Николай Векшин - Полёт шмеля (сборник)
Словесно-дождевой потоп
(цикл кратких пародий на цикл «Дождливые стихи» Александра Зенкевича)
* * *Дождь бичует струйкой окна.
И по струйке друг заходит.
Что-то в струйках тех намокло.
Что-то рифма не приходит…
Я иду. А навстречу – мечта!
У неё на лице слёзы, дождь…
Фонари и мечта – все в слезах.
Фонареется стих. Жуть и дрожь.
Твой пёстрый зонт трепещет и скрипит,
И гнётся ветром, и щекочет щеки.
И снова струйки. Снова дождь дождит.
Пожалуй, не стереть мне эти строки.
На лобовом стекле – слезою дождь.
Слеза и дождь!!! За что мне эта мука!?
Я б рифманул тут «ложь», но лучше – «дрожь»,
Чтоб стих мой на читателя не рухнул!
Утром небо прохудилось.
Клён в квартире хлебом пахнет.
На цыганку спозаранку лето, лето навалилось!
И тоска своей капелью с акварелькою смешалась.
Но поэт, друзья, не чахнет.
Опять всё небо затянули тучи.
Куда ж без туч? Без тучи нету темы.
А как же без зонта? Ведь дождик! Сколь могуче
Стучит опять капель и – снова по паркету!
И снова зонтик. Мой запас словесный
Прорехой вылезает из репризы.
И – снова дрожь. И капля по карнизу.
А солнце снова светит. Как ужасно!
И снова дождь. Я так его хотел.
Я без дождя не мыслю даже строчки.
Я, как проказник-ветер, налетёл.
И вас карнизом доведу до точки!
P.S. И т. д. и т. п. Братцы! Тонем! Спасайся, кто может!
Кропай стихи!
(дружеское пародийное послание поэту Григорию Федорову)
Кропай стихи, хотя б как Пушкин,
Греши глаголом, жги меж строк,
Но воз и ныне там. Так лучше
Не графоманить, мой дружок.
В Стихире Белкин процветает.
Но ведь не дремлет пародист
И Белкина он так спрягает,
Что в черный список угодил.
Григорий! Плюнь на холки славу.
Слагай и прозу, и стихи.
Пиши для хохмы, для забавы.
И пусть завянут лопухи!
Конец Индигового Мотылька
(дружеская пародия на прощание Мотылька)
Собой деляся в ипостаси,
Индиго горький мёд алкал.
Ведь сам мужчиной был отчасти.
Любовь в бутонах он искал.
Песчинки мыслей собирая,
Он по цветкам с пыльцой летал.
И крылышки себе сбивая,
Нектар, как наркоман, лакал.
Но вдруг проснулась сука-зависть:
Известным стать через листок —
Свою фамилию прославить!
Ох, хоть бы кто-нибудь помог!
И, обломав двенадцать крыльев,
В протоку рухнул мотылёк.
Гребёт веслом теперь фамильным.
Последний стих! Какой итог!
Векшин, прочь с клумбы!
(пародия на стихо-рецку Веры Альфутиной)
Гадкий и противный
Дядька-пародист.
Ты урод отстойный,
Хуже: клеветник!
Ты залез в галошах
В наш большой цветник.
Деток, малых крошек,
Щиплешь, озорник.
Мы объединимся
И тебе «стиплом»
Вставим, аки ниндзи!
Окатим пойлом!
Пусть, поганый, знает:
Крепка наша рать.
Мы стишки кропаем.
Знаем слово «ср@ть».
А еще про крылья,
Звёзды и Луну
Мы сонет напишем,
Промычав «му-му».
Мы всегда едины.
Мы всегда в строю.
Друг для друга дурью
Бренькаем свою.
Мы – оплот Стихиры.
Мы – надежды свет.
Мы – певцы у лиры,
А вот Векшин – нет.
Типичный стих стихоруковца
Слёзы застыли на теле большими кругами.
Мы расстаёмся. Окончен нелегкий наш путь.
Плачут ресницы. На сердце и в мозге – цунами.
Здравствуй, любимая! Трудно душой отдохнуть.
В небо на крыльях с тобой мы когда-то летали.
Перья блистали в небес голубых синеве.
Мы так любили друг друга! И это терзанье
Будит во мне колыханье в самой глубине.
Ты от любви полыхала рассветной зарею.
Я от любви загорелся осенним костром.
Как же мы счастливы были вдвоем и с тобою!
Песню о счастье друг другу тихонько споем!
Пусть нам завидуют птицы, луна и светила!
Мы азаряим под звёздами дальнюю даль.
Ярко лучами над нами навеки светило Светило.
Только теперь нас обоих накрыла навеки печаль.
Стихнут рыдания где-то у звёзд в поднебесье.
И не прольются ручьи у берёз этой новой весной.
Стих мой великий, бессмертный и даже полезный
Пусть обжигает все души осенней порой.
