Давид Бурлюк - Стихотворения

Не побережье Балтики у стрелки,
Не звон волны на груды Крыма скал,
Когда Ай Петри в облака-безделки
Пахучий ветер юга убирал,
И не легенды южные заливов
Архипелага Бонина, где плыл бесстрашный Кук,
Где не придут на ум России дальней ивы,
Когда дикарь свой напрягает лук, —
Аттлантикокеан у Брайтон-Бича
Шумит в ушах, подобно прежним — тем…
Не заглушённая толпы стананьем птичьим,
Твердя настойчиво загадки вещих тем,
Волна, не зная «радостей» Нью-Йорка,
И ропот дикий не тая,
Мерещится, кричит, что жизни пресной корка
Ничтожней пены ветреной ея!!

Лежавший камень при дороге
И возлюбивший глубину,
Его грязнили пылью мили —
Боготворигель — тишину.

  Он не мечтал о пенном гроге.
  Наивность, бесстолочь гульбы,
  О нежной ласке девы снежной,
  О злобе, шалости борьбы.

Любимец бездны и провала —
Уйти забвенья океан,
Где бесконечный мрак венечный —
Дно, равнодушие нирван…

  Но пожелать… о, это мало,
  Когда томит буднично — пыль
  Когда, все мимо, «вечно мимо»!..
  Свист, шарканье, автомобиль…

В морях безлюдных и бескрайних,
Где бесконечно вал на вал
Встает, шумя какой-то тайной,
То синий, зелен, черен, ал

В пространствах мрачных океана,
Где все земное зло — не зло!
Где песней скорбной урагана
Забыться сердце не могло.
Седой мохнатой пенной ночью,

Средь бликов призраков огней,
Неверно озарявших клочья
Хитона рваного зыбей
Я с чувством брата и страдальца
Зрел гибель корабля скитальца.

Осколки колки
Тех зеркал,
Что бледный месяца оскал
Зубами мертвой головы
Глядел меж спутанной травы
Ночных теней, ночных жильцов,
Слетевшихся со всех концов,
Чтоб в зеркала те заглянуть
И отразиться там чуть-чуть!

Замерзший луже мальчик, слушай:
Моей рукою водит случай —
И лучшею моих страниц
Довольствуюсь забавить птиц.
Я гордость века — кроткий муж
Зеркальность верю буднелуж,
Рожденный наши дни Нарцисс —
Красой не выше средних крыс!!
Что мне стараться для других?
К чему полетов вещий миг?
Слепцам не нужен Рафаэль,
Безухим — Скрябин, Моцарт, Григ.
— Для них запас Парнасса фиг:
Джин, водка, пиво, скука, эль.

На поляне средь косматых елей
Еленевская Маруся развела костер
Здесь буран плясал мохнатый белый,
Здесь мороз бросал сосулек взор,
Но теперь запахло жженой шишкой
И сосновый сук неистово трещит,
А огонь резвящийся мальчишка
Дыма вверх подбросил круглый щит
И поляна вся запламенела,
Искры теют огненный балет:
Знать твоих девичьих ручек дело —
Холод, мрак, угрюмость переплавить в снег.

О, девушка-ложе, о, женщина-блюдо,
Где груди пронизаны запахом дыни,
Стада страстнотерпных веселых верблюдов
Влекутся китайскою желтой пустыней.

  Живот твой пушистых и знойных размеров,
  Избыткам их похоти «грабьте» — потеря!
  И вижу: падет череда дромадеров
  Не сытя жестокость и жадность и зверя.

Хотя планомерны, законны отчасти,
Страды караванам напрасны напасти,
Ведь круглый пупок твой — поящий колодец,
Наполненный нежною влагою страсти,
Когда вдохновенно пришедший упасть и…
Лакает безумстве и мой иноходец.

  Япония вся — сон,
  Япония — бамбук
  И сосен перезвон,
  И самисена[26] стук,
  Япония — лубок,
  Что резал Гокусай
  Здесь каждый уголок
  Им порожденный край.
И пусть теперь экспресс
Прокосит мимо свет,
Свой посвящу сонет,
Старинным островам
Юг, Фузи, сосны — Вам,
— Что жнут мой интерес.

Востока пахнет притираньем
Ее взволнованная грудь,
Я поражен любовным знаньем
Расколыхавшихся посуд
Цветам изысканным названье?
Где красоте священной суд
Не лепестков ли лепетанье,
Что вздохи ветра унесут
О, с чем сравнить зари лобзанье
Лазурно отогретых нив,
Волной ли брошенной на брег,
Когда безумствует прилив
Страстей ослепших притязанье,
Святой несущее ковчег.

Облака над океаном,
Вдохновенная сирень,
И не жалко, и не странно,
Что уходит ночи тень.

Что луны зеленый камень,
Погружаясь лоно вод,
Ряд бездушных изваяний,
И покинет, и сомнет

Что угрюмые брюнеты,
Хор полуночных теней,
Не разгневались на это,
И прозрачные блондины,
Квартиранты лето-дней,
Свои правят именины.

Тот океан, где Атлантида
Свои покоит города.
Безумных бурь растет обида,
Когда в волнах плывут суда.

  Здесь первопенный путь Колумба,
  В волнах отзначенный чертой —
  Бульвар столетий в златотумбах
  Под тропиксиневысотой.

Он не исчез — не сглажен бурей!
Тропа таких на зарастет.
Колумб походкой рвался турьей,
А за спиною пел восток.

  Не знал Колумб, он плыл, не ведал,
  Что где-то новый материк.
  Он шел к безвестия победам,
  Там бесконечен и велик.

Он солнцу подражал походом,
Что упадает в океан,
Что мчалось неба синим сводом
В морей неведомых туман…

  И, если хочешь быть Колумбом,
  Стремись всегда вперед без карт.
  Руководись не скучным румбом,
  Не правилами школьных парт.

Но только жаждою в безвестье,
К тропам, где никогда, никто
Не плыл, не мыслил и не ездил
Для неизвестности святой!!

Ты сгибаешь папироску
Подобно ножке танцовщицы,
Звезда повисла каплей воску
Над ночью южно-нежной Ниццы.

Но капитан Жуэль вошел,
Приветив ресторан улыбкой.
Он повелитель всех гондол
Скользящих моря дланью зыбкой.

О, капитан Жюэль, Vedetta Amiral[27]!
Ты ликом обладал сугубо первозданным,
И моря завернувшись звездно-шаль
Тобою забывались Нины, Веры, Анны.

О, капитан Жюэль, О, капитан Жюэль!
Стрелять умевший так искусно,
Что даже с месяцем дуэль
Окончилась для неба грустно.

Но море нету дев земных
Чтоб утолить порыв любовный,
В волнах лишь пены буресны,
В морях лишь волны, волны, волны.

Но капитан суровый зряч:
Он знает, что, хвативши виски,
Фрегат его помчится вскачь
В погоне нереидой близкой.