь.

Сталь поет. Ум, узнав, неспособен забыть.
Воду мертвую пьют, и еще будут пить.

Три души блуждали, вольные от жизни,
В радости эфирной неземных пространств.
Там, где нет, не будет места укоризне,
Там, в неизреченном, средь живых убранств.

Средь живущих вечно, меж всегда живого,
Три души блуждали, и спустились вниз.
Предземное царство было им так ново,
Три свечи на Небе новые зажглись.

В трех бессмертных душах вспыхнуло желанье,
Загорелись очи, зазмеился страх.
И у вышних окон, в Доме созиданья,
Замелькали руки безглагольных Прях.

Для одной души – пернатая сорочка,
Для другой души – осенний волчий мех,
Лик людской – для третьей… «Что ты плачешь, дочка?
Расскажи, поведай. Горе? Или грех?»

Плачут, плачут, плачут очи человека,
Волк в лесу боится, пробуждая страх,
Бесприютна птица в воздухе, от века.
Три души забыли о совместных днях.

Есть странные люди, безумные люди,
Что живут лишь в стремленьи одном,
В вековом они кружатся, в призрачном чуде,
Под негасимым огнем.

Над ними, под ними проходят планеты,
Сжигаются солнца со свитою лун,
Но эти безумные – ветром одеты,
Их носит, бросает бурун.

Не пьют, не едят. В том какая причина?
Кто знает? Причинен ли в полночь наш бред?
Под ветром летят, как летит паутина,
А смерти им нет.

Пойду в долины сна,
Там вкось растут цветы,
Там падает Луна
С бездонной высоты.

Вкось падает она,
И все не упадет
В глухих долинах сна
Густой дурман цветет.

И странная струна
Играет без смычков
Мой ум – в долинах сна,
Средь волн без берегов.