Лаэрт Добровольский - Долговременная огневая… Стихотворения

Холоден камень… Осенняя тишь
Может ли ранить?
Время, куда ты так быстро летишь.
Мучая память?

Город, припавший к плечу моему —
Друг и товарищ.
Вижу его распростёртым в дыму
Жадных пожарищ.

Слышу отчётливо в сердце своём
Стук метронома.
Общая доля – крещенье огнём
Отчего дома.

Как через щель смотровую в броне
Вижу дороги.
Город единственный, вечен во мне
Голос тревоги.

Нас укрывает от снайперских пуль
Дней уходящих
Памяти вечный и строгий патруль
В дне настоящем.

Горят Бадаевские склады…
Теперь яснее с каждым днём:
И жизнь, и смерть в кольце блокады
Легли меж хлебом и огнём.

Вполнеба зарево. Гуляет
Огня и дыма грозный смерч.
Гудит неистово и знает:
Где он прошёл – всё прах и смерть.

Его не рвись утихомирить.
Не подходи к нему, не тронь!
Он – Властелин, в его крови ведь
Вселенский буйствует Огонь.

Всё злей безжалостные вспышки
Неукротимого огня…
На крыши, чердаки и вышки
Дежурить на исходе дня

Выходит, небо наблюдая,
Ещё без горечи утрат.
Готовность к бою обретая.
Притихший строго Ленинград.

Я пройду у разбитого дома
По остывшим осколкам снаряда.
По листам обгоревшего тома.
Вдоль безрядья гостиного ряда…

Вот он, памятный тот переулок —
Горы наледи в снежных сугробах.
Метроном насторожённо гулок
И на саночках – тело без гроба.

В этом городе храмов и рынков,
Площадей и квартир коммунальных
Дар последний – простая простынка
И заряд на шурфах погребальных.

Когда приказ поднимет нас
По громкой связи, и тотчас
Взревут моторы —
Поймём без слов, что где-то зло
С огнём и дымом подползло —
и разговоры
Отставим в сторону – и в путь,
И вновь стучит тревога в грудь
И в сердце – пламя;
Сирен несдержанный язык
Уже срывается на крик,
И – пыль за нами.
Ещё спокойны до поры
Багры, стволы и топоры —
Но скоро, скоро
Стуча, скрежеща и звеня
Проникнут в логово огня
Сквозь все запоры.
Моих друзей суровый вид
Без слов о многом говорит:
Они видали.
Какой ценой кончают бой
В огонь летящие с тобой
Не за медали.

Слог высокий подобен курантам.
Но, предвидя улыбку косую.
Проведу я к пожарным гидрантам.
Словно деву, поэму босую.

Там сигналом к извечной надежде
В добровольном и тягостном бденьи
Шум воды слышу снова, как прежде.
Разбивающейся при паденьи.

Это – дерзкий, решительный вызов.
Под напором из стендера[1] бьющий,
В хрупких сводах хрустальных карнизов
Нити жизни пропасть не дающий.

Не дойдут ослабевшие ноги
До реки, где кипящая прорубь.
До угла бы дойти без подмоги.
Да назад ещё столько – попробуй.

Ты – спаситель мой, стендер пожарный.
Часовой, не меняющий позы.
Ты один на округу, пожалуй.
Работящ и в такие морозы.

Подозрительно что-то затишье
От налёта живём до обстрела.
Одинокий, упорно стоишь ты
Безбоязненно, гордо и смело.

Я к тебе подхожу осторожно —
Сколько, падая здесь, не вставало!
Без воды мне уйти невозможно.
Лишь бы сил возвратиться достало.

Сколько нам предстоит испытаний
В леденящих оковах блокады?
Бродит смерть, очумев от скитаний.
Людям – выстоять, вытерпеть надо.

Вчера, послушные приказу,
К домам, охваченным огнём.
Не подбегали мы ни разу
В горящем городе своём.

Чернея окнами пустыми.
Дома корили нас с тобой:
Другие шли в дымы густые.
Шли в пекло, жертвуя собой.

Нас укорять отыщет повод
Не представляющий беды:
Что значит, если в лютый голод
Хлебозаводы без воды.

Когда коптилка еле светит.
Ни кошки в доме, хоть убей…
Сто двадцать пять… Но граммы эти
Получим мы из отрубей:

Во тьме притихшему заводу
Найдём – обязаны найти! —
Для продолженья жизни воду.
Иного нет у нас пути.

