Александр Полежаев - Стихотворения и поэмы

Светлый месяц из-за туч
Бросил тихо ясный луч
       По степи безводной.

Как янтарная слеза,
Блещет влажная роса
       На траве холодной.

Время, девица-душа,
Из-под сени шалаша
       Пролети украдкой,

Улови, прелестный друг,
От завистливых подруг
       Миг любови краткой!

Не звенит ли за холмом
             Милый голос?

Не сверкнул ли над плечом
             Черный волос?

Не знакомое ли мне
             Покрывало

В благосклонной тишине
             Промелькало?

Сердце вещее дрожит,
Дева юная спешит
       К тайному приюту.

Скройся, месяц золотой,
Над счастливою четой,
       Скройся на минуту!

Миг волшебный пролетел,
             Как виденье,

И осталось мне в удел
             Сожаленье!

Скоро ль, девица-краса,
             От желанья

Потемнеют небеса
             Для свиданья?

      Там, над быстрою рекой
      Есть волшебное окно,
      Белоснежною рукой
      Открывается оно.

      Груди полные дрожат
      Из-под тени полотна,
      Очи светлые блестят
      Из волшебного окна…

      ……………………………………
      ……………………………………

      И, склонясь на локоток,
      Под весенний вечерок,
      Миловидна, хороша,
      Смотрит девица-душа.

Улыбнется — и природа расцветет,
И приятней соловей в саду поет,
      И над ручкою лилейной
      Вьется ветер тиховейный,
            И порхает,
            И летает
      С сладострастною мечтой
      Над девицей молодой.

Но лишь только опускает раскрасавица окно —
Всё над Тереком суровым и мертво, и холодно́.

      Улыбнись, душа-девица,
      Улыбнись, моя любовь,
      И вечерняя зарница
      Осветит природу вновь!
      Нет! Жестокая не слышит
      Робкой жалобы моей
      И в груди ее не пышет
      Пламень неги и страстей!
Будет время, равнодушная краса:
Разнесется от печали светло-русая коса!

      Сердце пылкое, живое
      Загрустит во тьме ночной,
      И страдание чужое
      Ознакомится с тобой;
      И откроешь ты ревниво
      Потаенное окно,
      Но любви нетерпеливой
      Не дождется уж оно.

Так, это он, знакомец чудный
Моей тоскующей души,
Мой добрый гость в толпе безлюдной
И в усыпительной глуши!
Недаром сердце угнетала
Непостижимая печаль:
Оно рвалось, летело вдаль,
Оно желанного искало.
И вот, как тихий сон могил,
Лобзаясь с хладными крестами,
Он благотворно осенил
Меня волшебными крылами,
И с них обильными струями
Сбежала в грудь мне крепость сил,
И он бесплотными устами
К моим бесчувственным приник,
И своенравным вдохновеньем
Душа зажглася с исступленьем,
И проглаголал мой язык:
«Где я, где я? Каких условий
Я был торжественным рабом?
Над Аполлоновым жрецом
Летает демон празднословий!
Я вижу — злая клевета
Шипит в пыли змеиным жалом,
И злая глупость, мать вреда,
Грозит мне издали кинжалом.
Я вижу будто бы во сне
Фигуры, тени, лица, маски:
Темны, прозрачны и без краски,
Густою цепью по стене
Они мелькают в виде пляски…
Ни па, ни такта, ни шагов
У очарованных духов…
То нитью легкой и протяжной,
Подобно тонким облакам,
То массой черной стоэтажной
Плывут, как волны по волнам…
Какое чудо! Что за вид
Фантасмагории волшебной!..
Все тени гимн поют хвалебный;
Я слышу страшный хор гласит:
„О Ариман! О грозный царь
Теней, забытых Оризмадом!
К тебе взывает целым адом
Твоя трепещущая тварь!..
Мы не страшимся тяжкой муки:
Давно, давно привыкли к ней
В часы твоей угрюмой скуки,
Под звуком тягостных цепей;
С печальным месячным восходом
К тебе мы мрачным хороводом
Спешим, восставши из гробов,
На крыльях филинов и сов!
Сыны родительских проклятий,
Надежду вживе погубя,
Мы ненавидим и себя,
И злых и добрых наших братий!..
Когтями острыми мы рвем
Их изнуренные составы;
Страдая сами — зло за злом
Изобретаем мы, царь славы,
Для страшной демонской забавы,
Для наслажденья твоего!..
Воззри на нас кровавым оком:
Есть пир любимый для него,
И в утешении жестоком,
Сквозь мрак геенны и огни
Уста улыбкой проясни!
О Ариман! О грозный царь
Теней, забытых Оризмадом!
К тебе взывает целым адом
Твоя трепещущая тварь!..“»
              И вдруг: и треск,
              И гром, и блеск —
              И Ариман,
              Как ураган,
              В тройной короне
              Из черных змей,
              Предстал на троне
              Среди теней!
              Умолкли стоны,
              И миллионы
              Волшебных лиц
              Поверглись ниц!..
       «Рабы мои, рабы мои,
Отступники небесного светила!
       Над вами власть моей руки
От вечности доныне опочила,
       И непреложен мой закон!..
Настанет день неотразимой злобы —
Пожрут, пожрут неистовые гробы
И солнце, и луну, и гордый небосклон:
Всё грозно дань заплатит разрушенью —
       И на развалинах миров
Узрите вы опять по тайному веленью
Во мне властителя страдающих духо́в!..»
              И вновь и треск,
              И гром, и блеск —
              И Ариман,
              Как ураган,
              В тройной короне
              Из черных змей,
              Исчез на троне
              Среди теней…
       Всё тихо!.. Страшные виденья
       Как вихрь умчались по стене,
       И я, как будто в тяжком сне,
Опять с своей тоской сижу наедине!
Зачем ты улетел, о демон вдохновенья!..