Разве любовь не пришла к нам нежданно и нежно?
Разве мы ей не отдались, хоть были совсем налегке?
Но замело все последствия снегом холодным безбрежным.
Мы с тобой счастливы были и будем отныне вполне.
Листья желтеют у гроздьев сосны и рябины.
В небе журавлики стайкой, как чайки, летят.
Ночью открыты, отмечу, не все магазины.
Прямо над нами все звёзды упрямо горят!
Друг мой! Любимая! Бьюсь я в тоске и конвульсиях.
Страшны страдания, ежели так одинок!
Если душа у души не почувствует пульса,
Значит, никто не виновен, но хочет так Бог!
Будем молиться, родная, в пространствах бескрайних.
Будем же ждать от небес необъятных поэм!
Словом своим отворим ненасытность желаний
И, как ракеты, мы к звёздам с тобой улетим насовсем!
P.S. Ну, и т. д., до бесконечности.
Краткие пародии на длинные стихи
Этот выпуск безымянных (именных – для тех, кто сунул меня в черный список) кратких пародий посвящается всем тем стихирянам и стихирянкам, кои героически трудятся в поте лица, аки вольные пахари, на сладостной ниве восторженных стенаний, лобзаний, признаний и болтаний. В пародиях я использую те же словеса, рифмы и ритмику, которые были у авторов. При этом почему-то ощущаю себя усердным Гераклом на Авгиевых конюшнях…
Организм мой Стихирой истерзан.
Я пародии людям пишу.
Но, увы! Это всё бесполезно.
Одичало-проблемно шутю.
Крохотная льдинка
мертвую слезу
вышибла соринкой
в фрезерном глазу,
заострила профиль,
отстранила взгляд,
оголила провод
в ядерный заряд;
болевой заточкой
тот заряд рванул;
нужно ставить точку;
стих слезу смахнул.
Политехнический умирает
Давайте скинемся по рублю!
Пускай там поэты стихами чихают!
Я очень многих из них знаю, обожаю и люблю.
Давайте скинемся по грамму совести,
По грамму памяти, по грамму доброты.
И вот уже – килограммы поэм и повестей.
А после слов не могил кресты.
Но наступает момент критический,
Когда молчание хуже слов.
Политехнический, Политехнический!
Это стихотворение – как пуля в лоб.
Мне сейчас не до сна:
Я синичек усердно считаю.
Пусть зануда январь
Отойдет на покой в феврале.
И голубкою март
По апрелю отменит все вьюги.
Я войду в май с июнем
В июля любви корабле.
И застенчиво в август
Летя по полям и оврагам,
Не спеша разорву
Аромат сентября с октябрем.
И тогда в ноябре
Повстречаю декабрь, надеюсь.
Вот и снова январь.
Год прошел. С новым годом, апрель!
Давай поделим одеяло,
Подушку с ватой, простыню,
Детей, квартиру, тещу, папу,
Друзей, любовницу, жену…
Давай хватать за всё зубами.
И в топку вышвернем того,
Кто помешает нам ногами
Пейзаж топтать через окно.
Какого черта мне это снится!?
Контузит стих по узлам страницы.
По кромке Рая среди агоний
Танцую танец в бреду симфоний.
А пьяный фельдшер глядит в глазницы.
Берут аккорды мои синицы.
И даже боль прям под кожей бьется.
И головой покачало солнце.
Две судьбы заскрежетали
В лабиринтах у судьбы.
Звёзды в Трою посылали
Две планеты от балды.
Если мы стишки кропаем,
Рифмы бросив на скрижаль,
То от этого страдаем.
Гимн не получился. Жаль.
Я когда под снегом – я красавица.
Нравится мне снег. Я улыбаюся.
Хлюпаю по лужам. Очень нравится!
Снег, снежа зимою, быстро тается.
Бил борей о борта кораблей.
Был коварен и смел басилей.
Ойкумен ткал одежды снастей.
Кронос жрал непослушных детей.
Пенелопа уж стала седей.
И рыдал от стиха Одиссей.
Пронзила сердце страстная картечь.
И два крыла безжизненно упали.
Охотник, даже превратившись в дичь,
Утёнка сам же высидит едва ли.
Валентина, Валентина,
Помню я тебя всегда.
По малину, по малину
Мы ходили в те года.
Я ласкал твои колени.
Мне не нужно было мзды!
Дальше тут я не рифмую:
Далеко ли до беды…
Я, неумелый ученик,
Стихосложение постиг.
Сорвав одежду с Галатеи,
Обнять её я не посмею.
«Ах, кружите меня», – это всё-таки, всё-таки – нежность!
По паркету и мрамору юбки, как птицы, летят…
Ах, открылась у каждого тела хотенья безбрежность.
И в грудях наши чувства огнями как звёзды горят!
Когда касания мои захватят всю тебя,
Ты сбросить их не торопись.
