Сергей Спасский - Земное время

Здесь каждый звук тебе знаком,
И рифмы, стянутые тесно
Своим двуострым языком
Рисуют край давно известный.

Внезапно выдохнутый слог,
В тревоге найденный эпитет,
Он, словно лист, слетел и лег.
Кто в нем былую жизнь увидит?

Пусть увядает…Разве нам
Пристала робкая оглядка,
Когда стремительно и сладко
Ветвится мир по сторонам.

И, выпрямляясь от любви,
Мы воздухом горячим дышим.
Нет, строк далеких не зови,
Мы песни новые напишем.

И отразятся в них точней,
Как в тонко-резаной гравюре,
Судьбы играющие бури
И строй прогретых счастьем дней.

Как мягок этот сумрак кроткий
В чуть розоватом полусне.
Щиты круглеют на решетке,
Деревья внемлют тишине.

И урны призрачное тело
Под теплый лепет ветерка
Так выпукло отяготело,
Сжав удлиненные бока.

Постой. Помедли осторожно.
Вот плавно выгнутый подъем.
Его едва почуять можно
При шаге бережном твоем.

Тут мост. А дальше ляжет поле
Полно прохладной темноты.
Ужели радости и воли
Еще и здесь не знаешь ты?

Но разве есть минута слаще,
Когда сейчас, всей грудью, вдруг,
Ты мир вдыхаешь — настоящий
И собранный в единый звук.

И, вздрогнув от внезапной боли,
Ты шепчешь: — Это наяву,
На Марсовом знакомо поле
Я вот — иду, дышу, живу.

Ты все такая ж. На покатом,
На сером камне так жива.
Наклонена над локтем сжатым
Задумчивая голова.
Вся — слух глубокий, вся — вниманье,
О нет, забвенья не буди.
Пусть дышит бронза тонкой тканью
На чуть приподнятой груди.
Все так же веет день на тело,
На плечи смуглые твои,
Лишь медь кувшина пожелтела
Под быстрым натиском струи.
И — упадающие низко,
Играющий рождая звук,
Кропят целительные брызги
Траву, прильнувшую вокруг.
Мой сон, Поэзия, не ты ли
Здесь клонишь ворожащий лик?
И вот года не замутили
Неусыхающий родник.
И верю, живы мы, покуда
И тороплива и звонка
Скользит вода и длится чудо
В разбитой бронзе черепка.

Она изрезана тенями
И красновата и влажна.
Пред ней литое нежит пламя
Зеленобокая волна.
Ее сыреющие склоны,
Легко опущенные вниз,
Укрыли темные лимоны,
Пронзил недвижный кипарис.
Нет, ей рожденье не обуза.
Здесь, словно стих, свободно, вдруг,
Вспушится рощей кукуруза,
Взойдёт лепечущий бамбук.
Не напряжение, а случай,
Удача творчества — и вот
Распластан пальмы лист летучий,
Ручей мерцает и поёт.
И полон странного покоя,
Я вспоминаю, чуть дыша, —
Лишь ты мне виделась такою,
Искусства щедрая душа.

Туманом скользким и плывучим
Обтянуты, как янтари,
Гнездятся по гранитным кручам
Домов — и блекнут фонари.
Мне даже площадь незнакома.
Она пустынна, словно дно
Расплёснутого водоема.
Лишь где-то вспыхнуло окно
И лампочка блестит в квартире,
Как память о далеком мире,
Откуда я ушел давно.

Весна в полях стелилась влажным паром,
Цедился дождь, царапая стекло.
И облаков знаменами недаром
Пригнувшееся небо замело.

И липы пролетали, салютую,
Вдоль мокрых рельс. И круглую звезду
Жег семафор навстречу. И густую
Бросали искры россыпь на ходу.

Вагон дрожал. В вагоне пахло краской.
Скрипели деревянные скамьи.
И купол ночи ветреный и вязкий
Над ним покачивался в забытьи.

А станции отпрядывали. Что им?
В них суетня и окрики солдат,
В них оторопь погрузки перед боем.
Они войной, как факелы, чадят.

