Борис Поплавский - Сочинения

Отрицательный полюс молчит и сияет.
Он ни с кем не тягается, он океан.
Спит мертвец в восхитительном синем покое,
Возвращенный судьбой в абсолютную ночь.

С головой опрокинутой к черному небу,
С неподвижным оскалом размытых зубов.
Он уже не мечтает о странах где не был,
В неподвижном стекле абсолютно паря.

На такой глубине умирает теченье
И слова заглухают от нее вдалеке.
На такой глубине мы кончаем ученье,
Боевую повинность и матросскую жизнь.

Запевает машина в электрической башне
И огромным снопом вылетает огонь
И с огромными ртами, оглохшие люди
Наклоняются к счастью совместно с судном.

И прожектор ложится на плоскую воду
И еще полминуты горит под водой.
Металлический дом, точно колокол духов,
Опускается тихо звонит в синеве.

И айсберг проплывает над местом крушенья
Как Венера Милосская в белом трико.

Очищается счастье от всякой надежды,
Черепичными крыльями машет наш дом
И по-птичьему ходит. Удивляйтесь, невежды,
Приходите к нам в гости, когда мы уйдем.

На высоком балконе, над прошлым и будущим
Мы сидим без жилетов и молча жуем.
Возникает меж звезд пассажирское чудище,
Подлетает. И мы улетаем вдвоем.

Воздух свистнул. Молчит безвоздушный прогон
Вот земля провалилась в чернильную лузу,
Застегните, механик, воздушную блузу.
Вот Венера, и мы покидаем вагон.

Бестолков этот мир четырех величин.
Мы идем, мы ползем, мы взлетаем, мы дремлем;
Мы встречаем скучающих дам и мужчин,
Мы живем и хотим возвратиться на землю.

Но таинственный мир, как вода из-под крана,
Нас толкает, и ан, исчезает сквозь пальцы.
Я бросаюсь к Тебе, но шикарное зальце
Освещается, и я перед белым экраном,

Перед синей водою, где круглые рыбы,
Перед воздухом: вертится воздух, как шар.
И над нами как черные айсбергов глыбы
Ходят духи. Там будет и Ваша душа.

Опускаются с неба большие леса.
И со свистом растут исполинские травы.
Водопадом ужасным катится роса
И кузнечик грохочет, как поезд. Вы правы.

Нам пора. Мы вздыхаем, страшимся и машем.
Мы кружимся как стрелка, как белка в часах.
Мы идем в ресторан, где стоит на часах
Злой лакей, недовольный одеждою нашей.

И как светлую и прекрасную розу
Мы закуриваем папиросу.

Вода клубилась и вздыхала глухо,
Вода летала надо мной во мгле,
Душа молчала на границе звука.
Как снег упасть решившийся к земле.

А в синем море, где ныряют птицы,
Где я плыву утопленник, готов,
Купался долго вечер краснолицый
Средь водорослей городских садов.

Переливались раковины крыши,
Сгибался поезд, как морской червяк.
А выше, то есть дальше, ближе, ниже,
Как рыба рыскал дирижабль чудак.

Светились чуть медузы облаков,
Оспариваемые торопливой смертью,
Я важно шел походкой моряков
К другому борту корабля над твердью.

И было все на малой глубине,
Куда еще доходит яркий свет.
Вот тонем мы, вот мы стоим на дне.
Нам медный граммофон поет привет.

На глубине летающего моря
Утопленники встретились друзья.
И медленно струясь по плоскогорью
Уж новых мертвецов несет заря.

Вода вздыхает и клубится тихо,
Как жизнь, что Бога кроткая мечта.
И ветра шар несется полем лихо,
Чтоб в лузу пасть, как письма на почтамт.

Чу! подражая соловью поет
Безумная звезда над садом сонным.
Из дирижабля ангелы на лед
Сойдя молчат с улыбкой благосклонной.

В тропическую ночь, над кораблем,
Она огнем зеленым загорелась.
И побледнел стоящий за рулем,
А пассажирка в небо засмотрелась.

Блуждая в звуках над горой зажглась,
Где спал стеклянный мальчик в платье снежном,
Заплакал он не раскрывая глаз,
И на заре растаял дымом нежным.

Казалось ей; она цветет в аду.
Она кружится на ночном балу.
Бумажною звездою на полу,
Она лежит среди разбитых душ.