Расслабься и не матерись!
Растрепались стаи ворон,
Над Москвой устроили хай.
Их галдеж был настолько крутой,
Что аж рухнул на рельсах трамвай.
Чаища! Гордая птица ночная!
Горным орлом на меня взлети!
Клювом из гроба, ты птица морская,
Напополам всех врагов разорви!
Тут Магомет поит соском герань (!)…
Хоть Ева не дала сосок Адаму,
Но он, сломив преграду, вторгся в храм.
И получил желанную награду.
Осьминогом спускаюсь на самое дно.
Океан покорить мне судьбой не дано.
Хоть сурова глубин путеводная нить,
Но могу я стихом Стихи. ру взбороздить.
У пиратов с небритой рожей
Носорогова очень кожа.
Что им лирика! Днём погожим
Шхунам хочется бездорожья.
Без тебя я, как рыба на суше,
Вся пылаю в сердечке горя.
И пургу из словес я обрушу
Ледяного с печалью огня.
В объятьях наши ноги. Бесконечно
Венчаемся в глубинах на груди.
Цветок груди, зализанный сердечно,
Под шлейф у звёзд с губами позови!
Я энергетику любви
Когда-то выставил на холод.
Она замерзла. Се ля ви!
Что от неё осталось? Голод.
Я грозой слегка побушевала.
Не молчи же, милый! Вот кровать…
По тебе я крепко так скучала,
Что пора тебе меня обнять!
«Мы выступаем до зари, пугая росы.
От зверства пьяные внутри. И вянут розы.
Считают мхами ноги километры до привала».
– Подруга, ты не с бодуна ль всё это написала?
Колокольчик упрямо звенит.
Открываются двери у сердца.
Упорхнул незаметно пиит.
И у сердца захлопнулась дверца.
Я рубанул тебя любовью:
Душой разрезал, аж до глубины.
Я очень нежно сделал тебе больно
И по колени утопил в любви!
Выстрел звуком вошёл прям в ключицу.
Серый дернулся и затих.
Ах ты охотница-самка, убийца!
Не хочу к тебе на воротник!
Ну, а летом я с приветом,
Потому что бабы все
Оголяются. При этом
Липнут мухами ко мне.
Пакля лезет из щелей.
Дранка отвалилась.
На фиг мне твоя постель!
Песенка сложилась.
Ты гладишь бёдра мне рукой
И грудь ощупываешь мягко.
В нутро проник. И я ногой
Пишу стишок теперь украдкой.
Во Франции в далёкие года
(Ведь женщины там жили и тогда)
Одну открыли истину французы:
Приходит женщина – приходит и беда,
И падает на голову звезда,
Поэта стимулируя, как Муза.
Во мне горят в ночи
Желанья страстные.
Иди ж ко мне, моя любовь,
Огнеопасная!
Я из темечка выдумал что-то.
И догадка мне спать не даёт:
Хвост не надобен мне, обормоту,
А павлину он вид придаёт.
Проползает в марте черный кот
Между двух экстримовых проталин.
Шарфик с шеи филин уберёт —
Соловьем споёт. Но ведь едва ли
Клином улетят они вдвоём,
Задрожав весенним предвкушеньем.
О былом Сибирский мозг поёт,
Стих спасая спиртом вдохновенья.
Лечи меня стихами про любовь!
Нежней анестезии не бывает.
Отдамся я на лестнице из слов,
Под стуки каблуков воспоминаний.
Тобой, как гриппом я болею,
Сгораю в пламени костра.
Хоть ты – мираж, но я сумею
С тобой согреться навсегда.
Коль закипает в лужах талая вода,
То, значит, ливень был обычным кипятком.
Зимой и летом хлещет декаданс
Стихом про эшафот и автопром.
Не стройте поэту-брюнету ловушки!
Потеют постели. Твердеют слова.
Пиит, камер-юнкер! Воспет был тут Пушкин,
Бездонный язык и музык. Чудеса!
Котлеты поджарить не стих сочинить.
Где смысл, если нету покушать?
Рождается очень глубокая мысль:
Писать надо чуточку лучше.
Написать о любви? Напиши.
Я подушку не стану похабить.
Над стихами, читатель, не ржи.
Двадцать лет в пылких чувствах я занят!
Напишу о любви я главу.
На Стихире её прочитают.
Я устало на рецки кивну.
Маловато, однако же, баллов!
Пролетаю мимо всего
На коньках по планете из книжек.
По гиперболе падаю вновь.
Март! Отброшу коньки и – на лыжах…
Как ворвалась одна красотка
потоком строф,
так и ушла,
рифмуя строчки
про свой любоф.
Ах какая у меня широкая душа!
Я хороший и могучий. Ни шиша
Не прощаю никого и ни за что,
Оттого что все вокруг меня – дерьмо.
Руки, ноги – это всё, что есть у них.
