Константин Фофанов - Полное собрание стихотворений
5
И вот пришла весна… За той весной сияет
Весна, еще весна. Промчалося пять лет.
Надгробный крест подгнил, и насыпь оползает,
Где юноша зарыт, едва увидев свет.
О нем забыли все; любовь родитель нежный,
Вздыхая, перенес на младших сыновей.
Товарищ молодой кончиною мятежной
Недолго волновал изменчивых друзей,
Как утренний туман он в памяти их таял…
Косясь на ветхий крест, могильщик говорил
Другому: “Мне отец Порфирий ноне баял -
Могилку эфту срыть, вишь дождик всю размыл!”
Весна живила все чарующим приходом,
Но каждая весна, под ясным небосводом
Даря свои мечты, даря свою любовь,
С уходом все брала, все скупо уносила.
И каждая весна, как новая могила,
Надежды хороня, цветы рождала вновь…
Апрель 1892
ОЧАРОВАННЫЙ ПРИНЦ
Баллада
Жил маленький принц в позлащенном чертоге,
Его осеняла с младенческих дней
Счастливая доля; не знал он тревоги,
Ни строгих упреков, ни робких детей.
Без сверстников рос он, не видел он сверстниц,
Его замыкал очарованный круг;
Он видел лишь стражу на мраморе лестниц
И видел поклоны блистающих слуг.
Прелестные рощи дворец окружали.
В душистой прохладе тенистых аллей
Из каменных гротов каскады журчали,
И шум их падучий был вихря звучней.
Над зеркалом вод, окаймленных цветами,
Мосты выгибали узоры перил.
Из вазы бассейна, сребрясь под лучами,
Фонтан поднимался и брызги дробил.
Все было забавой для юного принца:
Лужайки, и гладь серебристых озер,
И кроткие звери, под сенью зверинца,
Ему услаждали и тешили взор.
Где высились пихты на мягких пригорках,
Бродила кудрявых барашков семья,
Ручные лисицы в искусственных норках
Пугливо дремали, лукавство тая.
Под алой, попоной ушатый осленок
С веселой газелью неловко играл.
Задумчивый аист, и важен и тонок,
У плетня резного как сторож дремал.
Отбившись от рук замечтавшейся няни,
Царевич бежал к бессловесным друзьям.
К нему подбегали покорные лани,
И корм подносил он к их влажным губам.
Бежал он к озерам, где стройно темнели
Кусты молодые, теснясь в полукруг,
Где, быстры, как змейки, стекались форели
И крошки ловили из царственных рук.
Как весело было малютке теребить
Росою обрызганный куст у пруда,
Где вдруг был разбужен испуганный лебедь,
И шумно от крыльев вскипала вода.
Но только все чаще, асе больше с годами
Счастливого принца темнили мечты.
Он думал: зачем за моими садами
Возвысились стены, как вражьи щиты?
Те стены его ограждали от мира,
От гневной борьбы, от несчастных людей,
А принц жил для счастья: венец и порфира
Должны быть невинней небесных лучей.
Со взором ребенка, с душою поэта,
Смиренный наставник ему говорил,
Что там, за стеною, сокрыта от света
Толпа светозарных, таинственных сил.
Они ему ткут кружева на подушки,
И шелк для одежды, и ткань на ковры.
И феи оттуда приносят игрушки
Ему с недоступной, высокой горы.
“А можно их видеть?” – принц спрашивал робко.
“Нельзя, недоступно!” – он слышал в ответ.
И детским разбегом пробитая тропка
Все шире к стене пролагала свой след.
Чуть ветер вершины дерев зарумянит,
Ребенок бежит к неприступной стене,
На цоколь статуи задумчиво встанет
И долго мечтает в немой тишине.
Какие счастливцы живут за стеною?
О, если хоть раз заглянуть бы туда!
И много видений лучистой толпою
В уме проплывают, бегут без следа.
И долго сидит у стены он, вздыхая.
Он мнит, что под вечер взойдет за стеной
Луна в небесах, но луна не такая,
Какую он видит всегда над собой.
А там, за стеной, суетою и торгом
Жизнь дико шумела, как в море гроза.
Он ждал, он кипел непонятным восторгом,
Уста улыбались, пылали глаза.
На пряжках чулок развязалися банты.
Темнело. Туман поднимался с земли.
Вечернюю зорю играли куранты;
И звуки, как слезы, в затишье текли.
День снова ушел. Он, как прежде, не знает,
Что скрыл так ревниво стеною чертог?
Когда ж он загадку свою разгадает,
Когда же отпустят за темный порог?
И слышит в ответ он: увидит, поспеет!
Увидит, что скрыто за крепкой стеной
Тогда лишь, как пух над губой зачернеет
И ростом он будет с дубок молодой.
И вот над губою усы затемнели,
Он строен, он вырос с дубок молодой,
Заздравные кубки в чертоге звенели,
Приветствуя принца с расцветшей душой.
