Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940
Меня всегда считали за особенного счастливца, и я не стану жаловаться и хулить течение моей жизни. Однако в сущности она была только труд и работа, и я могу сказать прямо, что вряд ли за свои семьдесят пять лет я провел четыре недели в свое удовольствие. Моя жизнь была вечным скатыванием камня, который требовалось подымать снова.
Гете. Разговоры, собранные Эккерманом. Запись от 27 января 1824 г.А можно ли наш жизнетворческий строй
Сравнить с той далекой-далекой порой,
Когда Гете не мог оторваться от мифа
О бесплодной работе Сизифа?
Наше время иное,
Пролетарско-культурно-победно-стальное!
Мы не зря ведь училися в ленинской школе.
Нам должно подтянуться тем боле,
Чтоб в решающий час не попасть нам впросак.
Наша литература – не дикое поле,
Пролетарский писатель – не вольный казак.
Не нужна, ни к чему нам порода писак
Богемски-разгульной, ленивой повадки.
Писатель культурно-творческой складки,
Колоссальный, стихийно-могучий Бальзак,
Болел разрешеньем «ужасной загадки»:
Что в искусстве главнейшее – в литературе,
В музыке, в живописи и в скульптуре?
Скульптура есть непрерывное осуществление того события, которое в живописи единственный раз и навеки олицетворилось именем Рафаэля! Разрешение этой ужасной загадки основано исключительно на непрерывном, постоянном труде, так как тут физические трудности должны быть настолько побеждены, рука должна быть до того выправлена, послушна и покорна, что скульптор может бороться заодно с тем неуловимым духовным началом, которое приходится олицетворять, облекая его плотью и кровью. Если бы Паганини, который умел передавать свою душу в струнах скрипки, провел три дня, не упражняясь в игре, он бы внезапно превратился в обыкновенного скрипача.
Непрерывный труд есть закон для искусства точно так же, как закон для существования, так как искусство есть идеальное творчество. Потому-то великие артисты, истинные поэты не ждут ни заказов, ни покупщиков: они производят сегодня, завтра, вечно. Из этого вытекает привычка к труду, это непрерывное столкновение с трудностями, поддерживающее их в постоянном сочетании с музой, с ее творческими силами. Канова жил в своей мастерской, и Вольтер жил у себя в кабинете. И Фидий и Гомер, должно быть, поступали так же.
Бальзак. «Бедные родственники». Собр. соч. в русск. перев. Изд. 1896 г. Т. II, стр. 196–197.Я наспех пишу. По заказу.
Всего не высказать сразу.
Тороплюсь основное сказать как-нибудь,
Не дав своим мыслям надлежащей чеканки.
Молодых творцов, лишь начавших свой путь,
Спешу отвлечь от опасной приманки.
Нет «жрецов», «алтарей» и «лавровых венков», –
Ни к чему атрибуты нам дряхлых веков
И эстетическое худосочие.
_Соцстроительство – дум наших всех средоточие.
Мы у письменных наших – не столов, а станков –
Мастера и рабочие.
Подчинись трудовому режиму суровому,
Осознав, как подъем наш опасен и крут,
Окультурим и облагородим по-новому
Боевой, пролетарский писательский труд_!
Электро-жар-птица*
К десятилетию государственного плана электрификации, то есть плана ГОЭЛРО.
С новым годом!
С решающим годом!
С основным трудовым переходом!
С крутым перевалом,
Который надо перевалить!
Речь идет не о малом!
Большевистским закалом
Все себя мы должны закалить,
Чтоб препятствия все удалить,
Чтобы нам – с напряженьем всего организма
И хозяйственного механизма –
Достроить фундамент социализма!
Скрепим его сталью, бетоном.
А потом – за стены, за свод,
Наконец займемся фронтоном!
Наступил решающий год!
«Решь-шяющий?!. Вот!»
Кто там шамкает где-то?
Надо вдуматься в это!
Надо это понять!
Кто не хочет понять
Иль понять неспособен,
Чем год по-особому этот особен,
Тому неча пенять,
Если при перекличке строителей
И победителей
В советской земле
Повсеместно
Прозвучит его имя в числе
Или темных вредителей,
Поступавших
Бесчестно,
Иль в числе безнадежно отставших
И пропавших
Безвестно.
Кто там шамкает про неувязки?
Кто там, полный опаски,
Боится – чего? Не борьбы ль?
Какой трухлявый бобыль
Унылые мямлит побаски?
Разве наша советская быль
Не упоительней сказки?
Что мы в сказках слыхали?
Что деды и прадеды наши пахали,
Пред царем и пред богом дрожали, вздыхали,
Тому и другому бухаясь в ноги,
Платили налоги,
Сами часто перебивались едой –
Хлебом с водой,
Да и хлеб-то нередко бывал с лебедой, –
Покоряясь начальства орде тунеядной,
Жили век в темноте непроглядной, –
И сказочный только Иван-дурачок,
Мужичок-серячок,
Однажды дорвался до света.
