Ирина Маркова - Стихотерапия

…Каких не встретишь только

личностей

В больнице (гор) психиатрической.

. . . . . . . . . . . . . .

Как важно верить в тихий час:

Однажды выпишут и нас!..

В больнице (гор) психиатрической

Один поэт – поэт лирический —

Он ждёт в надежде одного —

Однажды выпишут его!

На выписку давно просился —

Главврач на это согласился.

Прошёл и сложности, и тренья —

Главврач – он тоже человек.

…Вишневского ж стихотворенья

Никто не выпишет вовек.

Хоть умоляй его, хоть плачь,

Бессилен даже главный врач —

Ведь в кому впал зав. отделенья,

Прочтя его стихотворенья,

У медсестёр случился жар,

Ушёл с работы санитар,

Чуть не сошёл с ума психолог,

Напился анастезиолог,

И убежала со двора,

Стихи услышав, медсестра,

Главврач уехал за границу —

Закрыли эту психбольницу.

…А кто успел стихи прочесть —

Давно в палате номер шесть.

…Если б не был прописан в

Палате —

я стал бы медбратом.

. . . . . . . . . . . . . .

Кстати, братский привет

как 7-й, так и 5-й палатам.

Ну и братьям по разуму – всем:

Михалковым, Запашным…

И, кстати, Люмьерам!..

Я бы стал президентом,

когда б уже не был премьером.

Вишневский наш рождён был хватом —

Итоги подведём, итак —

Неплохо быть друг другу братом,

Но без медбрата нам никак.

Вишневский это понимает,

Медбрат в палате номер шесть

Привет по-братски посылает

Всем, кто в других палатах есть.

Все вопрошают о медбрате —

Медбрат не платит за простой

Люмьерам, что в седьмой палате,

И Михалковым из шестой.

Но что бы значили Люмьеры,

Когда Вишневские не спят

И пробиваются в премьеры

Всех вышеназванных палат.

Вишневский лидером зовётся,

Кричит: «Люмьеры не по мне!» —

К Медведевым в палату рвётся

Он с обостреньем по весне.

Раздать медбратьям дивиденды

Вишневский почитал за честь,

А сам он станет президентом

Видать, палаты номер шесть,

И целый ряд палат возглавит,

Мечтой высокою томим,

Затем Медведева отставит,

Палатой поменявшись с ним.

Он станет Ньютоном, Люмьером,

А взяв в политике мандат,

Он не преминет стать премьером

Всех психбольниц и всех палат.

…Но всё: с утра «Газпрому» перекрыл

Подачу креатива с позитивом.

С утра Газпрому перекрыл

Я позитив и не жалею,

Хоть потерял немало сил,

Мечту высокую лелея.

А к ночи перекрыл Газпром

В ответ на выходку поэта

Всё, что написано пером —

Оно, должно быть, канет в лету.

Оно, пожалуй, в лету канет —

Забыт Вишневский, вот беда!

…Но сожалеть никто не станет

Об этом, право, никогда.

…Когда решалися вопросы,

. . . . . . . . . . . .

и надо было, выиграв время,

не в шоке быть – конкретно в теме…

Как прав был, взяв самоотвод,

Митрополит Филакдиод!..

. . . . . . . . . . . .

…Уж пятница зашла за середину…

Ну ты нашёл, когда звонить раввину!..

Я понял: Божий я избранник —

Поклонник гор, певец равнин,

И я сказал, поэт и странник:

«Благослови меня, раввин!»

Раввин же в теме был при этом,

Как батюшка Филакдиод,

Сказал, что иногда поэтам

Неплохо б взять самоотвод.

Как минет пятниц середина,

Поэты преграждают путь.

Вишневский, дай хоть ты раввину

От вас, поэтов, отдохнуть.

…Уйти туда, куда ещё не поздно,

. . . . . . . . . . . . . . .

где нас – с картины Репина «Не ждали»,

. . . . . . . . . . . . . . .

Я помню мне проходу не давали!

«Вы далеко направились, Мужчина?..»

. . . . . . . . . . . . . . .

Я ухожу, Алёнушка, к хасидам!..

Понятно, тут не Ясная Поляна.

Мы не Толстой, хоть Лев по Зодиаку.

Алёнушка, я Лев по Зодиаку,

Хоть не Толстой, должно быть, даже с виду.

Когда бы мне Толстовского размаха,

То я бы не отправился к хасидам.

