Алексей Домнин - Сказания о Кудым-Оше и Пере-охотнике

Словно уток перелетных
Стаи на воду упали —
Столько лодок остроносых
По Куве плывут к селенью.
Кудым-Ош кричит пришельцам:
— Что за люди и откуда,
С миром к нам или войною?
И такую слышит речь:

— Там, где солнце освещает
Голубые минареты —
Башни города большого,
Там народ живет могучий,
Мудрый хан землею правит.
Он прислал тебе подарки:
Детям — сладкие гостинцы,
Женам — шелк и серебро.

Гости хвалятся товаром.
Женщины, как оленихи,
Окружили их, робея,
Серьги-бусы примеряют,
Тканям шелковым дивятся,
Просят Оша, чтобы звал он
Дорогих гостей в селенье,
Сладким медом угостил.

Чует сердце старой Пэвсин,
Что беда в увтыр ворвется:
Лесовать ушли мужчины,
Промышлять лесного зверя,
На бобра ловушки ставить.
А внизу пришельцев столько,
Сколько листьев на березе,
Сколько диких пчел в дупле.

Сын совета не услышал,
Приказал открыть ворота.
Но не бросили монеты
У ворот тяжелых гости,
И товар не разложили
Перед памом Кудым-Ошем,
Не приветствуют старейшин
И чудских богов не чтят.

Засвистели в каре* стрелы
С черным жестким опереньем
И одна из них пронзила
Молодое сердце Оша.
Он лицом упал на землю,
Он к ее груди прижался,
И земля зажала рану,
И ему вернула жизнь.

Ош медведем разъяренным
От земли тогда поднялся.
Нет копья и нет дубины —
Он бревно схватил сырое,
И оно с веселым свистом
Пронеслось над головами,
Он, как мух,
Сшибал пришельцев,
Как траву,
Косил к ногам.

Но стрела с пером вороньим
В грудь его впилась иглою.
Грудью он упал на землю,
И земля, врачуя рану,
Снова жизнь ему вернула.
В битву он опять рванулся,
Устилая путь телами
Отступающих врагов.

Но стрела пропела третья
И насквозь пронзила Оша,
Сердце жаркое задела.
Навзничь он упал на землю —
К ней он грудью не прижмется,
Злую рану не прикроет.
А враги теснят чудинов
И жилища их зорят.

И тогда сказала Пэвсин:
— Дайте злобным чужеземцам
Что им надо — пусть уходят,
Не творя у нас разбоя,
Пощадив детей и старцев.
То, что наше, к нам вернется,
Зло добра не принесет им,
Зло рождает только зло.

И чужим добром наполнив
Лодки, вороги уплыли.
Но решили по дороге
Разделить свою добычу.
Глядь, а в лодках не товары —
Стебли жесткие пикана.
И враги друг друга стали
В подлой краже обвинять.

Чуть они не перегрызлись
Меж собой, как росомахи.
А одумавшись, решили
Возвратиться к поселенью,
И, как гуся для похлебки,
Ощипать чудинов хитрых,
Запалить их городище,
Племя их перевести.

Чикыш, Пэвсин и другие
Ворожеи и знахарки
Умоляют духов жизни
Воскресить мужей убитых
И вернуть из края мертвых
Удалого Кудым-Оша.
И под стон и пляску бубнов
Вспыхнул жертвенный костер.

А уж лодки чужеземцев
Правят прямо к городищу.
А Костэ над мужем плачет,
И слеза ее проникла
Через рану в сердце Оша.
Сердце пама встрепенулось,
Искра жизни в нем затлела,
И очнулся он от сна.

Как на пир спешат вороны —
Лезут вороги на берег.
Обнял Ош валун руками,
На плечо взвалил больное
И поднял с последней силой
Тот валун над головою,
И с горы тот камень бросил
Прямо в скопище врагов.

До небес всплеснулись брызги,
Над рекой взревела буря,
Перевертывая лодки
И людей сметая с кручи,
Вихрь валил деревья с корнем,
На врагов стволы швыряя.
По пещерам да по ямам
Расползаются они.

