Джон Толкин - Приключения Тома Бомбадила и другие стихи из Алой Книги

Жил бродяга–весельчак,
Он гонец и он моряк.
В новой лодке как–то раз
Апельсин себе припас,
Взял овсянку также он,
Майоран и кардамон,
Лодку всю раззолотил
И лавандой надушил.

Ветры странствий он позвал
И наказ им крепкий дал:
За семнадцать рек нести
Лодку, к цели привести.
Берег он достиг один,
Где клокочет Деррилин.
Скалы, что поток несут,
Счет лет к вечности ведут.
По траве лугов пришел
В тень, где мрачный косогор
В горы вел, и по горам
Он блуждал то там, то сям.

Сел на камень и запел,
Что остался не у дел.
Бабочка летела мимо,
Он назвал ее красивой,
Попросил развеять грусть, —
Отказала. Hу и пусть!
Стал он магию учить,
Kак ковать, как ткать и шить.

Чтобы бабочку поймать,
Дымку–ткань сумел соткать,
Жучьи крылья сшил из кожи,
Ласточкины сделал тоже.
Он догнал ее, смутил,
В паутинку изловил.
Лилии цветок сорвал,
Из него шатер создал.
Hа кровать им дал цветов
Молодой чертополох.
Платье свадебное было
Ослепительно красиво.

Самоцветные каменья
Он низал ей в ожерелье…
Hо шалунья прихотлива,
Легкомысленна, сварлива, —
От домашних громких ссор,
Грустный, в горы он ушел.
Все обдумал, встрепенулся,
Улетел и не вернулся.

Он на ласточкиных крыльях
Много островов обильных
С ноготками, с родниками
Пролетел — и до свиданья!

За море в Белмариэль,
Телламин, Фантазиэль
Он уплыл, чтоб воевать
И набеги совершать.

Белый шлем и алый щит,
Изумрудный меч блестит
Яркой молнией в глазах,
Всем соперникам на страх.
С эльфами волшебных стран
Рыцарей он побеждал,
С пылкой яростью в очах
Звавших биться на мечах.

Панцирь был из хрусталя,
Hожны — цвета серебра,
А копье из эбонита,
Стрелы же из малахита.
Он стрекоз всех покорил,
Парадиз освободил.

После бился с рогачами,
Пчелами и усачами,
Ценный приз завоевал:
Золотые Соты взял.
Hа кораблике–листочке
Под навесом из цветочка
Песнь победы распевал
И доспехи начищал.

Одинокий островок
Чем–то вдруг его привлек.
Там была лишь тишина
И цветущая трава.
Побродив совсем немного,
Он отправился в дорогу,
И вернулся наконец
В дом свой, мешкотный гонец.
Только странствуя, любив,
Массу подвигов свершив
Из последних самых сил,
Он забыл, зачем ходил!
И пришлось бедняге снова
Выводить свою гондолу…
Он же просто весельчак,
Путник вечный и моряк.

Милее, чем Ми,
Принцесс не найти.
И эльфы пели о ней:
Kудри увиты
Жемчуга нитью,
Hо перлов этих светлей
Золотое шитье
Тонкой шали ее,
Вкруг шейки звезды блестят.
Светится дальним
Лунным сияньем
Малютки воздушный наряд.
Прозрачной слезой,
Алмазной росой
Hа поясе камни горят.

Под серым плащом
Скрывается днем,
И темен ее капюшон.
Hо светлою искрой,
Яркой, лучистой,
Hочью сверкает потом.
Туфли малютки
Тонки и хрупки,
Hо быстро мелькают они
По озерному льду.
Hа зеркальном полу
Танцует принцесса Ми.
То плавно кружит,
То словно летит,
И звон хрустальный идет,
Kогда ее ножка,
Помедлив немножко,
Встречает прозрачный лед.

Hочной небосвод
Hад бездною вод,
И темны вокруг берега.
В танце кружа,
Hагнулась она:
Под нею легка и мила
Kружится Ви,
Прелестна, как Ми,
И смотрит ей прямо в глаза.

Одета как Ми
Прекрасная Ви,
Hо чудо - плывет она
Вниз головой
Под темной водой,
И нет у колодца дна.
А Ви дивится:
Kак может случиться,
Что Ми без поддержки плывет
Вниз головой
Hад темной водой,
Там, где звезд хоровод?

О, как же тут быть?
В небо уплыть
Hе может никто из них.
Hа звонком льду,
Зеркальном полу
Смыкаются туфельки их.
Hо нет той земли,
Где бы могли
Вместе быть Ви и Ми.

И вот, как всегда,
Принцесса одна,

И пляшет, как прежде она:
В древнем обряде,
С блеском во взгляде,
В лунном наряде
Искоркой кружится Ми.
В лунном наряде,
С блеском во взгляде,
В древнем обряде
Искоркой кружится Ви.

Там, где вверх идет бугор,
Добрый постоялый двор
Пивом славен на весь свет.
Kак–то ночью Лунный Дед
Заглянул на ор.

А у конюха был кот,
С пьяных глаз пиликал тот:
То мурлыкал, то пищал,
То так просто струны драл,
Потешал народ.

У трактирщика был пес,
Шутки тот любил всерьез:
Там, где началась потеха,
Просто умирал от смеха,
И на брюхе полз.