Голубушка, ну что на это скажешь?

Ведь выбрала ты вовсе не Толстого,

Алёнушка, ты тоже не Наташа,

И если откровенно – не Ростова.

Нам ни к чему обоим притворяться —

Я сам, как ни крути, не без изъяна,

И жизнь моя – не надо сомневаться —

Совсем-совсем не Ясная Поляна.

Я бы хотел иметь иные виды,

Мечтая улететь в иные дали,

Я бы пошёл, наверное, к хасидам,

Но помнишь, как у Репина «Не ждали»?!

Но не во мне, в Толстом, видать, причина,

И борода, как часть его прикида,

«Вы далеко направились, мужчина?» —

Сквозь зубы прошептали мне хасиды.

Хотя ты на меня имеешь виды,

Давай запомним истины простые:

Алёнушка, не примут нас в хасиды

И уж поверь, тем более – в Толстые!

…Но нет, не всё ещё запущено

в стране Облома и Бедлама!..

Ещё читают люди Пушкина,

Вишневского и Мандельштама.

. . . . . . . . . . . . . .

И за «Козла» мы все ответили.

И НЭП зачем-то пережили.

Живёт Вишневский от рождения

В стране Бедлама и Облома.

Такая участь, знать, у гения!

И против лома нет приёма.

Читают люди Достоевского —

Знать, не совсем ещё невежды,

Но дорастут и до Вишневского —

По крайней мере, есть надежда.

А кто, взглянув на мир по-новому,

В Вишневском дара не заметит,

Они – Бедламовы-Обломовы,

И за «Козла» ещё ответят.

…А сам-то рос в семье…

Мне «кол» по поведенью.

Книгоизда-ни-е

В ущерб деторожденью.

Я наплевал на ваше мненье,

Да и на ваше наплевал!

Я «кол» имел по поведенью,

В науках не преуспевал.

Я вырос и дошёл до точки —

И нет ни дома и ни сада,

И нет ни сына и ни дочки,

А мне не больно-то и надо.

Не потрудился – вот и славно!

А в самом деле, в чём прикол?

Зато стихи пишу исправно,

Но и за них имею «кол».

…Еще гордимся мы запросами,

нигде ума не занимая…

А небо уж не дышит осенью,

Зато зима в начале мая.

Поэт Вишневский для начала

Писал, ума не занимая,

Как небо осенью дышало,

И про грозу в начале мая.

Он и лицом, и ростом вышел,

Талантом и умом богат,

Но эти строчки где-то слышал.

Читатель скажет: «Плагиат!»

Те ж, кто поэзию читает,

Поймут – он гениям под стать;

Хотя ума не занимает,

Но строчки мастер занимать!

…чего там говорить, с охотой

Мы провели наш выходной.

Не повезло нам лишь с погодой,

Людьми, эпохой и страной.

Страна с богатою культурой —

То перестройка, то застой.

Нам повезло с литературой —

Есенин, Пушкин и Толстой.

Везло нам с Блоком, с Достоевским —

Добро несли, клеймили зло.

А вот с Владимиром Вишневским,

Пожалуй, нам не повезло.

Со мной Вознесенский

и – крёстная сила.

Не скажешь, что не с кем —

ЗИМУЕМ в РОССИИ.

В России зимую,

Не где-то в Париже,

В России рифмую,

В России предвижу

Успех и удачу —

Бегут к изголовью.

Поеду на дачу

В своё Подмосковье.

Рифмую морозы

С любовью-морковью,

Стихами и прозой

Пишу в Подмосковье.

Поеду на Невский

В стране многоликой,

Аль я не Вишневский?

Аль я не великий?

Рождён я поэтом —

Печать на лице,

Зимую при этом

Я в Зимнем дворце.

А ну его, Невский,

Монархам – могила!

С Россией Вишневский

И крёстная сила!

Я куда-то откуда-то вышел,

Громыхнул под ногами настил…

Но прорезалось шёпотом свыше:

«Я и так тебя долго щадил…».

. . . . . . . . . . . . . . .

При входе в рай мне продали бахилы.

Поэт Вишневский склонен любоваться

Своим сияньем средь других светил,

Но всё ж не стоит, право, удивляться,

Что он в литературе наследил.

Когда в поэты он внезапно вышел,

Промчавшись по паркету, что есть сил,

Тогда раздался явно голос свыше,

Что бегать так негоже без бахил.