Долго буря бушевала,
Лишь на третий день утихла.
Возвратились в кар мужчины,
Ош оправился от хвори,
А пришельцы выползают,
Словно крысы, кто откуда:
— За себя дадим мы выкуп,
Отпусти нас,
Пощади!

Молвил Ош:
«Идите с миром.
Своему скажите хану:
Кто придет,
Замыслив злое,
К нам, тот голову оставит,
Кто прибудет к нам с товаром
Честный торг вести и мену,
Одарим того мехами
Черных лис и соболей».

В земли южные чудины
Провожают Кудым-Оша.
И Костэ с малюткой сыном
Перед идолом горбатым
Ставит жертвенный напиток.
Ош стрелу пустил в березу —
В самый центр стрела вонзилась.
Предвещая добрый путь.

Новый месяц народился,
Подросли птенцы тетерки,
Желтый лист в кудрях березы,
А чудины все в дороге.
Наконец приплыли в город,
В устье Камы полноводной,
Поднесли подарки князю —
И меха, и пьяный мед.

В гости князь зовет чудинов,
Ставит чару перед каждым.
Хлеба теплого из печи
Преподносит по ковриге.
Вкусен хлеб —
Язык проглотишь,
Мягче самой нежной рыбы,
Мяса жирного сытнее.
Удивился Кудым-Ош.

Князь ведет его на поле,
Где качаются колосья,
Говорит, как сеять зерна,
Как муку из них готовить,
Как в печи румяной коркой
Покрывается коврига…
Привезли домой чудины
Зерна ржи и ячменя.

Поле первое вспахали.
Много хлеба народилось.
И из всех чудских селений
Ош к себе гостей сзывает.
Их встречает
Хлебом-солью,
Пивом искристым ячменным,
И для первого посева
Всех зерном он наделил.

…Долго прожил Ош на свете,
Славных дел свершил немало,
А как смерть в глаза взглянула,
Повелел в гробу кедровом
Положить себя в пещере:
— Буду спать я сколько надо,
А когда вам станет худо,
Позовите — я приду.

Жил Пера в давние года.
Глаза — что неба просини,
Огнем пылает борода,
Как лист рябины осенью.
Родимый дом ему — тайга.
Силен он был на диво,
Лосей упрямых за рога
В деревню приводил он,
К сосне прислонится — сосна,
Не скрипнув, рухнет наземь.
Была и силушка дана,
Был Пере дан и разум.
В краю пермяцком оттого
И чтут его в особицу,
Что был народа своего
Он силой, правдой, совестью.

Зеленым мхом до пят зарос
Пермяцкий леший Висел,
Собачьи уши,
Птичий нос,
Глазищи, как у рыси.
Шагал он грозно по тайге,
Сшибая кедры лапой,
И путь переступал реке
Его дырявый лапоть.
А дом его на три угла
Стоял за Кайским волоком,
И в страхе парма вся жила,
От горя выла волком.
Подарки клали пермяки
На пень ему покорно —
Собачью печень,
Пироги,
Яички птицы черной.
Над ними тешился он всласть.
Любил всего охотней
Дороги путать, тропы красть,
Чтоб заплутал охотник.

Идешь в тайгу — знай наперед
Народные заветы:
Иль шапку — задом наперед,
Полу — изнанкой к свету,
Иль стельки так переложи,
Чтоб в левом лапте — правая,
И перестанешь ты кружить,
К дороге выйдешь правильно.
Но всюду Висел на пути,
И злы проказы лешего:
Угонит зверя — не найти,
В капканы крыс навешает.
А сколько он детей унес
К себе за волок Кайский!
Не от дождей, от горьких слез
Промок весь край Прикамский.

Был Пера молод. Налегке,
Колчан привесив к поясу,
Бродил по Вишере-реке,
По Каменному поясу.
Но коль беда в родном краю.
И Пере жить невесело,
И он ведет тропу свою
К владеньям злого Висела.
А вот и Кайский волок тот,
Мягка тропа — без кочек,
Но кто огонь здесь разведет,
Тот гибель сам себе найдет:
Лешак его прикончит.

