Коллектив авторов - Гори, гори, моя звезда!
Иосиф Романович Грузинов (1813–1860)
Серенада
Звезды блещут точно очи,
Соловей в лесу поет,
И подругу в сумрак ночи
На свидание зовет;
И счастливый, и довольной
Он порхает перед ней.
Мне завидно птичке вольной,
Милый друг, проснись скорей!
Вот и месяц выплывает,
Все замолкнуло кругом;
Кровь во мне сильней пылает,
Под решетчатым окном,
Весь в тревоге и волненьи,
Не сводя с него очей,
Жду твое я пробужденье;
Милый друг, проснись скорей!
Воздух полон свежей мглою,
Лист на ветке не дрожит,
Сад, одетый темнотою,
Нам убежище сулит.
Здесь, среди уединенья,
Здесь, среди густых алей,
Ждут любви нас наслажденья;
Милый друг, проснись скорей!
Солнце и роза
Люди губят все, что любят.
Так ведется у людей.
Бенедиктов«Я люблю тебя, прекрасная!
О! не кройся, друг, в тени;
На меня с улыбкой страстною,
Милый друг, скорей взгляни!
И головку я твою
Чудным, светлым, пурпуро́вым
Вновь румянцем оболью,
Чтобы в блеске этом новом
Ты роскошней зацвела;
И, узнавши жизни сладость,
Ароматнее была.
Роза, друг мой! роза, радость!»
Так солнце розе говорило,
Прекрасна роза та была;
Казалось, счастие садило
Ту розу, так она жила;
Роскошно, радостно цвела.
Послушавшись цветов владыки,
Свою любовь ему дала;
И рад был неба царь великий…
Светлей в лазури заблистало…
Он приласкал ее лучом…
Но роза бедная увяла,
Спаленная его огнем.
Ноктюрн
Месяц встал и озаряет
Сад серебряным лучом,
Свет таинственный играет
На лугах и над прудом.
Дышит всё прохладой сладкой,
Тишина среди полей.
И, как будто бы украдкой,
Песню начал соловей.
Он поет восторги счастья,
Громче песнь, слышней она!
И любви, и нежной страсти
Переливная полна.
Но тоска мне душу сжала,
Слезы льются из очей.
Вспомнил я: она певала,
Как поет мой соловей.
И пред мной встает былое:
Много счастья утекло,
Много, много горе злое
Мне на сердце ран зажгло.
Не расстаться мне с тоскою,
Не вернуть мне прежних дней,
И я слушаю с слезою,
Как поет мой соловей.
Василий Степанович Межевич (1814–1849)
Добрый домовой
Ночью, как в избе всё спало,
Добрый домовой
С казака снял покрывало,
Грудь закрыл рукой.
Поутру полна вся хата:
Батраки пришли
И за соль, за рыбу злата
Много принесли.
Ночью, как в избе всё спало,
Добрый домовой
Тянет с деда покрывало,
Грудь закрыв рукой.
Утро; старика толкают;
Вот проснулся он.
И о чем же извещают?
Внук ему рожден.
Ночью, как в избе всё спало,
Добрый домовой
Тихо сдернул покрывало
С девы молодой.
Он исчез; стучат у хаты,
Сонную зовут.
Кто? Зачем? Красавца сваты
Жениха ведут.
Как я был дитя, всё спало,
Добрый домовой
Снял с дитяти покрывало,
Грудь закрыл рукой.
Ранним утром, чуть зарею
Стал восток алеть,
Я бандуру взял и строю,
Стал играть и петь.
Семен Николаевич Стромилов
«То не ветер ветку клонит…»
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит —
То мое сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит;
Извела меня кручина,
Подколодная змея!..
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!
Не житье мне здесь без милой:
С кем теперь идти к венцу?
Знать, судил мне рок с могилой
Обручиться молодцу.
Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу, покой,
Приюти меня, родная,
В тесной келье гробовой.
Мне постыла жизнь такая,
Съела грусть меня, тоска…
Скоро ль, скоро ль гробовая
Скроет грудь мою доска!
К птичке
Благовестница природы!
Спой для праздника весны
Песню горней стороны,
И веселья, и свободы!
Расскажи мне, как на воле,
Ты, беспечная, живешь?
С кем знакомства ты ведешь;
Что поешь в лазурном поле?
Птичка, птичка! Как, откуда
Ты взяла такой наряд?
Как роскошен, как богат!
Что за прелесть, что за чудо!
Расскажи мне – в час ненастья
Есть ли где тебе приют?
Кто с тобою делит труд,
Есть ли в ком к тебе участье?