Давно пожар привычен глазу.
Но мы сражение с огнём
Отложим, чтобы по приказу
Хлеб выпекали завтра днём.

Когда привычным взглядом
Окинешь мир вокруг
И дом знакомый с садом
Увидишь внове вдруг.

Заметишь украшений
Убористую вязь
Уловишь разрушений
И возрождений связь.

Наверное, однажды
Поймёшь, что муравей.
Карабкаясь отважно.
Ждёт помощи твоей,

И на деревьях птахи
Глядят с надеждой вниз…
Но ты им – о рубахе
Предложишь свой каприс:

О той, что ближе к телу —
Родному, твоему,
А потому и делу
Ты верен одному:

Оно – твоя забота.
Бальзам от маеты,
А что там гибнет кто-то
Так это ведь не ты;

Ты – сам себе начальник,
И маклер, и купец,
Болтающий молчальник,
Гуляющий скопец.

Но если воедино
Таких, как ты, собрать —
Светильник Аладдина
Задует ваша рать.

Померкнет светоч веры
Куда, зачем плывём
В метаньях ноосферы
Меж хлебом и огнём…

Всё сказано… И сказано – не всё,
А многое из сказанного – ложно.
Истории слепое колесо
Иным путём направить невозможно.

И чья вина, и объясненья чьи
Зачтутся там, в неведомых приделах.
Где прошлых жизней тонкие лучи —
Немое эхо помыслов и дела?

И там лучом когда-нибудь и я
Кружиться буду в сумрачной воронке.
А тайный смысл земного бытия
За гулом жизни спрячется в сторонке.

Сердцем отойти давно бы надо
От блокадной стужи и тоски.
Только слово хлёсткое «блокада»
Вновь сжимает сердце как тиски.

Сколько в жизни новых впечатлений
Впору всё прошедшее забыть,
В толчее средь новых поколений
Постараться современным быть.

Но опять идём, не зная броду.
Мы – своих невольники преград:
Горожанин рвётся к огороду.
Каждой грядке, как находке, рад.

И блокадным горожанам старым
Памятнее той поры слова.
Что всего с одной восьмой гектара
Хватит овощей семье сполна.

Над тобой уже не властно время —
Ни сединок новых, ни морщин.
Мне ж нести несуетное бремя
Истомивших сердце годовщин.

Для тебя всё в прошлом… Я листаю
Жизнь твою как том календаря,
И событий пестрокрылых стаю
Высветляет памяти заря.

И, незримой связанные нитью.
За пределом видимости, мы
Вновь спешим друг к другу по наитью
Через вёрсты непроглядной тьмы.

Пребываем в разных измереньях.
На частотах разных говорим,
И над миром вечного забвенья
Каждый – по раздельности – парим.

Жгу костёр в этот памятный час —
Пусть он станет огнём ритуала:
В этот час ты покинула нас,
В этот час тебя с нами не стало.

Так с языческих давних времён
Поминали костром уходящих.
Только я буду с этим огнём
Не в прошедшем с тобой – в настоящем.

Будем мы этой ночью одни,
и души твоей белая птица
На мои отзовётся огни
И вблизи от меня приземлится.

Синий дым, чёрный год, серый свет.
Задремавших садов многоцветье…
В кровь изранена в терниях лет
Безотчётная вера в бессмертье.

Когда на дальних перекрёстках
Внегалактических дорог
В обличье новом, в звёздных блёстках
Земной забывшие порог.

Друг друга мы однажды встретим
В ушедшем сонмище людском —
Как нашу встречу мы отметим
В пространстве вечном и пустом?

Быть может, в новые сосуды
Мы души наши перельём
И новый круг житейских буден
Прочертим заново вдвоём?

И, как уже бывало с нами,
В какой-то перекрёстный час.
Перемежая явь со снами.
Пронзят воспоминанья нас.

И станут сердце рвать истошно.
Как ястреб жертву на куски,
И наше будущее в прошлом
Зайдётся в крике от тоски.

Я голову в молчаньи преклонил
Пред образом единственной на свете.
Которую сильнее всех любил…
Лик материнский и без нимба светел.

До Господа не дорасти вовек.
Не досмотреть картину ожиданий.
Не дооткрыть усталых наших век
До мига подтверждения преданий.

И вновь момент критичен и велик,
и вновь опасность взмыла над кормою.
Соломинка моя – твой светлый лик.
Который и на дно пойдёт со мною.