Константин Фофанов - Полное собрание стихотворений
И музу прокляла, игравшую сердцами,-
Затем что бедностью истерзана была.
Ей надоело жить в священных недостатках,
Блестящей прозою ее с ума свели;
И шепчет вновь она в алмазах и перчатках:
“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”
Поэта же язвят то клеветой, то сплетней.
Укоры рвутся с уст и сердце боль щемит.
О, лучше б жизнь прожить глупей и незаметней,
Чем вечно ощущать позорный жар ланит!..
Вот и теперь идет он городом огромным;
Вновь скоро Рождество и скоро Новый год.
Морозит… Снег хрустит… И силуэтом темным
Поспешно тень его озябшая идет.
Повсюду суета… Движение на рынках…
Пред конками толпы, разносчики кричат
И машут новыми журналами в картинках.
Весь в белом инее Александринский сад.
Здесь бюстов много есть писателей-собратьев…
Счастливые! Им нет забот земного дня!
И крепко держит их мороз в своих объятьях,
Но крепче их металл – без крови и огня!
И, голову склонив, как бы пугаясь дали,
Певец “Светланы” здесь… Остановись, внемли!
Ты видишь письмена на сером пьедестале:
“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”
А дальше в золотом шеломе Исаакий,
Адмиралтейства шпиц вознесся, как стрела.
Мороз крепчает все… Торопится не всякий.
И медленно толпа на Невский поплыла.
В редакции тепло. Свет льется из камина.
Конторщики гремят “ренгтонкою”… Часы
Уныло тикают. К нему идет мужчина,
Изящен, надушен, закручены усы.
“У нас довольно есть из вашего… К тому же,
Редактор обещал не помещать стихов…
Авансы не даем: дела у нас все хуже!”-
Раскланялся, сказал: “pardon” – и был таков!
И вот поэт опять на улице холодной.
Движенье, суета… Зажглись огни вдали…
И едут, и идут… И мыслит он, голодный:
“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”
Толкнулся в новую редакцию. В ней – то же.
И подозрительно курносый господин
Смотрел через очки, как будто думал: боже,
Уже не сыщик ли от кружковых дружин?
Зашел к приятелю… Тот хмурится – без денег,
Бранит издателей, пальто стащил в ломбард.
Опять схватил бронхит, бродя весь день без денег,
И не на что побрить проросших бакенбард.
И вот поэт идет к приятелю другому…
Тот – как сапожник пьян и потчует вином.
Напился и поэт. Идет, шатаясь, к дому.
И на ночлег попал он в полицейский дом.
Он бредит, он не спит, он брошен в яму волчью,
Косматые тела вокруг него легли,
И шепчет кто-то злой, с иронией и желчью:
“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”
Сочельник… В окнах свет. Повсюду на витринах
Сверкает мишура для елочных прикрас.
Как шумно в улицах! Как людно в магазинах!
Трамваи движутся… Уже десятый час!
Нет денег ни гроша у бедного поэта,
Все строго косятся, смущаяся его.
И в озлоблении он думал: песня спета!..
Не нужен никому! Не надо ничего!..
И, грустный, он пришел в холодную каморку.
Насмешливо глядят портреты со стены,
Как будто говорят: глодай сухую корку!
Забудь, забудь свои осмеянные сны!
И, в бешенстве рукой бессильно потрясая,
Бросает он в огонь тетради прошлых дней
И говорит, смеясь: “Да, муза дорогая,
Поэзия есть зверь, пугающий людей!”
А ночь уже плыла над городом блестящим,
Спокойно ночь плыла над льдистою рекой,
Плыла над рощами, светила мерзлым чащам,
Светила кладбищу усопшею луной.
И там, на небесах, в созвездиях Медведиц,
В лучистом бисере, в сверкающей пыли
Серебряных миров, услышал песнопевец:
“Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”
1900
«Вечерняя звезда, звезда моей печали…»
Вечерняя звезда, звезда моей печали,
Зажглася и горит меж дымных облаков,-
Навстречу ей огни земные заблистали,-
Огни труда, молений и пиров.
Но не для них мучительно и властно
В моей душе мечта пробуждена;
Земная ложь с мечтами не согласна
И песнями не тешится она.
Меня влечет звезда моей печали,
И песни ей пою я в полусне,
Ее лучи мне тайну нашептали
Иных огней в волшебной стороне,
Иных огней на алтаре небесном
Пылающих измученным очам
Земных борцов сияньем неизвестным,
Лишь в смутных снах являющимся нам…
ОСЕНЬЮ
Снова крепким ароматом отцветающего лета,
Словно ласкою забытою, пахнуло мне в лицо.