Ты, леший, злобен и хитер,
Но и у Перы глаз остер!
Он на тропе раздул костер,
Чайком себя потешил.
Но дрогнул вдруг лесной простор,
Спешит сквозь чащу леший.
Идет, во весь поднявшись рост,
К земле березы клонятся,
Галчата выпали из гнезд,
Зверье в логах хоронится.
Идет — и нет его грозней:
Ручищи — до коленей,
А морда — словно бы на ней
Копали мох олени.
— За то, что здесь костер зажег,
Пришел сюда, непрошен,
Я посажу тебя в мешок
И в черный омут брошу!
— Иди-ка ты, скажу добром,
Своей дорогой, Висел!
И Пера сохнуть над костром
Портянки поразвесил.
Лешак глядит через плечо,
С досады глаз скосил он:
— Давай с тобою, мужичок,
Померяемся силой.
— Как?
— А вот так: возьмем бревно,
Потянем друг у друга,
Кому достанется оно —
Тому и власть в округе!
Уселись так — глаза в глаза,
Взялись за кряж здоровый,
А Пера сзади привязал
Себя за пень кедровый.
Бревно рванул к себе лешак,
Как рвут из грядки репу,
Но крепок вязаный кушак,
И пень столетний крепок.
— С натуги лопнешь, старина, —
Охотник смех не прячет. —
Бессильна силушка одна,
Слепа, как зверь незрячий.

Лешак сопит, рычит, ревет,
Бревно со всею силой рвет.
Пень за охотником трещит,
Тугие рвутся жилы,
Земля вздувается, как щит,
Уж корни обнажило…
— Что там скрипит? — спросил лешак.
Ответил Пера веско,
Что входит, мол, в него вот так
Земная сила — с треском.
— Во мне уж силушки вдвойне,
Пустяк — с тобой тягаться мне!
И струсил леший, и прокис:
— Бороться мне не хочется,
Не стану я творить проказ
В лесах, где ты охотишься.
И леший наломать хвои
Побрел, лаптями шаркая.
У Перы хлопоты свои —
Нодью* наладить жаркую.
— Я знаешь, как храплю во сне?
Пред Перой леший хвалится, —
Повянут иглы на сосне,
Листва с берез повалится!
«Видать, не зря хитрит лешак,
Недоброе замыслил он», —
Подумал Пера не спеша
И так ответил Виселу:
— Во сне я словно бы горю,
Тебе признаюсь искренне,
Пускаю дым в одну ноздрю,
Другая пышет искрами.

Туман поднялся от земли,
И ночь спустилась вороном,
Спать на хвою они легли
Костра по обе стороны.
От храпа Висела трава
Повяла и посохла,
С деревьев сыплется листва,
От эха ночь оглохла.

Тихонько встал охотник наш,
Суровый и спокойный,
И приволок кедровый кряж
К своей лежанке хвойной.
Где изголовье — всю в дыму
Он головню подбросил,
Накрыл одеждой и во тьму
Ушел под кроны сосен.
И видит: серою копной
В ночи поднялся Висел
И с длинной пикою стальной
К его постели вышел.
Прокаркал: «Крепко спит мужик,
Коль из-под шапки дым кружит!
Богатырей пермяцких шесть
Сразил я этой пикой,
Еще один в запасе есть,
И он сейчас не пикнет».
И пика Висела, как гвоздь,
Кедровый кряж прошла насквозь!
И тут сказал из темноты
Охотник, целясь в лешего:
— Как старый хорь, коварен ты
И глуп, как заяц бешеный.
Ты будешь, Висел, первым,
Кого прикончит Пера.
Стрела упругая взвилась
И в сердце Висела впилась!
И вздрогнул раненый лешак,
Взревел грознее грома,
Тайгу вдоль волока круша,
Помчался Висел к дому,
И выбил двери лапой,
И мертвым рухнул на пол.
А в том дому на три угла,
В бревенчатом подвале
Тюрьма для пленников была,
Где люди бедовали.
Их Пера спас. И дом — спалил.
А ветер пепел распылил.