Наталья Колесникова - Ладони ветра. Сборник стихотворений

Обещаний и прощаний
пустота.
Не пишите завещаний
просто так.
Не беснуйтесь от избытка
чувств и сил
(Как смешон порыв холодный,
мёртвый стиль).
Отречение – защита
от толпы:
Прикрываем веки,
закрываем лбы
От ударов пальцами
дрожащих рук.
Рвётся сердце на свободу:
тук… тук… тук…
Падает гранитной глыбой
смех веков
На минуты и мгновенья.
Так легко
Заблудиться, затеряться,
кануть в ночь,
Расколоться на кусочки.
Не помочь
Плачущему отраженью
в зеркалах:
Разлетится мир на части.
Крикнешь: «Ах!»
И уже бессильным шёпотом:
«Постой…».
Отзовётся сердце
хрупкой пустотой.

За окном, за огромным оком —
вороньё.
Отрекаться от звёзд жестоко.
                  Всё – враньё.
Прозреваем мы, умирая
навсегда.
Спросят зори: «Достойны Рая?»
Крикнем: «Да!»
И предания станут роком,
разодрав
Жизнь романтика ненароком.
Руки трав
Обречённо хватают ветер
за полы
Рваной рясы. В грустящем свете
спит полынь.
Обретая черты рептилий,
жалкий страх
Превращает огонь идиллий
в бренный прах.
И ревущее море ранит
ступни ног…
Мой герой у последней грани
о-ди-нок.

Посмотри, богиня Гера,
Твой сынишка черномазый —
Просто мусорщик на свалке
Ржавых жизней, жалких судеб;
Просто накипь на посуде,
Труп, лежащий в катафалке,
Посох Вечности безглазой,
Слёзы старого партера.
Твой детёныш слишком грязен
Для больших дворцовых кресел,
Слишком облачен и светел
Для промозгло-липких сплетен.
Его подвиг мимолётен,
Словно лёгкий летний ветер.
Но, возможно, в колкой прессе
Вспомнят о герое в рясе.
«Прожуёт» его читатель,
Поперхнётся и… забудет
О жонглёре на канате,
О заброшенном артисте.
Станет мир ещё цветистей,
Слово выучит «пинайте!».
Но в иудовой простуде
Обессиленный мечтатель
Вдруг заплачет о Герое.
И воскреснет некий символ,
Предначертанный богами
На границе чёрно-белой.
Мусорщик оторопело
Снова меч возьмёт руками…
Скажут: «Умер он красиво…»
И в степную пыль зароют.

Коварный ветер стреляет в спину.
У солнца в небе круги под глазами…
Ваш грустный взгляд чуть тревожно
                                                 вскинут.
Ваш мир незримо пред выбором замер…
Ладони листьев к ботинкам жмутся:
Им так надёжнее, может, теплее.
Проплыли тучи (ещё вернутся,
Приклеят лужи тоскливые клеем).
Больные окна, не видя света,
Седые тени кладут на прохожих.
Стекают капли с колючих веток
На тротуар…
                        Вы на призрак похожи.
В большом кармане стальные гвозди —
Причина ран на ладонях шершавых.
А сердце просится к небу в гости:
Там нет сомнений, от времени ржавых.
Не кошки плачут – рычат тигрята,
Когтями сердце отважное раня…
Себя в себе вы устали прятать
И находить – на краю хрупкой грани.

Кто сказал, что герои не плачут,
Что их жизнь ничего не стоит?
Что страданья приносят удачу
Тем, кто в сердце хранит святое…

В день, когда желтоглазая осень
Острижёт золотые косы,
Для героя весь мир в вопросе:
Честь жива? Или – вниз, с откоса.
Знак «равно» между «быть» или «не быть»,
Как начало извечной драмы.
Бесконечность нетленного неба
Кто-то вставил в смешные рамы.
И напрасно бесцветные окна
Солнце тянут в свой тихий омут.
Все герои под ливнем мокнут —
Их учили совсем иному:
Пить шампанское, петь серенады
Даме сердца, ловить драконов.
И винить их за это не надо
(Романтизм разрешён законом…)

Но опять, убивая святое,
Дождь осенний по лицам скачет.
Жизнь героев чего-то да стоит.
И герои, конечно, плачут.

Я нарисую ваш портрет —
На нём вы будете счастливым…
Мелькнёт задумчивый берет
В саду, где зацветали сливы
Давным-давно. Когда клялись
Всегда идти за облаками,
И в ритме вальса падал лист,
Ловимый нашими руками.
Когда в заснеженных полях
Искрился зимний день от смеха,
Забыв о царствах и царях,
Мы слушали шальное эхо.
Мы падали в траву реки,
Не соблюдая ложных правил.
И звёзды были велики,
Вмещая тысячи Аравий.
И защищал от мира лес,
Зовущий в сказочную небыль,
Где в ласку превращалась лесть,
Лаская ландышами небо…
На зарубцованной коре,
Когда пройдёт холодный ливень,
Я нарисую ваш портрет —
На нём вы будете счастливым.