Но, чокаясь дружно ответным бокалом,
Улыбкой даря обольщенных гостей,
Принц нежною думой следит не за балом,
И ждет не дождется рассветных лучей!
Он жаждет увидеть желанное чудо,
Что скрыто стеною, как мраком завес.
Какие он перлы добудет оттуда,
Чем гордость насытит из мира чудес?
Он ждет и трепещет огнем лихорадки,
Он кудри пышней разметал по плечу,
Оправил плаща драгоценные складки,
И весь он сияет, подобно лучу.
По лестницам звучным принц шествует бодро,
Он рад, что дождался свободного дня,
И треплет коня горделивые бедра…
Вот шпорами брякнул, – и сел на коня.
Раскрылися стены. Принц едет – и что же
Он видит, свергая тяжелый запрет?
Как мало все это на грезы похоже,
На сны золотые младенческих лет!
Сырая дорога чернеет неровно:
У стен заповедных теснятся кругом
Какие-то камни, и щебень, и бревна,
Кирпич и рогожи, и кучи с песком.
В тяжелых одеждах поспешные люди
Снуют с озабоченным мраком лица…
Так вот о каком он загадывал чуде!
Так вот что скрывалось за парком дворца!
Он едет в селенье. Как мрачно! Заране,
Приветствуя славного принца приход,
Спешит в драпировки, гирлянды и ткани
Скрыть ветхую бедность тщеславный народ.
Но что ж не скрывает он копоть одежды,
Убогие дровни и жалких коней?
Царевич бледнеет, и меркнут надежды
Пред горькою правдой прозревших очей.
Так вот эти гномы, кем созданы парки,
Кем создан его величавый чертог.
Так вот эти феи, что слали подарки
К нему, чтоб он счастьем насытиться мог!
Задумчиво едет царевич обратно.
И грустно он входит под своды дворца.
Теперь ему стало несчастье понятно,
И нет ему счастья под кровом отца.
Он бархат свой роздал, он меч свой забросил,
Былые забавы постыли ему.
На лодке любимой не слышен плеск весел,
Не будит звук арфы вечернюю тьму.
Он чаще, все чаще чертог покидает,
Он учится жизни в иной стороне.
И радость былая дымится и тает,
Как воск ароматный на ярком огне.
Беднее одежда на ласковом принце,
Грустнее мерцанье стыдливых очей,
И перстень не блещет на белом мизинце:
Он голоду брошен в пучину страстей.
Принц темные кудри остриг; как невольник,
До ночи глубокой скрывается он,
Где жизнь и жужжит и хлопочет, как пчельник,
Как будто бы ищет умчавшийся сон.
И скоро покинут был принцем печальным
Дворец заповедный. Напрасно гонцы
Искали по странам, и ближним и дальним,
Надменно стучася в чужие дворцы.
Принц – сгинул! Исчез, как залетная птица,
В рассветном тумане… Как вздох отошел!
И если погиб он, то где же гробница?
И если живет он, то где же престол?
1897
ПОЭЗИЯ – БОГ[3]
Посвящается памяти
А. С. Слуцкого
Когда его судьба не мучила сурово
И в небеса мечты волшебные влекли,
Как часто повторял он с детства это слово:
“Поэзия есть бог в святых мечтах земли”.
Тогда он жизнь любил и веровал так страстно
В поэзию, в добро, в свободу и любовь,
Что даже родичи подшучивали властно
И на его восторг – нахмуривали бровь.
Он с ранних лет стал петь, все больше о небесном:
О вечности, любви, о грезах и цветах;
Он в мире не хотел исчезнуть неизвестным,
Кончина ранняя вселяла тайный страх.
Наивный юноша, он думал, что со славой
Богатстве и почет к нему вернутся в дверь,
И вот чрез тридцать лет, с мучительной отравой,
С отчаяньем в груди, терзается теперь.
Меж тем как где-нибудь в заброшенном селеньи
Счастливый юноша досужим вечерком
Восторженно твердит в его стихотвореньи
Созвучья легкие, склоняясь над столом;
Меж тем как стих его, затверженный украдкой,
Девица юная строчит в альбом подруг
И говорит о нем в мечтах с улыбкой сладкой:
“Как счастлив, кто создал такой волшебный звук!
Должно быть, он красив и смелым взором ясен.
О если бы его увидеть, хоть вдали!..
И это потому, что мир мечты прекрасен:
Поэзия есть бог в святых мечтах земли!”
А он, создатель строф, волнующих так нежно,
Певец восторженной любви и красоты,-
Нахмурен, голоден, одет всегда небрежно,
Не может выбиться из бед и нищеты.
Подруга, что, пленясь прекрасными строфами,
С ним разделяла жизнь, насмешливо ушла
И музу прокляла, игравшую сердцами,-
