Мухаммед Физули - Лейли и Меджнун
если себя одному посвящает.
Сердца скрижаль да пребудет свободной
от отпечатка красы его внешней,
Единобожец страницу рассудка
изображением не украшает.
Истинный муж свою верность любимой
видимым образам в жертву отдаст ли?
Изображение внешнее правды
жемчугом истины кто величает?
Чтущие сущность не могут склониться
к тем, кто лишь чувственным образам предан
Коль Физули верит внешности, значит, -
к сущности взора он не обращает.
Лейли неведение Меджнуна одобряет, и его истинная любовь ее покоряет
Лейли сказала: "Муж с душой святою,
Приблизившийся к богу чистотою!
Теперь тебе скажу я, не тая:
Тебя хотела лишь проверить я,
И совершенство мне твое понятно . . .
Такое состоянье благодатно!
Хвала тебе, ты беспримерно чист,
Как прах, горящий в солнце, ты лучист.
Достиг ты, вижу, удовлетворенья -
В душе достиг стремлений утоленья.
Я думала, любовь твоя - обман,
Я видела в твоих делах изъян,
Но мне сказал владыка небосвода:
Слияние слилось с твоей природой.
Мне в горе счастие доставил ты,
И от забот меня избавил ты.
Беспечной я была, самовлюбленной,
Невежеством глубоким опьяненной.
О красоте заботилась кудрей,
О родинке заботилась своей.
Я думала: к слиянью ты стремишься
И по кудрям моим давно томишься.
Теперь блаженство вижу я твое
И совершенство вижу я твое!
Ланиты, кудри, что чернее ночи,
И эту родинку и эти очи
Не для себя всю жизнь я берегла, -
Я, сердце обжигающий, ждала,
Что взглянешь ты на них и, хоть украдкой,
Дашь мне, усталой, миг покоя краткий.
Ты жажду сможешь утолить свою,
Я в грудь твою бальзам добра пролью.
Но на меня ты не бросаешь взгляда, -
Тогда какая в красоте отрада?
В ларце телесном перл-душа горит,
Кого она блаженством подарит?
Я все рассыпать пред тобой хотела,
Отдать душевный жемчуг свой хотела.
Познать слиянье сладкое с тобой.
Навек с разлукою проститься злой.
Но если смысла нет в желанье этом,
Зачем себя позорить перед светом?
Заветов верности не зачеркнуть,
Но все ж небытия мной избран путь.
Пыль внешности доселе покрывала
Моей глубокой сущности зерцало.
Меж внутренним и внешним быть должно
Согласие. Душа и лик - одно ...
Пора моим бутонам улыбнуться -
И пред твоей зарею развернуться.
Ведь сердце кровью слез орошено,
И, как бутон, теперь цветет оно.
Мне дней ковер свернуть настало время, -
Сама себе я ныне стала в бремя.
Теперь мне место в тьме небытия,
В той тьме свой лик укрыть хотела б я.
Когда любимый зреть мой лик не жаждет,
Пусть лик от взоров, чуждых мне, не страждет.
Ведь лик мой нужен только для того.
Чтоб мог любимый созерцать его.
Когда же безобразную не любят.
Пусть рок ее безжалостно погубит!"
Ее глаза застлал туман и мрак,
И вот газель она пропела так:
Газель Лейли
Красавица - та, кем любуется милый,
иную красавицей мы не зовем.
Любимого взоры дают совершенство,
тех взоров целебных пусть ищет тайком.
А та, что любимого не привлекает,
она недостойна любимою быть,
Коль внешняя прелесть для мудрых ничтожна,
то пользу какую мы в ней обретем?
Любимой лицо пусть пребудет укрыто
от тех, кто не знает божественных тайн,
Кто сущность возлюбленной знать пожелает,
тот должен владеть совершенным умом.
Бессмысленно будешь стремиться к слиянью -
таким вожделением стыдно пылать.
Коль подлинно любим, какое различье
слиянья с разлукой тогда мы найдем?
Сокровище жизни монетою веской
влюбленный возлюбленной должен отдать, -
И плохо, когда не полна эта жертва
и скупость ее сократила объем.