Тёплый полдень погремушкой рыжей
Простучал под окнами зимы.
Хмурились растроганные крыши…
Строчками стихов дышали мы.
За спиной шептались тихо стены —
Мудрые седые старики.
Из каких-то неземных растений
Лёг кораблик на пролив руки.
И ракушкой хрустнул под ногами
День, зовущий в солнечную даль.
В небо мы ушли, за облаками,
Не оставив бренного следа.
Пролетали пчёлами печали.
Ландыши ликующих земель
Ароматом радости встречали…
Мы ушли, не вспомнив о зиме.

Зовущая спелость ягод рябины
Наполнена страстью жаркого лета.
Мосты интригующе выгнули спины,
Похожие чем-то на лебедя Леды.
Тобою любуюсь снова
                               и снова,
К тебе возвращаюсь нежностью жгучей.
Осенние всхлипы ветра сквозного
Не смогут разжалобить былью плакучей
Ни сердца, ни взгляда.
                                        Звонко смеются
Горячие листья клёнов и вязов.
И в облаке каждом черты узнаются
Лица твоего.
                               Новый век не навязан,
А связан из ярких сказок и песен;
И солнце целует рыжие чёлки
Задумчивых ив.
                             Поднебесно-чудесен
Мой город цветочный, где прячутся
                                                     пчёлки;
Где пляшут фонтаны брызгами строчек,
Слышны голоса истории давней.
Где край горизонта звездой оторочен,
Шаманят старинные двери
                                                и ставни.
Восточные ткани. Западный ветер.
Чешуйками света сотканы сети…
Жемчужнее города нету на свете.
Янтарнее край не придумают дети.

Осень осенила сени синей выси
Письменами песен северных селений.
Вновь поля лелеют мысли своих лысин,
И седеют сосны от вселенской лени.
Росным перезвоном прослезился ясень —
Силуэтом ясным сонного ребёнка,
И с сумой босячьей в стихотворной рясе
Засиял, осину одарив гребёнкой.
Высекают грозы на каменьях символ
Семиструнной арфы, истину поющей.
А в лесах трясины. А в садах – красиво
От листвы восточной, золото дающей.
Осиянный вечер грусть хмельную сеет,
И стареют тени в восковых беседах.
Осень источает аромат музеев
В час, когда в гробницах стонут тайны Сета.
Сердце вспоминает звёздные капризы,
Живопись Матисса, томный шарм актрисы.
Осень в одночасье знойной тканью ризы
Высушила слёзы и сожгла ирисы.

Мне тесно в застенках осеннего рая,
Где спелые кущи сочатся ванилью…
И даже скрипящие двери сараев
Нас в детстве сильнее и слаще манили…

Запретные яблоки старого сада
Беспечно срывала и морщилась – кисло…
Костры листопада, как пламя распада…
Над степью туманом молчанье повисло…

…Сливовые липкие капли на пальцах —
Сочится сироп из прозрачной бутылки.
И детство заботливо втиснуто в пальцы.
Но ссадины снова, вихры на затылке

Никак не желают покорно ложиться,
Вплетаться волнами в атласные ленты.
И снова бегу я в поля, где душица
И клевер, и хмель… Вечных сказок
                                                      моменты

Казались важнее послушных концовок,
Касались словами сердец распростёртых.
Герои себя не вели образцово,
И были их шпаги до блеска натёрты.

Свобода была и концом, и началом
Волшебных фантазий… Мне снова
                                                     не спится.
Опять мне из детства зовуще кричала
Когда-то спасённая синяя птица.

Я задумчиво смотрю на собственный
                                                        портрет,
Что ещё хранит тепло, прикосновенье
                                                               кисти.
То ли лунный свет пролился,
                                         то ли сладкий бред:
Мне в лицо летят с картины золотые
                                                        листья.

Солнечные листья засыпают
                                        влажный след
Маленьких ручных лошадок, уносящих
                                                            детство.
Почему-то на губах ванильный
                                                      вкус галет.
Мне даны дожди грибные и снега
                                                   в наследство;

Мне даны леса и лоси, слава и слова,
Радуги и радости, печати и печали.
Хочется глазами звёздный мир
                                                   поцеловать,
Чтобы астры алые стеблями укачали.

И горит душа моя в берёзовом костре,
Помогая отличить ошибку от призванья…
Я смотрю задумчиво на собственный
                                                                портрет,
Синей птицей улетая в сказку
                                                 без названья.