Я гуляю по столице средь страниц.
Ах, Москва-столица очень хороша!
Как чудак, я сочиняю для гроша.
Вибрирует крик гортанный
Среди голубых. Орфей!
Певец ты немного странный.
А в тундре рога длинней.
Я утоплю зимой в тебе весну.
Я щебет подарю и зелень лета.
Коль не ответишь – я стишком взгрустну.
Печальна доля Музы и поэта!
В одиноком алькове вторая подушка лежит.
Она станет любимой моей изголовьем.
Не похабить искусство! Вот так, только так надо жить!
Я пишу эти строки, сгорая от чувств поголовья.
Болтали птицы иностранно,
Взмывала стая голубей,
И, севши прямо на беретку,
Свистел свистелью свиристель.
И дефилировал с подругой
Линялый озорной беляк,
И воробей летал по кругу,
Но в лужу сесть не мог никак.
Он стоял, словно пламя —
Монумент Ильичу,
Возвышаясь над нами.
Я с ним слиться хочу!
Как сожгли Хиросиму,
Так спалили его.
И горел ярко мрамор
На вожде и пальто.
Шлю фашистам проклятья.
Начинаю войну.
Мне читатели – братья.
Всех стихами убью!
Если я двадцать лет из своих двадцати одинок,
Значит, нет никого-никого со мной рядом.
То ли я не созрел? То ли Дьявол наметил мне рок?
Проведу эту жизнь не назойливо, строчки корябав.
Спутаны волосы, пряди,
Космы, власы шевелюр…
Утром тут сумрак наряден.
Чуток анчутка. Сё – сюр!
Оголенного провода электрошок
предназначен не тем, кто погиб.
220 вольт дернет – как хорошо!
Только, богиня, попрошу: без обид.
Ты сидишь за моею спиной.
Уж две ночи угрюмо молчишь.
Разговор ни о чем, милый мой,
Ты слезою своей окропишь.
Мериканцам никак не понять,
Как колоть на груди купола.
Им рубаху на попе не рвать!
Их похмельная рожа трезва.
Амурных дел вершитель Купидон
Дюймовочку пленил у Снежной Королевы.
Он лил ручьем елей и строчек перезвон,
И шлейф утех воткнул в свои напевы.
Только визг голодных собак
Прям у башен родного Кремля
Не даёт мне уснуть, ну, никак.
И кропаю стишок «тра-ля-ля».
Я вижу тишину
Через своё окно.
Я трону тишину
И затворю окно.
И сразу тишина
Отпрянет от окна.
И снова тишина
Отчетливо видна.
Вначале было сломано ребро.
Бог плоть нарезал, прямо по лекалу.
И из Адама что-то потекло.
Возникал Ева. Прошлого не стало!
Распахнула я утром окно.
В сердце солнце вонзило свой луч.
От того я живу и дышу,
Что язык мой велик и могуч!
Не рвите яблоки греха
В пустыне сладких снов!
Тогда и карты «в дурака»
расскажут про любовь!
Красный цвет на корриде
пожарный
Нежно страстен,
Как всполох любви.
И бодается
страстная пара:
бык с тореро.
Кармен,
отдохни!
Я отбилась от стаи
Пролетающих ведьм.
Под луною летаю
Одиноко теперь.
Когда тебя я обнимал,
Спросила ты: «Ты не устал?».
Когда ж тебя я раздевал,
Ты поняла: «Ну, вот финал!»
Моя нежность к тебе – словно дрожжи для теста.
Не избиты цветки ни косой, ни рублем.
Я мажорный стишок сочинил бесполезный
И игрушку засунул в пушистый твой дом.
Люблю я выпить кружку пива,
За пивом – книжку почитать.
Страна моя! Ты так красива!
К тебе подходит слово «мать».
Проезжая мимо по деревне,
Непривычно тихо молчалив,
Мудростью идеи продвигая,
Где-то потерялся креатив.
Огонь сердец стекает в плен под гриф гитаре.
Сегодня мы с тобой хрипим в коррид угаре.
Банданеон адреналином сжёг Пьяццоллу.
У бёдер кровь в ладонь лилась на грани фола.
Летом бабочки порхают.
А зимой приходит снег…
Так устроена природа,
Милый сердцу человек.
Украдкой дождик начинался,
Когда я среди слов топтался.
Причем же тут Хемингуэй?
Он – символ пишущих людей.
Хоть умерла в Итаке Пенелопа,
Не плачь, пиит. Люби Святую Русь.
Проснись! Какие рядом попы!
Я нашими гражданками горжусь.
Ты – мой раб.
Я – твоё колено.
Ты – пол-яблока.
Я – твоя церковь.
Ты – мой гимн.
Я – твоя лодыжка.
Ты – мой флаг.
Я – твоя зайчишка.
Если женщина – мужчина,
Значит, это трансвестит.
Вот еще одна причина,
Отчего душа болит.
