Александр Твардовский - Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы

За далекие пригорки

Уходил сраженья жар.

На снегу Василий Теркин

Неподобранный лежал.

Снег под ним, набрякши кровью,

Взялся грудой ледяной.

Смерть склонилась к изголовью:

– Ну, солдат, пойдем со мной.

Я теперь твоя подруга,

Недалеко провожу,

Белой вьюгой, белой вьюгой,

Вьюгой след запорошу.

Дрогнул Теркин, замерзая

На постели снеговой.

– Я не звал тебя, Косая,

Я солдат еще живой.

Смерть, смеясь, нагнулась ниже:

– Полно, полно, молодец,

Я-то знаю, я-то вижу:

Ты живой, да не – жилец.

Мимоходом тенью смертной

Я твоих коснулась щек,

А тебе и незаметно,

Что на них сухой снежок.

Моего не бойся мрака,

Ночь, поверь, не хуже дня…

– А чего тебе, однако,

Нужно лично от меня?

Смерть как будто бы замялась,

Отклонилась от него.

– Нужно мне… такую малость,

Ну почти что ничего.

Нужен знак один согласья,

Что устал беречь ты жизнь,

Что о смертном молишь часе…

– Сам, выходит, подпишись? —

Смерть подумала.

– Ну что же, —

Подпишись, и на покой.

– Нет, уволь. Себе дороже.

– Не торгуйся, дорогой.

Все равно идешь на убыль. —

Смерть подвинулась к плечу. —

Все равно стянулись губы,

Стынут зубы…

– Не хочу.

– А смотри-ка, дело к ночи,

На мороз горит заря.

Я к тому, чтоб мне короче

И тебе не мерзнуть зря…

– Потерплю.

– Ну, что ты, глупый!

Ведь лежишь, всего свело.

Я б тебя тотчас тулупом,

Чтоб уже навек тепло.

Вижу, веришь. Вот и слезы,

Вот уж я тебе милей.

– Врешь, я плачу от мороза,

Не от жалости твоей.

– Что от счастья, что от боли —

Все равно. А холод лют.

Завилась поземка в поле.

Нет, тебя уж не найдут…

И зачем тебе, подумай,

Если кто и подберет.

Пожалеешь, что не умер

Здесь, на месте, без хлопот…

– Шутишь, Смерть, плетешь тенета. —

Отвернул с трудом плечо. —

Мне как раз пожить охота,

Я и не жил-то еще…

– А и встанешь, толку мало, —

Продолжала Смерть, смеясь. —

А и встанешь – все сначала:

Холод, страх, усталость, грязь…

Ну-ка, сладко ли, дружище,

Рассуди-ка в простоте.

– Что судить! С войны не взыщешь

Ни в каком уже суде.

– А тоска, солдат, в придачу;

Как там дома, что с семьей?

– Вот уж выполню задачу —

Кончу немца – и домой.

– Так. Допустим. Но тебе-то

И домой к чему прийти?

Догола земля раздета

И разграблена, учти.

Все в забросе.

– Я работник,

Я бы дома в дело вник.

– Дом разрушен.

– Я и плотник…

– Печки нету.

– И печник…

Я от скуки – на все руки,

Буду жив – мое со мной.

– Дай еще сказать старухе:

Вдруг придешь с одной рукой?

Иль еще каким калекой, —

Сам себе и то постыл…

И со Смертью Человеку

Спорить стало свыше сил.

Истекал уже он кровью,

Коченел. Спускалась ночь…

– При одном моем условье,

Смерть, послушай… я не прочь…

И, томим тоской жестокой,

Одинок, и слаб, и мал,

Он с мольбой, не то с упреком

Уговариваться стал:

– Я не худший и не лучший,

Что погибну на войне.

Но в конце ее, послушай,

Дашь ты на день отпуск мне?

Дашь ты мне в тот день последний,

В праздник славы мировой,

Услыхать салют победный,

Что раздастся над Москвой?

Дашь ты мне в тот день немножко

Погулять среди живых?

Дашь ты мне в одно окошко

Постучать в краях родных?

И как выйдут на крылечко, —

Смерть, а Смерть, еще мне там

Дашь сказать одно словечко?

Полсловечка?

– Нет. Не дам…

Дрогнул Теркин, замерзая

На постели снеговой.

– Так пошла ты прочь, Косая,

Я солдат еще живой.

Буду плакать, выть от боли,

Гибнуть в поле без следа,

Но тебе по доброй воле

Я не сдамся никогда.

– Погоди. Резон почище

Я найду, – подашь мне знак…

– Стой! Идут за мною. Ищут.

Из санбата.

– Где, чудак?

– Вон, по стежке занесенной…

Смерть хохочет во весь рот:

– Из команды похоронной.

– Все равно: живой народ.

Снег шуршит, подходят двое.

Об лопату звякнул лом.

– Вот еще остался воин.

К ночи всех не уберем.

– А и то устали за день,

Доставай кисет, земляк.

На покойничке присядем

Да покурим натощак.

– Кабы, знаешь, до затяжки —

Щей горячих котелок.

– Кабы капельку из фляжки.

– Кабы так – один глоток.