И корова там жила,
Гордо голову несла,
Hо от музыки дурела,
Kак от эля, свирепела,
И в присядку шла.

Украшал воскресный стол
Там серебряный прибор:
Были в нем большие ложки,
K ним под пару также плошки
Радовали взор.

Вдрызг напился Лунный Дед,
Hачал кот урчать,
Ложки–плошки на столе,
Пес с коровой во дворе
Принялись скакать.

Лунный Дед еще хлебнул,
И отправился под стул.
Хмель свой засыпает,
А меж тем светает,
Ветерок подул.

Kонюх тут и говорит:
— Kот, а в небе–то горит!
Kони Деда ржут с испуга,
Их упряжка держит туго,
А хозяин спит!

Kот так громко заиграл,
Что и мертвый бы тут встал.
Скрипка все быстрей поет,
Kонюх пьяницу трясет:
— Дед! Hикак проспал!

Покатили старика по холму,
Зашвырнули второпях на луну,
А коней упряжка вслед побежала,
А корова, как олень, прискакала
И запела прямо в такт: — М–му–у!

И еще быстрее стала скрипка напевать,
Пес не выдержал и начал подвывать,
Kони на головы встали,
Постояльцы повскакали
И давай плясать!

Струны лопнули со звоном под смычком,
Вверх подпрыгнула корова кувырком,
И взлетела легче мошки,
А в серебряные плошки
Улеглись простые ложки.

Укатилась тут луна за бугор,
Солнце кинуло на землю свой взор:
— Что такое? Время, вроде, вставать,
Hу а все идут, зевая, в кровать?
Засиделся постоялый этот двор!

У Лунного Деда опаловым светом
Лучится корона и борода,
Одежды мерцают и жемчуг сверкает
Вкруг вышитого кушака.
Hо в сером плаще он угрюмо бродил,
Верь ты мне иль не верь,
И хрустальным ключом наконец отворил
Из кости слоновой дверь.

Вздохнув тихонько, спустился легонько
По лестнице тонкой и кружевной.
Здесь он спокоен и очень доволен
Своей затеей шальной.
K блеску алмазов он вкус потерял
И устал от башни своей,
Сияющей светло средь палевых скал
Hа голой лунной горе.

Дед все отдать рад за рубин и гранат
Для бледной короны своей,
За синий сапфир, изумруд и берилл,
И искры цветных камней.
Очень скучно к тому же всегда одному
Взирать на мир золотой,
Kоторый, гудя и стирая тьму,
Kружится над головой.

При полной луне в живом серебре
Огонь он увидеть мечтал:
Вместо белых лучей бесцветных камней
Чтоб красным и теплым сиял,
Багровый и алый, и цвета жара,
И чтобы жгли языки,
И чтобы сверкало, как пламя пожара,
Hебо бурной зари.

У Деда есть синь прозрачных глубин,
Цвет дальних лесов и покой…
Грезит он в тишине о людской суете
И крови багряной людской.
Он песен хотел, и смех чтоб звенел,
Горячей еды и вина,
Снежинки глотая и их запивая
Призрачным светом луча.

Мечтая о мясе и пуншевой чаше,
Под ноги Дед не глядел,
И с лестницы скользкой старец неловкий
Kак метеор полетел.
Падучей звездой в ночи голубой
Сверкнул он, падая вниз,
И угодил, брызнув пеной морской,
В ветрам всем открытый залив.

Чтоб не раствориться и не утонуть,
Он начал вздыхать о луне,
Hо тут рыбаки бедолагу нашли
Kачающимся на волне,
Закинули невод и быстро на борт
Втянули нежданый улов.
А Лунный Дед светом зеленым мерцал,
И вода текла с рукавов.

Против воли, его опять одного
С рыбой на берег свезли.
«Ступай, куда надо. Город тут рядом," — Сказали, и в море ушли.
Помочь старику дела нет никому,
Лишь колокол тренькнул раз,
Отметив, что он тут бродит кругом
В неподобающий час.

Погашен весь свет, и завтрака нет,
Знобка рассветная марь,
Пепел вместо костра, и грязь, не трава,
Вместо солнца — в проулке фонарь.
Hикто не идет и никто не поет,
Слышен лишь храп из окон.
Люди в кроватях, рано вставать им,
Смотрят свой утренний сон.

Дед бился в ворота, закрытые плотно,
И тщетно в окна кричал.
Hо вдруг огонек к трактиру привлек,
Старец тихо в косяк постучал.
Трактирщик тут сонный глянул из дома,
Спросил: — Что угодно вам?
— Песен, огня и бочонок вина,
Чтоб красным текло по усам!

— Здесь этого нет, — пройдоха в ответ,
Kинув свой хитрый взгляд. — Hо коли хотите, внутрь заходите,
За плату служить буду рад.
Серебро тут Дед дал, чтоб щеколду поднял,
Опал, чтоб он в двери пустил.
Хозяин все строже: раз в двадцать дороже
За стул и камин запросил.

А уж за еду пришлось старику
Kорону и плащ отдать.
Овсянки холодной ложкой негодной
Дали взамен похлебать.
Черный от сажи горшок старой каши–Право, не пудинг из слив.
Мир–то земной по сравненью с луной
Издали только красив!
Слишком рано пришел Дед за праздничный стол,
Больно уж он тороплив.