День осенний смотрит отблесками мертвенного света
И осыпал желтым листом, точно трауром, крыльцо.
С тихой жалобой и лаской и с мольбою покаянной
Я хотел склонить бы голову на любящую грудь,
Как склоняет ива ветки в пруд холодный и туманный,
Чтоб пред долгою разлукой о себе ему шепнуть.
Как осенний день, окутано туманами грядущее,
Назревающими соками развенчанной весны.
Только совесть – это солнце, это око вездесущее -
Смотрит с грустною улыбкой из сердечной глубинны.
1897
НА ДЕРЕВЕНСКОМ КЛАДБИЩЕ
У косогора за деревней,
Где деды лапотки плетут,
Есть, окружен оградой древней,
Последний праотцев приют.
Там ивы, тощи и горбаты,
Семьею грустной расцвели,
Могилы, временем пожаты.
Не всех жнецов уберегли.
Страдальцы спят, без хмеля пьяны;
Забыты горе и мечты.
Как были cepы их кафтаны,
Так ныне серы их кресты.
Душа скорбит, тоской объята…
Вдруг – безымянные холмы…
Здесь разве брат отыщет брата,
Как милый образ в царстве тьмы?…
3дecь воздух полн очарований,
И в этой чуткой тишине
Как будто тысячи молчаний
Кипят и плещутся извне.
Да лист сухой, спадая с клена,
Прошелестит, к земле припав,
Да прогудит, как эхо стона,
Пчела-работница из трав.
С весною силою волшебной
Жизнь вызывает теплота…
Вон там пушистой почки вербной
Белеет кокон у креста.
Пригретый – лопнул кокон нежный,
И пестрокрылый мотылек
Вспорхнул, и путь ero безбрежный
Так лучезарен, так широк!
Из надмогильного покрова
Не пресмыкаться, а летать,
Он возродился к жизни снова,
Стал вольной волею дышать.
О, если б то же возрожденье
Вам, отошедшим, было вновь…
И сердце плачет от волненья,
Но плачет молча, как любовь…
«Мысли мятежные…»
Мысли мятежные,
Нет вам забвения
В мире, страдающем
Жаждой стремления.
Гордо подыметесь
К небу свободному,
Шумно опуститесь
К морю холодному.
Молнией вспыхнете,
Скалы изроете;
Чрево земное,
Как книгу, раскроете!
Звездами блещете,
Тучами таете,
Таймы нескромные
Разоблачаете!
Но за пределами
Мира заочного
Не успокоите
Сердца порочного;
Не разгадаете,
Мысли мятежные,
Страсти кипучие -
Тайны безбрежные!
И отчужденные
Светом живущего,
В мраке потонете
Сна всемогущего!..
1893
ДУША ПОЭТА
Таинственный сумрак
В глубокой пещере;
Там гении неба
И хищные звери.
Там веет цветами
Забытого рая;
Там сырость могилы
И бездна земная.
Там два есть колодца
С кристальной водою:
С премудростью здравой
И с ложью больною.
Сквозь стены пещеры
Жизнь дико рокочет;
Ворваться не смеет,
Замолкнуть не хочет.
Когда же в ней вспыхнут
Лучами лампады,-
Скрываются в норы
И змеи, и гады.
Пещера сияет,
Как храм величавый,
И небо в ней блещет
Нетленною славой.
Узорами радуг
Свивается плесень
И слышатся звуки
Торжественных песен.
Июнь 1897
«К тебе, у твоего пopoгa…»
К тебе, у твоего пopoгa,
Я постучался, ангел мой,
Но ты гостил тогда у бога,
В его ложнице голубой.
Ты ткал воздушные одежды
Из радуг, солнца и луны.
Мою любовь, мои надежды,
Мои заоблачные сны!
И, грустью новой опечален,
Вернулся я с твоих высот,-
Бродить среди земных развалин,
Во мраке горя и забот.
И встретил гения иного,-
Он был не ты; угрюм и зол,
Не зная неба золотого,
Сквозь гром и пламень он пришел!
Он завладел душой морю,-
Земного торжища дитя,
И вновь молиться я не смею,
И вновь не смею жить шутя.
Как тень, блуждаю я над бездной
Без упованья к мечты.
Но ты покинул мир надзвездний,
Ко мне возвал из суеты!
С небес принес свои скрижали,
Вещая проповедь добра,-
Но я в борьбе, но я в печали,-
Не мне сияние утра!
Меня слепят твои одежды,
И улетают, смущены,
Моя любовь, мои надежды,
Мои заоблачные сны!
Примечания
1
для редактора – это начало цикла «Песни в заключении»
2
для редактора – это начало цикла «Балтийские ночи»
3
для редактора – это конец цикла «Балтийские ночи»