Ты проникаешь сердцем в сны.
Ты – птица. Я – твое гнездо.
Я буду лебедем, как ты, —
Без денег, славы, орденов.
Я буду петь тебя словами.
Толкни меня крылами в строй!
И в нашем с перьями романе
Я вознесусь над суетой.
В одну любовь не входят дважды.
Уж нету трепета в руках.
И, если встретимся однажды,
Дружить мы будем просто так!
Конечно, дурак не очень умен.
И речи его просты.
В кармане дыра. Но ведь счастлив он.
Завидуют даже умы.
И хотя ей почти уже всё равно,
Она строчки лепит – ему назло!
Маски падают маслом вниз,
Бутерброды собой рисуя.
Воду в свет заливай до границ!
В нелюбви даже руки тоскуют.
Я летать во сне учился.
А проснулся на полу.
С верхней полки-то свалился!
Вот полёт был наяву!
Крыша едет совсем, в натуре.
Сердце пишет стихи в ажуре.
И, страдая в любви фигуре,
Я завидую каждой дуре.
Мы друг друга не обнимем.
Сеять будем семена.
Мы весною шубы снимем.
И – Пегаса в стремена!
Мужик в порыве страсти не отдастся.
Он сам возьмёт, чего и не дают.
А если и уйдет не попрощавшись,
Так чтоб с другой любовь перекурнуть.
Не спит в Париже ночь. И мы не спим.
Танцуем в обаянье наших глаз.
И с карт-путеводителем своим
Под звездами шагаем на Парнас.
Спать легла часов в одиннадцать.
Ночь взбивала чей-то пух.
Вот и полночь. Помолиться бы!
Вдруг вернётся милый друг?
Мужчины! Берегите нынче женщин
Не только в Женский день, но даже в снегопад!
Тогда назавтра каждый будет венчан
И в загс сведен, чтоб чувства доказать!
Сижу, стихи свои слагаю.
Барто читаю – про бычка.
Проныра-бес не с утречка,
А ночью колбы заливает
Тем млечным сонным молочком,
Которым кормят и бычков.
Он мне подойник подставляет,
Сливает буквы: чёт-нечёт…
Про что сказать бы мне еще?
Ах, да! Еще он и хромает
На пару с хроменьким бычком.
Доска качается. А что?
Ведь так всё в жизни и бывает.
Вот только, жалко, смысл хромает.
Подснежник прытким зайчиком скакал.
На речке лёд трещал почти сквозь зубы.
Ручей куда-то к стаду уплывал.
И опасался взбучки день угрюмый.
Врачуя абстинентную мигрень,
Зима дошла в штанах уже до ручки.
Подул от снега ветер перемен.
И рожу корчил рубль до получки.
Фланируя в фланелевых штанах
(Вот привалила в город нынче пруха!),
Зима горланит буйно в рукавах.
Бурчит в ответ подвыпившее брюхо.
Мыслепоток, рисуя вензель дикий,
Оланзапином бьет немолкнущих ягнят.
Зеркал неискренность шкребёт и бьет великих.
И стих в бреду поэтом всмятку смят.
Вдыхаю смог я туманами рваными,
Бродя по Лондону. Я – долгожданная!
Еще я странная и желанная,
А также пряная и нежданная.
И нежность шлю я в Париж – фонтанами!
Сжимая виски, я судьбою играю.
Жаль, я тебя старше. Слегка лицемерю.
Я пальцы и губы у нас разжимаю.
Судьбою играю. Люблю ведь до смерти.
Он демон злой. Она – святая.
Он алкоголик, склочник, гад.
Она его благословляла.
А он ей с кем-то изменял.
Но отчего ж такое вышло?
Кто виноват за этот бред?
Да просто женщина ослепла,
Когда вручил он ей букет.
Огонь попытки! Мы все в копоти
Полугрехов, полупожаров.
И мы своими монологами
Ожог свой спичками зажарим.
Ах, волшебство апрельской ночи!
Цветут нарциссы в декабре.
В пустыне фраз приятно очень
Пропеть с душою о весне.
Спят усталые лягушки.
И синички тоже спят.
Лишь любовь, как мышь-норушка,
И луна – в меня глядят.
Я болен лирою болезни.
Пою, слагаю свои песни.
Бессмертен мой огонь творца.
Горю, пылаю весь с конца.
А она была ростом – два метра,
Не считая еще каблуков.
Для постели важны сантиметры,
А не сети из ласковых слов.
Заклинаньем на веки вечные
Обманувшись струей кипучею,
Пропадет он в пучине демонов,
Что гнездятся в очах, зыбучие.
Растекаясь по рукам,
Поцелуй скользит осенний.
И по темным желобкам
Воск течёт свечи последней.
Ответь мне, брателла,
С какого ж горнила
В башке твоей полный раздрай?
Не в кайф из бокалов
Хлестать с водкой пиво.