И вдруг проснулась; холод плыл в кустах,
Она сияла на руке Христа.

Никто не знает
Который час
И не желает
Во сне молчать.

Вагон левеет.
Поет свисток.
И розовеет
Пустой восток.

0! Приснодева
Простите мне
Я встретил Еву
В чужой стране.

Слепил прохожих
Зеленый газ.
Была похожа
Она на Вас.

Галдел без толку
Кафе — шантан,
И без умолку
Шипел фонтан.

Был полон Лондон
Толпой шутов
И ехать в Конго
Рембо готов.

Средь сальных фраков
И кутерьмы
У блюда раков
Сидели мы.

Блестит колено
Его штанов
А у Верлена
Был красный нос.

И вдруг по сцене
По головам,
Подняв колени,
Въезжает к нам

Богиня Анна,
Добро во зле
Души желанный
Бог на осле.

О день забытый…

С посудой битой
Людей родня,
Осел копытом
Лягнул меня.

Но знак удара
Мне не стереть
И от удава
Не улететь.

О дева, юный
Погиб твой лик.
Твой полнолунный
Взошел двойник.

Небес богиня,
Ты разве быль
Я даже имя
Твое забыл.

Иду у крупа
В ночи белесой
С улыбкой трупа
И папиросой.

Синевели дни, сиреневели,
Темные, прекрасные, пустые.
На трамваях люди соловели.
Наклоняли головы святые,

Головой счастливою качали.
Спал асфальт, где полдень наследил.
И казалось, в воздухе, в печали,
Поминутно поезд отходил.

Загалдит народное гулянье,
Фонари грошовые на нитках,
И на бедной, выбитой поляне
Умирать начнут кларнет и скрипка.

И еще раз, перед самым гробом,
Издадут, родят волшебный звук.
И заплачут музыканты в оба
Черным пивом из вспотевших рук.

И тогда проедет безучастно.
Разопрев и празднику не рада,
Кавалерия, в мундирах красных.
Артиллерия назад с парада.

И к пыли, к одеколону, к поту,
К шуму вольтовой дуги над головой
Присоединится запах рвоты,
Фейерверка дым пороховой.

И услышит вдруг юнец надменный
С необъятным клешем на штанах
Счастья краткий выстрел, лет мгновенный,
Лета красный месяц на волнах.

Вдруг возникнет на устах тромбона
Визг шаров, крутящихся во мгле.
Дико вскрикнет черная Мадонна
Руки разметав в смертельном сне.

И сквозь жар, ночной, священный, адный.
Сквозь лиловый дым. где пел кларнет,
Запорхает белый, беспощадный
Снег, идущий миллионы лет.

Хохотали люди у колонны,
Где луна стояла в позе странной.
Вечер остро пах одеколоном,
Танцовщицами и рестораном.

Осень вкралась в середину лета.
Над мостом листы оранжевели
И возили на возках скелеты
Оранжады и оранжереи.

И в прекрасной нисходящей гамме
Жар храпел на мостовой, на брюхе,
Наблюдал за женскими ногами,
Мазал пылью франтовские брюки.

Злились люди, и не загорая
Отдавались медленно удушью.
К вечеру пришла жара вторая.
Третью к ночи ожидали души.

Но желанный сумрак лиловатый
Отомкнул умы, разнял уста;
Засвистал юнец щеголеватый
Деве без рогов и без хвоста.

И в лиловой ауре ауре,
Навсегда прелестна и ужасна
Вышла в небо Лаура Лаура
И за ней певец в кальсонах красных.

Глухо били черные литавры,
Хор эриний в бездне отвечал,
А июль как Фауст на кентавре,
Мертвый жар во мраке расточал.

Но внезапное смятенье духов,
Ветер сад склоняет на колена.
Тихий смех рождается под ухом,
Над вокзалом возникает глухо:

Королева ужасов Елена.

А за нею Аполлоны Трои,
С золотыми птицами в руках,
Вознеслись багровым ореолом,
Темным следом крови в облаках.

А луна поет о снежном рае.
Колыхался туч чернильных вал
И последней фразою, играя,
Гром упал на черный арсенал.

И в внезапном пламени летящем,
Как на раковине розовой, она
Показалась нам спокойно спящей
Пеною на золотых волнах.