Всем известна нам сказочка эта
О сиявшей в царской столице
Волшебной «жар-птице»,
Как Ивашка, до царских добравшись хором,
Поживился жар-птицыным светлым пером.
До чего эта сказочка кажется детской
В сравнении с былью советской!
Как поблекли все старые сказки, поверья!
Поглядите, какие волшебные перья
Сверкают у нас пред глазами!
Какими сверхсказочными чудесами
Нас новая жизнь ежедневно дарит!
Перед нами горит,
Покорив необъятный размах расстояний,
Миллиардами солнечно-ярких сияний,
За пером распуская перо,
Чудо-птица,
Электро-жар-птица, –
Зовется она так хитро –
ГОЭЛРО!
В ее свете обильном,
С каждым днем все более сильном,
Пролетарская наша сверкает столица,
Новой стройкой охваченные города,
Заводы и шахты, поезда и суда,
За деревней деревня, за станицей станица,
Суша, вода,
Вся страна под флагом пролетарского цвета
Торжественно, празднично входит сюда –
В потоки гигантского электросвета.
Дивной электроптице всего десять лет,
Но какие она уж преграды сносила!
ГОЭЛРО – не только электросвет,
Но и электросила!
И она, эта сила,
Ускоряя темпы движения,
Умножая свои достижения,
Побивая свои же рекорды.
Покажет, что все буржуазные Форды
Перед силою коллективного,
Творчески-дивного
Пролетарского гения
Не заслуживают никакого сравнения.
За работу!
В поход!
Перед нами – решающий год!
Кто там шамкает где-то?
Надо вдуматься в это,
Надо это понять,
Надо крепко понять,
На каких дрожжах наша жизнь забродила,
Чтобы после на нас не пенять,
Очутившись в зубах… «Крокодила».
Вместо привета*
Делегатам IX Всесоюзного съезда ВЛКСМ.
Я думал – зычно и солидно
Вам дать развернутый привет.
Но получилось так обидно:
Болезнь подкралася ехидно
И весь мой план свела на нет.
Я не из тех, кто без умолку
Трезвонит модным докторам.
(От них я видел мало толку!)
Зато, читая «Комсомолку»,
Я оживаю по утрам.
То, что сожмет она, спрессует
(Бумажный голод строки ест!),
Воображенье дорисует:
Вот – обсуждает, голосует
Девятый комсомольский съезд!
Оратор. Что ни мысль, ни фраза,
То комсомольский динамит.
Так жарко, тесно – до отказа.
Весь зал, исполненный экстаза,
Рукоплесканьями гремит.
В нем столько крепкого задору
И полнокровного отпору
Всем, всем пророчествам худым!
Какое счастье в нашу пору
Здоровым быть и молодым!
«Перекопская»*
Посвящается краснознаменной 51-й Перекопской дивизии.
Уж как мы под Перекопом
С белым скопом
Бой вели.
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
С белым скопом бой вели!
Тлю господскую густую
Всю вчистую
Подмели.
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Всех буржуев подмели!
Нынче снова строят плутни
Злые трутни
И шмели.
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Заграничные шмели!
Но… скажи нам только: «Хлопцы,
Перекопцы,
Навали!»
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Где очутятся шмели?!
Воют в страхе чуть живые
Биржевые
Короли.
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Биржевые короли!
Их машины и вагранки,
Биржи, банки
На мели!
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Вражье дело на мели!
А у нас иные думы.
Все в поту мы
И в пыли.
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Все в поту мы и в пыли!
Заводских громадин только
Эвон сколько
Возвели!
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Сколько фабрик возвели!
Пахнет слаще нам, чем роза,
Дух навоза
И земли!
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли,
Прут колхозы из земли!
Чтоб свалить судьбу-недолю,
Всю мы волю
Напрягли!
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Всю мы волю напрягли!
Не собьет нас вражья жалость,
Чтоб мы малость
Прилегли.
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Чтоб всхрапнуть мы прилегли!
Чтоб враги нас, вялых, шалых,
Оплошалых,
Взять могли!
Эх-х! Лю-ли, лю-ли лю-ли!
Чтоб нас сонных взять могли!
Вражья жалость дышит местью!
Кто там – с лестью?
Стань вдали!
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Просим честью
Стать вдали!
С богатырской силой дивной,
Коллективной,
Не шали!
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Нынче с нами не шали!
А не то… Нам скажут: «Хлопцы,
Перекопцы,
Навали!»
Эх-х! Лю-ли, лю-ли, лю-ли!
Где очутятся шмели?!
Уберем с пути*
