Олег Зоин - Крик в тумане

Завтра окрасит леса
Рассвета оранжевой кистью
Солнце, то есть я сам,
Художник вычурной мысли.
Высокое небо — мой дом,
Раскрашенный синей эмалью.
Хочу одного — вдвоём
С тобой продираться в дали.
В ведро окунать рассвет
И мазать землю в пурпуры,
А ты чтоб варила обед
На дыхе солнечной шкуры.
Чтоб мирно мир сосал лапу,
А я настойчиво-рьяно
Струёй кипятил бы рябь
Индийского океана.
И чтобы ветры насвистывали ротокосо
Этакое адажио,
А ты чтобы в бухте кокосовой
Загорала
На коралловом
Пляжике…

Весенний день угас,
Лучом последним
Напомнив мне багряные леса,
Напомнив час,
Когда в бессветный бредень
Свинцовые увязли небеса.
Шёл мелкий дождь,
Назойливый, бесшумный,
Деревья плакали из темноты,
А я, как вождь,
Отвергнутый, безумный
В шалаш пришёл,
Где мёрзла ты.
Как древних-древних, нас
Всю ночь пугали бредни,
А утром вновь зардела полоса…
… Весенний день угас,
Лучом последним
Напомнив мне
Багряные леса.

Взметнулись мокрых веток лапы,
На дачу приступом идя,
Прозрачность окон исцарапав,
Косыми струями дождя.

Громово крышей прошагало,
Ударило раз пять подряд, —
И стихло.
                Запахом фиалок
Забушевал промытый сад.

Помаду прихватив на ужин
И «лодочки» прижав к груди,
Девчёнка шлепает по лужам,
Предвидя счастье впереди.

И я, дурак, синхронно млею:
Ну, девочка, ну, красота!
Дождем промытая аллея.
Теплынь.
Беспечность.
Смехота!

…Вишневый, малиновый,
                            пурпурно-красный —

Лепестками опадает огонь.

Осыпаются розы огня, опасно, —

Не протянуть ладонь!

Постепенно стихает гуденье,

Вместо роз — раскаленный пион…

Но и это растает виденье,

А останутся пепел и сон.

… Искры мрак уже не буравят,

Чтобы в ночь улетать и кануть.

Все слабее пламя кровавит

Свою огневую рану.

Зачарованно зрю — как все мы,

Кого зовут людьми.

И проходит бесшумно время,

Не выглядывая из тьмы.

Племя гордых, задиристых, мудрых

И горячих — только тронь! —

Мы придумали под пепла пудрой

Наших душ хранить огонь.

Без тебя вторую весну —

Тяжело!

Тянут птицы на север,

                            блеснув

Потным крылом.

Клином вдаль улетают

На зеленые острова.

Им на праздники мая

Выписаны права.

Туго крыльями машут

В голубой чистоте…

Помнишь наши,

Весенние,

                     те

Безумия?

Вот и гам затих

За радостной стаей,

Звон ее песни тает —

Так и в сердце моем встревоженном

По закону разлук непреложному

Засыпает

                 любовь непростая…

Дуб сбросил осени расцветку,
Морозный воздух неподвижен.
Пушистый снег лежит на ветках,
Легко шуршат по насту лыжи.

 Пролеты просторнейших просек…
 А чад густой, медовый хвои
 Напомнит вдруг то спирта просинь,
 То чая горькие настои.

Лишь иногда расколет выстрел
Ту тишь и синь раскатом грубым,
И все опять затихнет быстро —
Пока не встанут лесорубы.

 Их план ведет.
 Взревут пилою,
 Повалят сосны,
                       пихты,
                                ели…
 А я желания не скрою —
 Скорее лес укрыть метелью.

Солнце взяло и пригрело,
Напомнив нам про весну —
Ворот рубашки белой
Потный март расстегнул.

Капельки выросли в капли,
По спине его потекли,
У серых сугробов мягких
Подснежники расцвели.

Воды сочились в недра,
Воды текли в океан,
Воды поили щедро
Степи далеких стран.

И только под небом синим,
Где зной причиняет боль,
Осела в барханы пустыни
Любви горько-белая соль…

Зелёный и красный,
                                желтый и синий
Играют под солнечным светом:
Это руки свои бензином
Мыл шофёр,
                      склонясь над кюветом.

Дождь прошел,
                          в чистом поле порядок:
Над дорогой,
                      вонзившейся в степь,
Перекинулась сочная радуга,
Упершись в разлохмаченный Днепр.

^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^

Горький листок полынный
Дикую розу любил,
Но дождь его в глину,
Сорвав, забил.

 А роза красивее стала,
 Обмытая в струй ключе,
 Драгоценного краше металла —
 Но к чему, зачем?

Чтобы эстет мимоходом
Отсёк ее от стебля,
Поставил бы в воду —
Прощай, земля!

 В Богоявленный храм вхожу как атеист —
 Скептичный взгляд бросаю вдоль икон.
 Старушечий гнусавый шип и свист
 Меня честит: не бью святой поклон!

 Смотрю, словно в музее, на письмо
 Неведомых, сильнейших мастеров.
 Славянской вязи ломленной тесьмой
 Обвито атрибутов серебро.

 Но вот — Мария! Несколько свечей
 Бросают света слабый жёлтый сноп.
 Мне взгляд знаком этот!
 Но не припомнить — чей?
 Знакома бледность щёк и чистый лоб.

 Она — сама печаль.
 Всё выплакано уж,
 И ни слезы, ни стона — только взгляд.
 Кто был потерянный — отец ей или муж?
 Сын или (всё бывает) брат?

…В Богоявленный храм зашел не для молитв,
 Не гнись, церковник, и не приручай!
 Я здесь, среди холодных древних плит,
 Встречаю сотнелетнюю Печаль…

Расплылось розоватым пятном
Заходящего солнца мерцанье,
А в приёмнике всё об одном
Заливается джаз по-пацаньи.

 Легкомыслен мелодий прибой,
 Несерьёзны короткие волны,
 Но от них чёрный вечер тобой
 Так бывает до края заполнен…

Руки сохнут

И высохнут,

И рассыплются в прах,

Только строчки выстоят —

Устоят на ногах.

Но тебя в стихах

Пусть не пробуют петь —

Никто не должен сметь!

Пусть бумаг желтизна

Напомнит потом,

Что каждый знак —

Огромный том

Чувств,

И пусть

Ничьи другие руки

Не пишут о тебе —

Единственной муке

И звезде моих небес…

Снега растают,
                          сойдут снега,
Река разбухнет половодьем.
Ты будешь вновь близка и дорога,
Ещё дороже, чем сегодня.

 Но основного я не сказал,
 Я утаил его невольно —
 Твои ж безумно-карие глаза
 Расскажут как в разлуке больно.

Когда уходит солнце за леса,
Когда горит реки живая ртуть,
Мне слышатся иные голоса
И страстно тянет за небо взглянуть.

Там вы,
               пришельцы с голубых систем,
Там вы,
              далёкие соседи по мирам.
Я слышу вас и всем,
                                всем,
                                        всем
Поведаю с волненьем пополам:

О люди! Милые и славные мои!
Столы готовьте,
                          снежность скатертей —
Я слышу грохот дюзовой струи,
Я вижу корабли смешных гостей.