Опять она, опять Москва!
Редеет зыбкий пар тумана,
И засияла голова
И крест Великого Ивана!
Вот он — огромный Бриарей,
Отважно спорящий с громами,
Но друг народа и царей
С своими ста колоколами!
Его набат и тихий звон
Всегда приятны патриоту;
Не в первый раз, спасая трон,
Он влек злодея к эшафоту!
И вас, Реншильд и Шлиппенбах,
Встречал привет его громовый,
Когда с улыбкой на устах
Влачились гордо вы в цепях
За колесницею Петровой!
Дела высокие славян,
Прекрасный век Семирамиды,
Герои Альпов и Тавриды,—
Он был ваш верный Оссиан,
Звучней, чем Игорев Баян!
И он, супруг твой, Жозефина,
Железный волей и рукой,
На векового исполина
Взирал с невольною тоской!
Москва под игом супостата,
И ночь, и бунт, и Кремль в огне —
Нередко нового сармата
Смущали в грустной тишине.
Еще свободы ярой клики
Таила русская земля,
Но грозен был Иван Великий
Среди безмолвного Кремля.
И Святослава меч кровавый
Сверкнул над буйной головой,
И, избалованная славой,
Она скатилась величаво
Перед торжественной судьбой!..
Восстали царства, пламень брани
Под небом Африки угас,
И звучно, звучно с плеском дланей
Слился Ивана шумный глас!..
И где ж, когда в скрижаль отчизны
Не вписан доблестный Иван?
Всегда, везде без укоризны
Он русской правды Алкоран!..
Люблю его в войне и мире,
Люблю в обычной простоте,
И в пышной пламенной порфире,
Во всей волшебной красоте,
Когда во дни воспоминаний
Событий древних и живых
Среди щитов, огней, блистаний
Горит он в радугах цветных!..
Томясь желаньем ненасытным
Заняться важно суетой,
Люблю в раздумье любопытном
Взойти с народною толпой
Под самый купол золотой
И видеть с жалостью оттуда,
Что эта гордая Москва,
Которой добрая молва
Всегда дарила имя чуда,—
Песку и камней только груда.
Без слов коварных и пустых
Могу прибавить я, что лица,
Которых более других
Ласкает матушка-столица,
Оттуда видны без очков,
Поверьте мне, как вереница
Обыкновенных каплунов…
А сколько мыслей, замечаний,
Философических идей,
Филантропических мечтаний
И романтических затей
Всегда насчет других людей
На ум приходят в это время?
Какое сладостное бремя
Лежит на сердце и душе!
Ах, это счастье без обмана,
Оно лишь жителя Монблана
Лелеет в вольном шалаше!
Один крестьянин полудикий
Недаром вымолвил в слезах:
«Велик господь на небесах,
Велик в Москве Иван Великий!»
Итак, хвала тебе, хвала,
Живи, цвети, Иван кремлевский,
И, утешая слух московский,
Гуди во все колокола!