Александр Владимирович Соболев - Бухенвальдский набат

Ох, как нынче насугробило,
намело невпроворот.
Но меня то не расстроило,
а совсем наоборот.
Мне, поверьте, даже весело,
хоть ворчу в сердцах порой,
одолеть из снега месиво,
будто вновь я молодой,
словно вдруг пустился в пляску я,
будто все мне трын-трава...

Кажется февральской сказкою
наша зимняя Москва.
Благодарен я особенно
этой редкостной зиме:
слово-образ
«насугробило»
щедро подарила мне.
Никаких богатств накапливать
в личный сейф я не привык.
Влейся, слово, новой каплею
в русский океан-язык.

И поныне слышу я
шепот нежных слов.
Под барачной крышею
родилась любовь.

Пей, новорожденная,
молоко-эрзац:
Коечка казенная
жиденький матрац...

Пой, душа бездонная,
утверждая вновь,
что любовь бездомная —
крепкая любовь.

Март метет снежинками,
землю порошит,
голубыми льдинками
горизонт прошит.

Звоном с переливами
занялся рассвет.
А меня счастливее
в целом мире нет.

Раненный, контуженный
отставной солдат,
я с моею суженой
нищий, да богат.

Спи, моя хорошая,
ведь любить не грех.
В платьице поношенном
ты красивей всех.

...Мы с тех пор протопали
тридцать девять лет,
мы с тобою «слопали»
много тяжких бед.

Все же нас счастливее
в целом мире нет!
Звоном с переливами
занялся рассвет.

С тобой мне ничего не страшно:
с тобой — парю,
с тобой — творю,
благословляю день вчерашний
и завтрашний боготворю.
С тобой — хоть на гору,
за тучи,
хоть с кручи — в бездну,
вместе, вниз...
И даже смерть
нас не разлучит:
нас навсегда
венчала
Жизнь!

Известно это:
каждый след — «пока»,
один — на год,
бывает — на века.
Но даже самый яркий
пропадет:
ничто на свете вечно не живет...
Ты оставляешь след свой
на пути,
чтоб мог другой
уверенней идти.

Квадратура круга —
что в упряжке вьюга,
что пахать без плуга,
радость от испуга.
Круга квадратура —
кол — клавиатура,
два крыла для тура,
из соломы шкура...

Глупо и нелепо
и непостижимо...
Ну а если надо
и необходимо?
Ну а если годам
вовсе нет возврата,
если гибель в круге
без его квадрата:
круг петлей сожмется —
нет сердцебиенья.
Квадратура круга —
только в том спасенье.

Нам одно осталось:
что бы ни случилось,
биться, не сдаваться
дьяволу на милость.
Как бы там ни туго,
нам, моя подруга,
клин вспахать без плуга,
взять в упряжку вьюгу.
Круга квадратура —
смастерить для тура
два крыла, чтоб с кручи
он взлетел за тучи.

Глупо и нелепо?
Но... необходимо.
Если это надо,
значит — выполнимо!

Когда он был — мой звездный час —
вчера или давно?
Сверкнул он ярко и погас?
Мне ведать не дано.
А может быть, совсем не так:
сиял он надо мной,
когда из пламени атак
я выходил живой.
Возможно, был он — этот час —
один на всем веку,
когда мальчишкой в первый раз
я рифмовал строку?
Наверно, нет.
Потом зимой,
когда, во всей красе,
прочел впервые опус мой
на третьей полосе.
Я двадцать пять газет купил —
себе и напоказ.
Да, очевидно, он пробил
тогда, мой звездный час.
Бежали годы... Верно, вновь
он просверкал сильней,
когда на вечную любовь
я повстречался с ней...
о, сколько бедствий и преград
досталось нам с женой...
Стихом ударил я в набат
на весь на шар земной.
Я будто стал могучекрыл,
и, может быть, как раз
он нам заветный путь открыл —
наш общий звездный час.
Так почему же черствый ком
щемит в моей груди
и слышу я: «Потом, потом,
тот самый, самый, погоди,
зажжется впереди...
тот самый в вышине».

При мне... иль не при мне?..

С надеждой, верой и тревогой
не сплю очередной рассвет...
Неужто я прошел дорогой
длиною в семь десятков лет?
Такой тернистой и опасной —
и не представить наяву.
Что ж, настрадался не напрасно,
не зря, не попусту живу.
...Пока не канул я в пучину,
пока гореть во мне огню,
я буду штурмовать вершину
и совести не изменю.
То не риторика бахвала,
а прожитого мною суть,
таким природа-мать зачала,
таким я свой закончу путь.

Сегодня не хочу итога,
пускай пора тому пришла...
Рассвет...
Надежда и тревога...
А впереди — дела, дела...
Рука в руке шагаем вместе,
а где-то впереди — итог.
Над нами вечные созвездья.
Рука в руке.
И с нами Бог.

1
Перед моим окном
поляна.
За нею — зимний лес.
Снежинки плавно падают...
Какая тишина!
Который час?
Который нынче год?..

2
Береза
бурей сломана,
она
стонала тихо,
умирая.
А крона
все еще густа и зелена —
живая.

3
Шквал налетел.
Темень кругом.
Вспышки слепящие,
ливень и гром.
Гнется большая сосна,
как лоза, —
гроза!

4
Рябины урожай обильный.
На дерево уселись свиристели.
Их песенка
рябиново-красна.

5
День за днем
крепчает лед.
Спит в затоне пароход.
Снег.
Метели.
Кутерьма.
Зима!..

6
Сулящие надежду корпуса.
С грустинкою глядящие
глаза.
На белых койках
желтоваты лица...
Больница...

Быть мужественным, честным до конца -
в том жизни суть поэта и борца.
Судачит обыватель: «Вот урод!»
А я таким иду из года в год.
Иного не хочу иметь лица:
быть искренним и честным до конца!

Средь «царства Берендеева»,
средь шума городского —
везде я слышу: «Бей его!»,
всегда я слышу: «Бей его,
создание евреево такого и сякого!..»

Я не похвастаю доходом:
год миновал еще один...
Увы, прибавилось седин
и жить осталось меньше годом.
Да, семь десятков!.. Завтра старость.
Ведь вечер это, не рассвет...

Так сколько зим и сколько лет
идти до финиша осталось?
Ну, как мне сердце разогреть,
чтоб не сдавалось, не остыло,
чтобы хвороба не скрутила,
чтоб мог врагов я одолеть?!

А фронт все остается фронтом,
пока не кончится война...
А горизонт — за горизонтом,
хотя черта его видна.
Воюю. Тяжела расплата.
Нет, я оружья не сложил.
Пусть времени в обрез и сил,
но... такова судьба солдата.
Приговоренный сам собою,
не покидаю поле боя.
Я не покину это поле,
пока стихи мои в неволе.