Сбреденье – дорога не в рай.
Отчего обуглены все руки?
Почему опять смеется бес?
И зачем душа, блуждая в муках,
На Стихире ищет интерес?
Жирап в Париж с жирапами
Жирапно поскакал.
За хвост был окольцованный.
Попал на Сеновал.
Жирапно строчки лепятся.
Не Выхино – Париж.
Пиаф с Гаврошем постятся.
Куда, пиит, летишь?
Листья падают каплями воска.
Редкий снег уж посыпал виски.
И томится от счастья полоска,
Что видна посредине груди.
Когда бетон крошится в лихорадке,
Ищи посадку в пене облаков.
Ты без шасси? Мотор завоет сладко,
И – прилетишь туда, где только голый нерв и Бог!
Я ушел от другой, ты ушла от другого.
С поволокой глаза открывают нам дверь.
Исцеляющий глаз – словно страз. Ты готова
В перекрестьях сплестись без иллюзий потерь?
Если не растут рога на башке безбашенной,
Это значит, что в стогах не встречался с каждою,
А чудачился с женой, так любовью ласканной,
Что стонала аж гармонь в назиданье каждому.
У мужчины часто сносит крышу
От общенья с женщиной порой.
Предложенье – взять и пожениться
Дать способен только лишь герой.
И в награду за такую смелость
Будет есть оладушки с утра.
От ворчаний есть простое зелье:
По ночам любовная игра.
Вдруг осенило меня вдохновение.
Знаю, в объятьях увижу тебя.
Всё перепутать – уже наслаждение.
Мысли шальные! Любовь! Где же я?
Если рог всего один,
Это очень странно.
Что за способ – рог спилить?
Изменить обратно?
Завтра будет лучше, это точно!
Вот, к примеру, бабушка идёт.
Лишь вчера она родила дочку,
А сегодня внученьку несёт.
Звёзды мириадами свечений
Душу носят в море веселей!
Пусть же льются строчки вдохновенья
На простые головы людей!
В Новороссе уж росы
Пробудились от сна.
На кустах – абрикосы.
Значит, это весна.
Чтоб бабку хворую за что-то ущипнуть
И деток подарить на склоне лет,
Ей нужно только хитро подмигнуть —
И вот уж дед поднял иммунитет!
Ой, озорница
Птичка синица!
Губы пылают огнем.
Разум мутится.
Что-то не спится.
Мы на Стихи. ру идем.
Я последние искры слезами тушу.
Как прекрасна и яростна вспышка!
Я живу! Я реву! Я упрямо дышу!
Не хочу быть ничейной глупышкой.
Средь зимы расцветают сады без ошибки,
Соловьи на снегу заливаются звонко.
Если стих этот вызвал бы ваши улыбки,
То вина тут одна: лепестковой позёмки.
Я сегодня на мели.
Позакончились рубли.
Как кораблик, сел на мель.
Приходи в мою постель!
Давай, плени меня быстрей
Звезда пленительного счастья!
Талант воспрянет из цепей
И на обломках целой части —
Душа, без окон и дверей!
P.S. Это не на Пушкина пародия, а на его подражателя
Не открывайся, женщина, мужчинам!
Лишь только ты откроешь свой тайник,
Они (разбойники!) остынут без причины.
И ты в страданья впепишься от них.
Играл рояль. Ласкались мысли.
Вы, словно прячась, танцевали.
Пурга влетела. Вы не кисли,
Но счастье мне не обещали.
Моя летящая поэтка!
Расцеловать тебя готов.
Душа без разума ужасна.
Как много есть пустых голов!
Словам легко найти управу,
Коль не звенишь ты аки медь.
Пегаса чувства вдохновляют.
Но без мозгов не улететь.
Ты выйдешь в ночнушке из спальни
И кофе на кухне сготовишь.
Не, я у тебя не расслаблюсь!
Меня ты неправильно ловишь.
Многие строфы
Ужасно заезжены.
Чмоки улыбок
Звучат как банальности.
Лично-лиричны
Сюжеты отдельные.
Пишут и пишут
Пииты упрямые!
Я стараюсь, я потею,
Я ночей уже не сплю.
Над катренчиком корпею,
Вдохновением горю.
Ночь извивается черной змеею,
Вводит в любовный транс.
Счастье воруем мы вместе с тобою.
Мы – как гурманы сейчас.
Спряталась ночь. Снова хмурое утро.
Кончился страсти восторг.
Что-то тошнит… Неужели от блюда?
Даже не хочется торт.
Умирая от страсти, сгорая от мук,
Проходя сквозь лавины терзаний,
Сохраняйте, друзья, память нежности губ
И момент безрассудных лобзаний!
Колебались амплитуды резонансом двух частот.
Под обстрелом взбунтовались бубенцы чудных дремот.
Обожглись огнем росинки, усмиряя аквилон.
