Данута Сидерос - Шутки кончились. Стихотворения

«Вышло время на штопку лат
и на срыв чеки.
Всё.
Отбегался, отшумел,
отыграл своё.
Здесь ночами над лесом звенят
колокольчики.
Здесь ручей из твоих земель
тихий холод пьёт.
Насладись красотой сполна.
Выпей памяти.
Не растает,
не убежит
твой рутинный вал.
Погляди-ка — взошла луна...»

Он кивает. И...
Размышляет:
кто ж её
проектировал?

Небо различных оттенков бурого цвета.
Площадь с рекламной строчкой наперевес.
Здесь успеваешь забыть, что бывает лето,
И уж тем паче, что где-то бывает лес.

Небо отсутствует. Это теперь надолго.
Пьер и Мария знали, куда идут.
Я же верчу железки другого толка.
Скажем, монтажку. Праздничный атрибут.

Не попрощаться. Не разгрестись с долгами.
Байки про быт и бабки — обманка, блеф.
Небо (ну всё, приехали...) — под ногами.
Синее, как: ноль, ноль, девяносто, F.

Ты ошибся, сочтя её просто одной из многих.
Думал: «Пару недель поживу —
     поминай, как звали».
На её стороне бетонные злые боги.
На её стороне мегатонны стекла и стали.

Ни по мокрым трассам,
          ни по грязным дворам промзоны,
Ни в вокзальной толпе, к глазам поднимая ворот,
Не уйдёшь от неё.
     Так и будешь всю жизнь пронзённый
Чёрной стрелкою указателя: «Выход в город».

Будешь рожи корчить, прыгать на задних лапах,
Будешь строчкой вилять, огорчаясь, что нет хвоста.
«Я такой хороший! Не страшно, что весь в заплатах.
Погляди, Москва! Я умею ещё и так!»

И она тебя за твои стишки и ужимки,
Улыбнувшись даже, а не скривившись, вроде,
Замыканьем цепи,
     распрямленьем одной пружинки —
Милостиво
Запечатает в переходе.

Зачем луна?
Она не греет.
Она, как рыба,
Смотрит глупо.
Сижу без сна
У батареи.
Смотрю в ответ —
Кто первый сдастся...

В парках рядами ровными ржавые кроны и
ржавые фонари с паучьими городами внутри.
Близится время памяти, живые и теплокровные
перебирают хлам, листают календари.

Директора, консультанты, банкиры и дипломаты,
собираются на важные встречи, гладят рубашки,
в последний момент, подумав, кладут в дипломаты
кто тряпичного зайца, кто ракушку, кто пряжку.

Фотомодели, телеведущие, светские дамы
собирают наряды, как мандалы — крупица к крупице.
Каждая надевает нечто, о чём не помнит годами:
каштан на шнурке,
     кольцо из пластмассы,
          перо неизвестной птицы.

Если спросить об этом, они краснеют и сердятся,
потом говорят:
           «Вы разве не знали? Это теперь модно».
Память слегка холодит сосуды и достигает сердца,
лица и голоса хранятся в шкатулке на дне комода.

I.

прилёг отдохнуть
уставший бомжик седой
на эскалатор

умер, в рай попал
гляжу: и там турникеты
сбежал из рая

Третьяковская
лучше, чем Арбатская
но с рифмой туго

стеклянная дверь
не бей меня по носу
прозрачной тушей

восемь карточек
разных в моём кармане
как бы не спутать

мясо в вагоне
читает Мураками
модная книжка

куплю гранату
пусть валяется дома
на всякий случай

скрипку услышал
оказалось, мобильный
яду мне, яду

кстати, о главном
что же вы так шумите?
я же о главном

видишь дворнягу?
вот у неё и спрашивай
цену продукта

анализ нужен
но зачем хризантему
растеребили?

II.

в уголке листа
рисую иконку «save»
как-то спокойней

муха мешала
лезла в лицо как баннер
выключил муху

яндекс — найдётся
даже то, что не нужно
закон природы

автобус трясёт
к этой дороге пора
выпускать патчи

распущенный стих
назвать свободным стихом —
политкорректность

какой же длинный
этот ваш русский язык
плохо для хокку

пятисложные
самодостаточнее
десятистрофных

разглядываю
стариковские лица
сушёных яблок

подави в себе
радиопередатчик
давай помолчим

Не работа, а вечный стресс. Побоялись бы, что ли, Бога. А ещё говорят — прогресс... Расписаться ровно не могут. Это ручка, а не домкрат! Не дави, она не стальная. Вспоминай моторику, гад: тут ведём, потом закругляем. Как ты держишь перо, балда?! Хват твой гож для лома и бура. Не учение, а беда с этой вашей кла-ви-а-ту-рой. Вот когда пожалуешь к нам, отплясав свои па и отпев «фа», Левитану тебя отдам: у него диплом каллиграфа. Работёнка тебе под стать и ему, старику, на радость: вензеля крутить, рисовать, вырабатывать филигранность.
Что-то ты совершенно сник. Ладно, хватит пыхтеть, страдалец, вот, возьми уже чистовик. Здесь — пиши. Здесь — приложишь палец.
Три часа потерял. И с чем?! В «квейк» гоняет и пиво глушит... Накладная. Товарный чек. Всё. Давай, пакуй свою душу.

Снуют,
     зевают,
          продирают зенки
Жители буйного града.
Фасовочная машина
          подземки
Сверкает пастью фасада.
Бегут по клеткам,
          по швам,
               по фазам.
Контроль.
Конвейер.
Доставка.
Разбит на биты,
          размазан разум.
Молчание хором.
          Давка.

Держитесь,
     не пяльтесь по сторонам и
Читайте про спорт и танцы.
Пустой перегон не сверкнёт огнями
Пропавших когда-то
                станций.
Не слушайте россказни про проклятья,
Не спите,
     теплей оденьтесь.
Усвойте: кикиморы в пёстрых платьях
Совсем не крадут
          младенцев.

Ночами не воют
          на свет софитов
Обритые недомерки.
В колоннах — застывшие аммониты,
А не погибшие
          цверги.
Вот разве только,
          страховки ради
(Не всякий смертный — везучий),
Входите в вагон головной,
               не глядя
На фары.
На всякий случай.

Декабрь. Почти что лето.
Ничем опять не владею,
Питаюсь комнатной пылью,
Мечтаю о диких грозах.
Сухие дохлые феи,
Сложив парадные крылья,
Застыли в нелепых позах
В ловушке стеклопакета.

Они залетают в щели,
Таскают из кухни крошки,
Я им оставляю в блюдце
Варенье из ягод красных.
Кружат над столом, как мошки,
Играют в салки, смеются.
А утром найду несчастных,
Что выбраться не сумели.