Кто им расскажет: около рассвета,
Вобрав перрон окошками на миг,
Здесь не вагон — гремучая комета
Перерезала время напрямик.

Но этот путь — еще он только начат,
Лишь оторвался камень от руки,
Еще совсем обыденно судачат
Ему навстречу стрелок огоньки.

И тормоза полязгивают крепко,
И плоский луч внутри переберет
То на столе промятый профиль кепки,
То на пальто суконный отворот.

И человек, устав от разговора,
Передохнуть ложится до утра
И морщит лоб. — Да, мы приедем скоро. —
И дождь в окно царапает: — Пора.

Листами зеленой стали
Обшитый, ты полз в бою,
И пули, скользнув, примяли
У башни щит на краю.

Войной в раскаленном чреве
Под спазмы взрывов зачат,
Ты здесь прогибаешь в гневе
Трескучих торцов накат.

Зачем же в сквозных заплатах
Бойниц, суров и тяжел,
От этих полей проклятых
Ты в город, ворча, пришел?

Какую, бредя полями,
Себе выбирал ты цель?
Исчерченная огнями
Двугорбая цитадель.

Ты знал ли — шумя, окружит
Прорезы твоих бойниц
Тревога знамен и ружей,
Горячая лава лиц.

Пока, летя словно эхо,
Рядами не шевельнет
Скользящий шепот: — Приехал.
— Который? — Смотрите! — Вот!

И торопливой походкой
Пересекая перрон,
Широкий, крепкий, короткий,
К тебе протиснется он.

Ведь здесь невозможно позже,
Ведь надо сейчас, скорей,
С размаху схватить за вожжи
Безумную скачку дней.

И хлещут слова, как плети,
И — вытянута рука…
Ты этого ждал? За этим
Катился издалека?

И вот, с приглушенной дрожью
Моторов, прилег мертво,
Чтоб кованым быть подножьем
Для первой речи его.

Спокойствие всего нужней…
Гул шаркает по коридорам.
Сегодня в улицах огней
Не зажигали. Перекорам
Ружейных глоток нет конца.
Сегодня город без лица
Завяз до крыш в туман и слякоть.
Дождю струистой сбруей звякать
Вдоль заколоченных дверей.
Спокойствие всего нужней.
Но коридор тревогой тронут —
Здесь шарк подошв, прикладов топы.
Сюда сегодня врылся фронт,
Здесь задежурили окопы,
Сгрудив шершавые шинели.
Здесь люди по три дня не ели.
Здесь заседают третью ночь.
Отсюда выкатились прочь,
Топорща скользкие штыки,
Гремучие грузовики.
Та-ра-ра-ра. Та-та-та-та.
Гнездится пена у моста.
Матросский клеш скользит по лужам.
Кронштадтский нрав с борьбою дружен.
Накапливаясь по безлюдью,
С дворцом они сошлись грудь с грудью.
Из тесно сжатого кольца
Они не выпустят дворца.
И меднобокая опора,
Дымясь (и, значит, быть беде),
Проводит борозды «Аврора»
По оцинкованной воде.
И колоннадой круглоствольной
Свою тревогу обведя,
С ней связь не прерывает Смольный
Сквозь парус липкого дождя,
Сквозь мрак, прозеленивший небо.
Спокойствие важнее хлеба…
Здесь нужен мозг — крутым узлом
Крепить и стягивать восстанье.
Здесь нужно ровное дыханье.
И он не дремлет над столом.
Доклады, словно клятвы, кратки.
В них дальних ружей молотьба.
Он слушает. Лишь в лихорадке
Морщинка дернется у лба,
И точен, как патрон, приказ.
Здесь нужен выверенный глаз…
Но телефон охрип от крика,
Он надрывается: — Впусти-ка,
Мне надо говорить — прими.
(Зачем так хлопают дверьми?)
— Я слушаю… — Он входит в зал:
— Не может быть. — Да. Зимний взяли. —
По лицам ветер пробежал.
И стены колыхнулись в зале.