Кто любит мирское - тех нежность красавиц,
причуды, приманки влекут за собой,
А тот, кто вкусил от божественных истин, -
ужели он родинкой будет влеком?
Напрасно аскет в мире внешности бродит,
ты это заметишь легко, Физули!
О, как он беспечен: подумать не может,
что страсть лишь к стыду заведет его в дом.
Конец главы
Едва произнесла последний слог,
И видит - на верблюде мчит ездок:
Какой-то всадник скачет одинокий,
Как ветер, мчится тропкой недалекой.
Зачем в пустыне рыщет всадник тот?
Кого в пустыне ищет всадник тот?
И поняла; он едет с мыслью злою
И горе тяжкое везет с собою.
Увидел он, что луноликой нет,
Помчался, торопясь за нею вслед.
Колючка к саду только приближалась,
Как роза с вешним садом распрощалась.
Чтобы никто не ведал ни о чем,
Лейли гнала верблюдицу бегом.
Но всадник, видя Солнце издалека,
Тревожился уже не столь жестоко.
Увидевши красавицу вдали,
Не отставал он больше от Лейли.
Орлицу он вернул в гнездо родное,
Обрел садовник древо молодое.
Меджнун опять остался средь песков, -
Друг змей и собеседник муравьев.
Он встать не мог, так ослабело тело,
А сердце вовсе биться не хотело.
О достоинствах Меджнуна речь ведется ныне и о том, как он жил в пустыне
Страны мучений горьких царь царей -
Меджнун, отец бесчисленных скорбей.
Таким был чистым, что земные дали
Подобного ему и не видали.
Он рядом с горней истиною жил,
Ему служивший - ангелу служил.
Гонимый людской злобою великой,
Избрал себе он образ жизни дикий.
Но ангелы в обличий зверей
Дружили с этим духом средь людей.
Казалось, звери вкруг него сидели, -
То были ангелы на самом деле.
Лишь высота духовной красоты
Его спасла от дольней суеты.
Ни холод, ни жара не причиняли
Меджнуну ни заботы, ни печали.
Непостоянным он наш мир нашел,
Именье отдал и ничто обрел...
Он шел за ищущими единенья,
Достигши высей самоотреченья.
Исполнив светом существо свое,
Он про еду не думал, про питье.
Он, дух в огне сжигая нестерпимом,
Постигнул истину в покрове зримом.
Но внешности пустой не верил он,
К творцу высокой мыслью устремлен.
Слог у него был ясный, мерный, плавный, -
Глубоких мыслей был он царь державный.
Он тонкую беседу мог вести,
К Познанью знал он верные пути.
Когда читал он вслух свои страницы, -
То в воздухе над ним витали птицы.
Страдалец этот в горечи обид
Сложил газелей много и касыд.
И всюду пел он их в тоске безмерной,
Его друзья ему служили верно.
Они, стихи чуть записать успев,
Слова их повторяли и напев.
Измученный, покинутый в кручине,
Стал в мире знаменит по той причине,
Его слова и красота чела
Пленяли всех, в ком истина жила.
Достигнув этих совершенств нетленных,
Причислен к лику сердцем совершенных.
Сложил стихи он эти о себе,
Своих стремленьях и своей судьбе:
Газель Меджнуна
Развалин груды - вот мы чем весь этот мир земной считаем,
Но скрыт среди развалин клад - богатый и благой - считаем.
Поклонник внешности пустой пусть мудрецом сочтет себя,
Но там, где истина царит, он лишь невежда злой - считаем.
Невежды мнят - в вине покой, но мы, пророки наших дней,
Мы вылили его давно, - в нем кровь, а не покой - считаем.
Мы поняли, что бренный мир неверен никому из нас,
Пусть им владеет Сулейман, обманщик он дурной - считаем.
Ты думал, Физули: мечеть и винный погребок - одно,
Выходит, что напрасно мы великим разум твой считаем.
Весна жизни Лейли превращается в осень
О кравчий, велико блаженство наше, -
Скорей подай две-три-четыре чаши.
Коль ты желаешь веселить сердца,
Пои людей блаженством до конца.