Где твой дом: на ветке ль гибкой,
Аль на мягкой мураве,
Аль в небесной синеве,
Аль над током влаги зыбкой?
А зимой, как снег да вьюги
К нам на север налетят,
Птички что-то не видать…
Знать, гостит она на юге.
Страшно, птичка! даль да море
Да чужая сторона!
Али вечно там весна,
Аль зимы не страшно горе?
Нет, не верю! Я певунью
От метели заслоню,
В теплой келье схороню
До весны мою летунью!
Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864)
«Да, я знаю, что с тобою…»
Да, я знаю, что с тобою
Связан я душой;
Между вечностью и мною
Встанет образ твой.
И на небе очарован
Вновь я буду им,
Всё к чертам одним прикован,
Всё к очам одним.
Ослепленный их лучами,
С грустью на челе,
Снова бренными очами
Я склонюсь к земле.
Связан буду я с землею
Страстию земной, —
Между вечностью и мною
Встанет образ твой.
«Нет, за тебя молиться я не мог…»
Нет, за тебя молиться я не мог,
Держа венец над головой твоею.
Страдал ли я, иль просто изнемог,
Тебе теперь сказать я не умею, —
Но за тебя молиться я не мог.
И помню я – чела убор венчальный
Измять венцом мне было жаль: к тебе
Так шли цветы… Усталый и печальный,
Я позабыл в то время о мольбе
И всё берег чела убор венчальный.
За что цветов тогда мне было жаль —
Бог ведает: за то ль, что без расцвета
Им суждено погибнуть, за тебя ль —
Не знаю я… в прошедшем нет ответа…
А мне цветов глубоко было жаль…
«Тихо спи, измученный борьбою…»
Тихо спи, измученный борьбою,
И проснися в лучшем и ином!
Буди мир и радость над тобою
И покой над гробовым холмом!
Отстрадал ты – вынес испытанье,
И борьбой до цели ты достиг,
И тебе готова за страданье
Степень света ангелов святых.
Он уж там, в той дали светозарной,
Там, где странника бессмертье ждет,
В той стране надзвездной, лучезарной.
В звуках сфер чистейших он живет.
До свиданья, брат, о, до свиданья!
Да, за гробом, за минутой тьмы,
Нам с тобой наступит час свиданья,
И тебя в сияньи узрим мы!
«С тайною тоскою…»
С тайною тоскою,
Смертною тоской,
Я перед тобою,
Светлый ангел мой.
Пусть сияет счастье
Мне в очах твоих,
Полных сладострастья,
Томно-голубых.
Пусть душой тону я
В этой влаге глаз,
Всё же я тоскую
За обоих нас.
Пусть журчит струею
Детский лепет твой,
В грудь мою тоскою
Льется он одной.
Не тоской стремленья,
Не святой слезой,
Не слезой моленья —
Грешною хулой:
Тщетно на распятье
Обращен мой взор —
На устах проклятье,
На душе укор.
«Я ее не люблю, не люблю…»
Я ее не люблю, не люблю…
Это – сила привычки случайной!
Но зачем же с тревогою тайной
На нее я смотрю, ее речи ловлю?
Что мне в них, в простодушных речах
Тихой девочки с женской улыбкой?
Что в задумчиво-робко смотрящих очах
Этой тени воздушной и гибкой?
Отчего же – и сам не пойму —
Мне при ней как-то сладко и больно.
Отчего трепещу я невольно,
Если руку ее на прощанье пожму?
Отчего на прозрачный румянец ланит
Я порою гляжу с непонятною злостью
И боюсь за воздушную гостью,
Что, как призрак, она улетит.
И спешу насмотреться, и жадно ловлю
Мелодически-милые, детские речи;
Отчего я боюся и жду с нею встречи?..
Ведь ее не люблю я, клянусь, не люблю.
«О, говори хоть ты со мной…»
О, говори хоть ты со мной,
Подруга семиструнная!
Душа полна такой тоской,
А ночь такая лунная!
Вон там звезда одна горит
Так ярко и мучительно,
Лучами сердце шевелит,
Дразня его язвительно.
Чего от сердца нужно ей?
Ведь знает без того она,
Что к ней тоскою долгих дней
Вся жизнь моя прикована…
И сердце ведает мое,
Отравою облитое,
Что я впивал в себя ее
Дыханье ядовитое…
Я от зари и до зари
Тоскую, мучусь, сетую…
Допой же мне – договори
Ты песню недопетую.
Договори сестры твоей
Все недомолвки странные…
Смотри: звезда горит ярчей…
О, пой, моя желанная!
И до зари готов с тобой
Вести беседу эту я…
Договори лишь мне, допой
Ты песню недопетую!
Цыганская венгерка