Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Не верится, что лета больше нет!
Ау! Откликнись, иволга залетная!
А лес уже по-зимнему одет,
Синичка, а не иволга зовет меня.

Не верится, что лед сковал реку,
Вода на резкий холод обижается.
В кустах замерзло звонкое «ку-ку»,
Зато уж «кукареку» продолжается!

Зима! В твоих высоких теремах
Полно мехов собольих, горностаевых.
Люблю я исполинский твой размах,
И не грызут меня зимой раскаянья.

Я лето прожил в праведных трудах.
Летал, читал, встречался с лесорубами.
Бывал на тех местах, где нефть, руда,
С бурильщиками Севера орудовал.

Суровые ладони рыбаков
Мне руку жали по-рыбачьи истово.
Я не придумал это, я таков,
Стихи мои — моя прямая исповедь.

И мне теперь так нравится зима
Обличием своим и добрым именем.
И захожу я в чудо-терема,
Покрытые прекрасным белым инеем.

Ау! Зайчишка-плут, ну, покажись,
Пройдись своей нетореной дорогою.
Прекрасен этот мир, прекрасна жизнь,
Кто не согласен, тот теряет многое!

Севан сердился, бил по крыльям катера,
Окатывал холодною водой.
От этого к нему моя симпатия
Росла, как белый гребень над волной.

— А почему ты буйствуешь? Скажи мне!
Тебе чего — не нравится восток?
— А потому, что я не в том режиме,
В котором умудрил меня господь.

Мой уровень трагически понижен,
Бездарно вспорот каменный живот.
Бессмыслицу большую в этом вижу,
Во мне обида кровная живет!

Ломался изумруд воды чистейший,
Оскаливался волком вдалеке.
Севан себя, как пьяный парень, тешил,
Бил вдохновенно стекла в кабаке.

Бушуй, бушуй, пространство голубое,
Тем более, что утешенья нет.
Трагично обмеление любое —
Севан ли это иль Большой Поэт!

Имя твое в переводе на русский — жасмин.
Майский цветок, опьяняюще милый и мятный.
Это мне все пожилой армянин объяснил
И хитровато спросил: — Ты влюбился в армянку?

Стадо волос твоих вышло пастись и гулять,
Словно овечья отара на плечи спустилась.
Ты никому не позволишь его загонять!
Только сама! И поэтому мне загрустилось.

Как ты легко наступаешь на новенький трап,
Как тебе машут влюбленно и мама, и папа, и тетя.
Как я, моя дорогая, и ветрен и слаб,
Если глазами слежу за тобой в самолете.

Ты прочитала с тревогой: — Ремни застегнуть! —
«Значит, опасно. А вдруг в высоте разобьешься?»
Молодость — смелость. И вот уже юная грудь
Дышит спокойно, в ты, моя радость, смеешься!

Вот и летим! А под нами Кавказский хребет.
Крылья державы надежны! Родная, не бойся!
Только одно и мешает что разница лет,
Двадцать тебе, мне почти что в три раза побольше.

Я говорю себе: — Хватит смотреть, не смущай!
И прекрати поскорей переглядки с младенцем!
Молодость, молодость! Девушка! Мята и май,
Не убивайте меня! Подарите улыбку с надеждой!

Что-то женское живет в березе белой,
Что-то нежное исходит от ствола.
Подхожу я к ней стыдливо-оробелый,
Одного боюсь, вдруг скажет: — Не звала!

Попрошу я у березоньки прощенья,
Опущу глаза и стану отходить,
И взгляну на недоступное виденье,
И начну на расстоянии любить.

Буду песни петь ей постоянно,
Бескорыстно славить красоту,
Только бы березка осиянно
Подымалась гордо в высоту!

Неслыханно, чтоб памятник запел!
Но было так. Я лично это слышал.
Не для луны, не для небесных тел
Он ночью на опушку леса вышел.

Весь день томился на большой жаре
И раскалился всем своим металлом.
Не в окруженье лета, в январе
Уставшая душа его летала.

Он звал к себе живых, земных людей
Звенящим алюминием конструкций.
Губами горя он кричал: — Скорей!
От жажды и жары сосуды рвутся!

— Иду! — тотчас ответил быстрый Днестр.
— Спешу на помощь! — Прут-река сказала.
И зазвучал невидимый оркестр,
И стала отдыхать душа металла.

Он остывал, как танк среди войны,
Как после боя кони вороные,
И музыка полей и тишины
Залечивала раны боевые.

И памятник, как баховский орган,
Через поля, леса, дороги, дали
Пел о бессмертной славе молдаван,
Что жизнь свою за Родину отдали!

Его могила необычна.
Она в лесу, она в корнях,
Я убедился в этом лично,
Я посетил ее на днях.

Стоял, задумавшись в печали,
Как мать, о Юрии скорбя.
А за поникшими плечами
Синело небо октября.

Где падал он — там ключ пробился,
Колодец ключевой возник.
Так, значит, Юрий вновь родился,
И он не Юрий, а родник!

Идут к нему седые старцы
И воду черпают в кувшин,
Солдаты — те снимают каски,
Молчат молчанием мужчин.

Березы стали колыбелью
И усыпальницей его, —
Они березовой шинелью
Укрыли сына своего.

Ты должен съездить в лес печальный,
Пока свежи его следы,
И выпить в клятвенном молчанье
Глоток гагаринской воды!

Любил я! Какие свиданья имел,
Когда приезжал на каникулы летом.
Какими цитатами важно гремел,
Поскольку не думал, что буду поэтом.

Я брал балалайку и пел и страдал
Под окнами той, что красою гордилась,
И в самое сердце ее попадал,
Она выходила и рядом садилась.

Что было! Пьянела моя голова,
Трубили архангелы в звонкие трубы.
Все то, что теперь выражают слова,
Тогда выражали и руки и губы.

«Ты можешь?» — она вопрошала. «Могу!» —
«На подвиг великий согласен?» — «Согласен!»
И веткой хлестала мне по сапогу,
Теперь-то я знаю, что был я прекрасен.

Я шел и шатался. Я плакал и пел.
И пестовал чувство, как чистое чудо.
Дверь мать открывала: «Ты что, заболел?» —
«Да, мама!» — «А что с тобой?» —
               «Это простуда».

Несла она только что вынутый мед,
И пахло от чая божественно вкусно.
Но кто никогда не любил, не поймет,
Что значит святое, великое чувство.

И я повторяю, как проповедь, вновь
Для вас, самых юных и искренних граждан,
Что самое главное в жизни — любовь!
А все остальное не так уже важно!

Читатель! Будь мне другом,
Опорой и душой,
Пойдем со мною лугом,
Где я косил косой.

Где мужики кричали:
— Не отставай, браток! —
И крепко выручали
Хлеб и воды глоток.

Пойдем с тобою лесом,
Который за холмом.
Тебе я с интересом
Все расскажу о нем.

Пойдем с тобою полем,
Где рожь и где овес,
И мы себе позволим
Расплакаться до слез.

Родная мать, бывало,
Играючи серпом,
Мне песни напевала,
Могу ль забыть о том?!

Пойдем с тобою цехом,
Где мой станок стоял,
Где я стихом и смехом
Рабочих забавлял.

Текла стальная стружка,
А сам я был каков!
Из уст моих частушка
Летела вдоль станков.

Пойдем по океану
На сейнере морском,
Я в море не устану
Кипеть в котле людском.

Давай закинем сети,
Да ты не спи, вставай!
Зайдет к нам на рассвете
Серебряный товар.

Читатель мой, ну где ты?
Откликнись, друг ты мой!
Учти — не все поэты
Так дорожат тобой!