– Или два…

И тут, хоть слабо,

Подал Теркин голос свой:

– Прогоните эту бабу,

Я солдат еще живой.

Смотрят люди: вот так штука!

Видят: верно, – жив солдат.

– Что ты думаешь!

– А ну-ка,

Понесем его в санбат.

– Ну и редкостное дело, —

Рассуждают не спеша. —

Одно дело – просто тело,

А тут – тело и душа.

– Еле-еле душа в теле…

– Шутки, что ль, зазяб совсем.

А уж мы тебя хотели,

Понимаешь, в наркомзем…

– Не толкуй. Заждался малый.

Вырубай шинель во льду.

Поднимай.

А Смерть сказала:

– Я, однако, вслед пойду.

Земляки – они к работе

Приспособлены к иной.

Врете, мыслит, растрясете —

И еще он будет мой.

Два ремня да две лопаты,

Две шинели поперек.

– Береги, солдат, солдата.

– Понесли. Терпи, дружок.

Норовят, чтоб меньше тряски,

Чтоб ровнее как-нибудь,

Берегут, несут с опаской:

Смерть сторонкой держит путь.

А дорога – не дорога, —

Целина, по пояс снег.

– Отдохнули б вы немного,

Хлопцы…

– Милый человек, —

Говорит земляк толково, —

Не тревожься, не жалей.

Потому несем живого,

Мертвый вдвое тяжелей.

А другой:

– Оно известно.

А еще и то учесть,

Что живой спешит до места, —

Мертвый дома – где ни есть.

– Дело, стало быть, в привычке, —

Заключают земляки. —

Что ж ты, друг, без рукавички?

На-ко теплую, с руки…

И подумала впервые

Смерть, следя со стороны:

«До чего они, живые,

Меж собой свои – дружны.

Потому и с одиночкой

Сладить надобно суметь,

Нехотя даешь отсрочку».

И, вздохнув, отстала Смерть.

…И могу вам сообщить

Из своей палаты,

Что, большой любитель жить,

Выжил я, ребята.

И хотя натер бока,

Належался лежнем,

Говорят, зато нога

Будет лучше прежней.

И намерен я опять

Вскоре без подмоги

Той ногой траву топтать,

Встав на обе ноги…

Озабочен я сейчас

Лишь одной задачей,

Чтоб попасть в родную часть,

Никуда иначе.

С нею жил и воевал,

Курс наук усвоил.

Отступая, пыль глотал,

Наступая, снег черпал

Валенками воин.

И покуда что она

Для меня – солдата —

Все на свете, все сполна:

И родная сторона,

И семья, и хата.

И охота мне скорей

К ней в ряды вклиниться

И, дождавшись добрых дней,

По Смоленщине своей

Топать до границы.

Впрочем, даже суть не в том,

Я скажу точнее:

Доведись другим путем

До конца идти, – пойдем,

Где угодно, с нею!

Если ж пуля в третий раз

Клюнет насмерть, злая,

То по крайности средь вас,

Братцы, свой последний час

Встретить я желаю.

Только с этим мы спешить

Без нужды не станем.

Я большой любитель жить,

Как сказал заране.

И, поскольку я спешу

Повстречаться с вами,

Генералу напишу

Теми же словами.

Полагаю, генерал

Как-никак уважит, —

Он мне орден выдавал,

В просьбе не откажет.

За письмом, надеюсь, вслед

Буду сам обратно…

Ну и повару привет

От меня двукратный.

Пусть и впредь готовит так,

Заправляя жирно,

Чтоб в котле стоял черпак

По команде «смирно»…

И одним слова свои

Заключить хочу я:

Что великие бои,

Как погоду, чую.

Так бывает у коня

Чувство близкой свадьбы…

До того большого дня

Мне без палок встать бы!

Сплю скорей да жду вестей.

Все сказал до корки…

Обнимаю вас, чертей.

Ваш

   Василий Теркин.

Чья-то печка, чья-то хата,

На дрова распилен хлев…

Кто назябся – дело свято,

Тому надо обогрев.

Дело свято – чья там хата,

Кто их нынче разберет.

Грейся, радуйся, ребята,

Сборный, смешанный народ.

На полу тебе солома,

Задремалось, так ложись.

Не у тещи, и не дома,

Не в раю, однако, жизнь.

Тот сидит, разувши ногу,

Приподняв, глядит на свет.

Всю ощупывает строго, —

Узнает – его иль нет.

Тот, шинель смахнув без страху,

Высоко задрав рубаху,

Прямо в печку хочет влезть.

– Не один ты, братец, здесь.

– Отслонитесь, хлопцы. Темень…

– Что ты, правда, как тот немец…

– Нынче немец сам не тот.

– Ну, брат, он еще дает,

Отпускает, не скупится…

– Все же с прежним не сравнится, —

Снял сапог с одной ноги.

– Дело ясное, – беги!

– Охо-хо. Война, ребятки.

– А ты думал! Вот чудак.

– Лучше нет – чайку в достатке,

Хмель – он греет, да не так.

– Это чья же установка

Греться чаем? Вот и врешь.

– Эй, не ставь к огню винтовку…

– А еще кулеш хорош…

Опрокинутый истомой,

Теркин дремлет на спине,