Может, из библиотеки томик Блока украдём?
Он влюбился в чужую жену.
А она – в незнакомого мужа.
Муж – в другую. А та – в крутизну
Виртуального мачо. Что хуже:
В треугольнике быть без конца,
Иль углом тупизны в пирамиде,
Иль периметром стать без венца,
Или в куб занырнуть в голом виде?
Много ли надо человеку для счастья?
Много ли надо, чтоб целоваться?
Много, друзья мои! Надо так много,
Чтобы просветлела под человеком дорога.
Да, жить надо только с улыбкой.
Иначе нам жизнь не понять.
Смертельна она? Нет ошибки.
Но нужно же что-то клевать.
Душа обнажалась изнанкой.
Хватали её все подряд.
Наложница стала весталкой,
Душевно свой выставив зад.
Тут кто-то кому-то целует колени.
Тепло поцелуя горит на губах.
Мы жертвы инцеста, гордыни и лени.
И ангел над нами не ангел, а прах.
Сильный пол весной совсем не тает,
Ведь мужчины не снеговики.
А снегурки от того рыдают,
Что без слёз – страдают от тоски.
Субботний день, вообще-то, выходной.
Амур и Ангелы работают в полсилы.
Про адюльтер я так скажу, друг мой:
Не всяк мужчина конь, не всяк – как мерин сивый.
Мужа постелет. Волчицой отпетой,
Сильной всей силой своей,
Бьется как рыба об лед. И свирепо
Делает с мужем детей.
Не сходи, пиит, с орбиты!
Мир жесток. Но есть свобода.
Набери под крылья воздух
И, как голубь, – к небосводу!
Это было давно в Лабытнанги.
Не забыть нам ни дней, ни ночей.
Мы лежали в ненецкой яранге
И резвились, как чукчи, мы в ней.
Вы пришли весь помятый, опираясь на трость,
В паркинсоне трясясь и устало дыша.
Вы прошамкали томно: «Ах, как хороша!».
Я подумала: «Как же не вовремя гость!»
До бесчувствия и до озноба
Я любимую властно хочу.
Страсть и счастье! В паренье мы оба.
Я в нирвану с шипами лечу.
Мне жаль порой, что я не крокодил.
Что зубы не торчат двумя рядами.
Я крокодильчиков бы столько наплодил,
Что удивились б кенгурёнков мамы.
Где поцелуи, там ружья не растут.
Штыки растут лишь там, где войны.
Лишь поцелуи человечество спасут.
Милуйтесь все! И мир вам – всем влюбленным!
Увидь поэзию в окне!
Узри духовность в пьяной шлюхе!
И, растворившись в тупике,
На пьедестал взойдя, не рухни!
Стала популярной я,
Как звезда Полярная.
Мыслила про Кая я,
Книжечки листая я.
К Робинзону Пятница
Повернулся задницей.
Ох, кастрюль невнятица!
На душе сумятица.
Я был и скрипкой, и трубою.
Скрипел, неспешность вороша.
Но вот беда с самим собою,
Что не осталось ни гроша.
Где же ты гуляешь, табор?
Средь каких застрял цыган?
Розой вящешь что ль не слабо?
Почему в мозгу туман?
Солнца лучи приласкали колени.
Ветер, как памятник, стражем стоит.
Вечер наивен, как нежный Есенин.
Летом комарика сладко убить!
Юность вам не яблоко иль сахар.
Это – наживуленный червяк.
Стих придурочный без шуток и метафор
Кончился хрущёбнуто в кулак.
Твой стих – почти седой сосед,
Мелькает нравом серебра.
Но одобренья ждешь ты зря.
Клеймо навек на нём:
Фигня.
Словами тоже можно природу малевать:
Полынь, лазурь, равнины, рассвет, сирень, закат…
Плеснувши чувства в строчки, талантом поблистать.
И будет, слава Богу, что на ночь почитать.
Я прольюсь мелодией тамтамов
На ладони чуткие твои,
Упаду в колени листопадов,
Трелью струн целуясь от любви.
Ломать не строить. Дважды два четыре.
У каждой вещи есть свой личный вид.
Восстановить не сложно оболочку.
Престранный стих. Походит на гибрид.
К реке маршировали все деревья.
К воде спешили эти все деревья.
Шагали дружно снова кто? – деревья.
И хохотала вся лубочная деревня.
Так отчего ж веселилась вся деревня?
Хоть по соседству были три деревни,
Но топоров ведь не было в деревнях.
И дровосеки позабыли о деревьях.
В будильнике царапается время.
В коробке спичечной скребется майский жук.
А двое в это время так друг друга греют,
Что даже изумляется паук.
Ох, как давит на грудь тесный лифчик,
Если в сердце не стало любви!
От похмелья – кошмар. Страсть – как хищник.
Мне без хмеля сирень не найти.
По ступенькам заплеванным ходят
Косяки хулиганских людей.
