Алексей Апухтин - Стихотворения

                          Осенний ветер так уныло
                             В полях свистал,
                          Когда края отчизны милой
                             Я покидал.

                          Смотрели грустно сосны, ели
                             И небеса.
                          И как-то пасмурно шумели
                             Кругом леса.

                          И застилал туман чужую
                             Черту земли,
                          И кони на гору крутую
                             Едва везли.

                    На могиле твоей, ох родная моя,
                    Напролет всю ту ночку проплакала я.
                       И вот нынче в потемках опять,
                    Как в избе улеглись и на небе звезда
                    Загорелась, бегом я бежала сюда,
                       Чтоб меня не могли удержать.

                    Здесь, родная, частенько я вижусь с тобой,
                    И отсюда теперь (пусть приходят за мной!)
                       Ни за что не пойду… Для чего?
                    Я лежу в колыбельке… Так сладко над ней
                    Чей-то голос поет, что и сам соловей
                       Не напомнит мне звуков его.

                    И родная так тихо ласкает меня…
                    Раз заснула она среди белого дня…
                       И чужие стояли кругом, —
                    На меня с сожаленьем смотрели они,
                    А когда меня к ней на руках поднесли,
                       Я рыдала, не зная о чем.

                    И одели ее, и сюда привезли.
                    И запели протяжно и глухо дьячки:
                       "Со святыми ее упокой!"
                    Я прижалась от страха… Не смела взглянуть…
                    И зарыли в могилу ее… И на грудь
                       Положили ей камень большой.

                    И потом воротились… С тех пор веселей
                    Уж никто не певал над постелью моей, —
                       Одинокой осталася я.
                    А что после, не помню… Нет, помню: в избе
                    Жил какой-то старик… Горевал о тебе,
                       Да бивал понапрасну меня.

                    Но потом и его уж не стало… Тогда
                    Я сироткой бездомной была названа, —
                       Я живу у чужих на беду:
                    И ругают меня, и в осенние дни,
                    Как на печках лежат и толкуют они,
                       За гусями я в поле иду.

                    Ох, родная! Могила твоя холодна…
                    Но людского участья теплее она —
                       Здесь могу я свободно дышать,
                    Здесь не люди стоят, а деревья одни,
                    И с усмешкою злой не смеются они,
                       Как начну о тебе тосковать.

                    Сиротою не будут гнушаться, как те,
                    Нет! Они будто стонут в ночной темноте…
                       Всё кругом будто плачет со мной:
                    И так пасмурно туча на небе висит,
                    И так жалобно ветер листами шумит
                       Да поет мне про песни родной.

                          Не тоскуй, моя родная,
                          Не слези твоих очей.
                          Как найдет кручина злая,
                          Не отплачешься от ней.
                          Посмотри-ка, я лампадку
                          Пред иконою зажгла,
                          Оглянись: в углу кроватка
                          И богата и светла.

                          Оглянись же: перед нами
                          Сладко спит младенец твой
                          С темно-синими глазами,
                          С светло-русой головой.
                          Не боится темной ночи:
                          Безмятежен сон его;
                          Смотрят ангельские очи
                          Прямо с неба на него.

                          Вот когда с него была ты,
                          От родимого села
                          В барский дом из дымной хаты
                          Я кормилицей вошла.
                          Всё на свете я забыла!
                          Изо всех одну любя,
                          И ласкала, и кормила,
                          И голубила тебя.

                          Подросла, моя родная…
                          С чистой, пламенной душой,
                          А красавица такая,
                          Что и не было другой.
                          Ни кручины, ни печали —
                          Как ребенок весела…
                          Женихи к тебе езжали:
                          За богатого пошла.

                          С тех-то пор веселья дума
                          И на ум к тебе нейдет;
                          Целый день сидишь угрюмо,
                          Ночи плачешь напролет.
                          Дорогая, золотая,
                          Не кручинься, не жалей…

                          Не тоскуй, моя родная,
                          Не слези твоих очей.
                          Глянь, как теплится лампадка
                          Пред иконой, посмотри,
                          Как наш ангел дремлет сладко
                          От зари и до зари.
                          Над постелькою рыдая,
                          Сна младенца не разбей…
                          Не тоскуй, моя родная,
                          Не слези твоих очей.

                    Темно и пасмурно… По улице пустой
                    Шарманщик, сгорбленный под гнетом тяжкой ноши,
                    Едва-едва бредет с поникшей головой…
                    И тонут, и скользят в грязи его калоши…
                       Кругом так скучно: серый небосклон,
                    Дома, покрытые туманной пеленою…
                    И песней жалобной, младенчески-простою
                    Шарманщик в забытье невольно погружен.
                    О чем он думает с улыбкою печальной?
                    Он видит, может быть, края отчизны дальной,
                    И солнце жгучее, и тишь своих морей,
                    И небо синее Италии своей…
                    Он видит вечный Рим. Там в рубище торговка
                    Сидит на площади, печальна и бледна;
                    Склонилася на грудь кудрявая головка,
                       Усталости томительной полна…
                    С ней рядом девочка… На Север, одиноки,
                          И день и ночь они глядят
                       И ждут его, шарманщика, назад
                    С мешками золота и с почестью высокой…
                    Природу чудную он видит: перед ним,
                    Лучами вешними взлелеян и храним,
                    Цветет зеленый мирт и желтый померанец…
                    Ветвями длинными сплелися кущи роз…
                          Под тихий говор сладких грез
                          Забылся бедный чужестранец!
                    Он видит уж себя среди своих полей…
                          Он слышит ласковых речей
                          Давно не слышанные звуки…
                    О нет, не их он слышит…
                                              Крик босых ребят
                       Преследует шарманщика; горят
                    Окостеневшие и трепетные руки…
                    И мочит дождь его, и холодно ему,
                    И весь он изнемог под гнетом тяжкой ноши,
                    И, как назло владельцу своему,
                    И тонут, и скользят в грязи его калоши.
                   . . . . . . . . . . .