И тоску на меня нагоняют
Все улыбки красивых лядей.
Испугался он цирроза,
Водку лихо распивая
И вердыщенку навоза
На читателей спуская.
Плевать в пуантах с высокой башни
И хрень на лыжах нести упорно
Зачем, дружище? Ведь стих позорный
Похуже смерти, грязней. чем порно.
Мозг – бесформенный кисель.
Нервы стали струнами.
Сердцу хочется в постель,
А не брызгать думами.
Мой сад наполнен дивных роз.
Верните мне любовь!
Зачем на небе столько звёзд,
Как в розочках шипов?
Опротивело всё. И, из мухи слона вылепляя,
От привычки родить что-нибудь: хоть любовь, хоть морковь, всё равно,
Наш пиит свой сценарий бездумно кропает.
Он не ссорится. Он сочиняет кино.
Их руки страстно протянулись
Обнять друг друга посильней.
Святое женское начало!
Как хорошо ковать детей!
Они сплелись порывом страсти
В объятьях утренних лучей.
Читатель! Изливай согласье
В кровати с женщиной своей!
Живу в деревне. Все близки.
Пью водку с милым агрономом
От безнадёги и тоски.
О боже, как же скучно дома!
Я люблю. Но во всем знаю меру.
Улыбнется мне счастье с рассветом!
Буду я бликом солнца и ветром!
На рассвете пожарю котлеты.
И в холодной моей постели
Грянет вскоре на солнце буря.
Кто под утро мне скажет «здрасти»,
Тот милашку найдет не хмурой.
Наш перекресток ливнем смыт в овраг.
Я бредила. А дождик на углу
Давил на грудь. Я шлёпала назад.
Да где же тут поэзия, Нинуль?
Спит любимый, не ведая доли добычи.
Перегрызть ему глотку жена ежедневно готова.
Как гепард по саванне, она по ночам где-то рыщет.
А под утро опять возвращается к милому дому.
Прочитал я стишок. Лепестки раскурочили душу.
Многоточья тычинок на темечко плавно легли.
Я боюсь, что теперь от такого стишка занедужу.
SOS! Спасите! Рыдаю! Такая лябофь! Се ля ви.
Когда русалки бьют в кастрюле плавниками
Над пламенем рыбацкого костра,
Тогда плесни в бокал хмельной цунами
И шало прыгай, словно Барсик, до утра.
Из белого ткёт всю причуду пион.
Из рифм и приставок ткёт только поэт.
Вспугнув соловья, заливается он —
Ажурными бликами в свой винегрет.
Граф де Сад сажал рассаду,
Чтоб сосед с ума сошел.
Вид лавэ открывши с заду,
Он заначил хорошо.
Поцелуй меня в повязку!
Хрен тебе, не сигареты!
Ты хватай меня в охапку
За великие куплеты!
Что родит земля без мерки?
Пусть стихи она рожает!
Тут поэзией не пахнет.
Тут штанинами воняет.
Встретив школьную зазнобу,
Так обрадовался Вова,
Что свалилися штаны
Необъятной ширины.
Строчки слов слагались в дивный ступор.
В душу, интригуя, слались титры.
Выставлялись острые коленки.
И у клёнов не отсохли руки.
А маяк сурово блажил стражу.
Подогнав метраж у горизонта,
Полоскались без стыда немым укором
На просторах брешущие лики.
И, снимая баллы, словно пенку,
Не внимая в смыслы и причины,
Искушал костры в унылом взоре
Наш пиит, в дозоре у пучины.
А мораль здесь простая. В хмельном удальстве
Не скачи не известно к кому.
Если принца кто ждёт, тот ведь счастлив вполне,
Что отдастся ему одному.
Влюбившись в глыбу льда, включайте нагреватель
По мощности под тыщу киловатт.
Растает лед! И будет Ваш приятель
На Вас наверняка тогда женат.
Я люблю, перво-наперво, деньги.
Во-вторых, я люблю друга в срок.
И успех обожаю я, в третьих,
А в четвертых – уют и сырок.
Я парил на крыльях над Севильей.
Глядь – внизу коррида, бык и рог.
Снег пошел. В снежинок эскадрилье
Я в любви разрывов изнемог.
Бык рычал, как зверь, звериным рыком.
Рябь крови мелькала предо мной.
Макароны кетчупом поливши,
Утолил я голод дикий свой.
Аккуратно! Тут не наступите!
Обходите это слово стороной!
Осторожней! Здесь не утоните!..
Но дерьмо накрыло всё своей волной.
Хоть слезинки дождя прямо в сердце тоску наливают,
Через край не прольётся весь ливень, весной налетя.
А в июле и августе лето, конечно, настанет
И подарит любовь и сирень от разлук всех надежд сентября.
Золотая липа в осень
Потеряла свой наряд.
Хоть она и обнажилась,
Но дубы-то не глядят.