Евгений Клюев - Зелёная земля
И все-то мы твои рабы,
царица, вечность, Ариадна.
А город полон нежных тайн,
лукавит свет, и ночь нарядна,
всё бред полночный, Ариадна:
не слушай, мимо пролетай!
Луна туманная громадна
и дымным пламенем горит,
но бред полночный – лабиринт -
распутывает Ариадна
и говорит: не бред, а брод,
не ложь, а блажь!.. И пусть, и ладно:
всё так, как видит Ариадна, -
хоть всё совсем наоборот.
Ведь так, как видит Ариадна,
никто не видит – и до дна
вся жизнь прозрачна и ясна,
и неоглядна, неоглядна.
Мария
Летучей новостью, случайным разговором
подхвачен день и унесён, как лёгкий чёлн.
Взгляни, Мария, это мир, он пахнет морем!
Но он отчаливает, вот ведь дело в чём.
Ещё видны в туманном мареве, Мария,
его примерные черты и огоньки -
ах, Боже праведный, как нас они манили,
покуда не были ещё так далеки!
Мираж оранжевый, прощай: не узнаю вас,
заметы прошлые – твою, рябина, гроздь…
Смотри, Мария, как относит нашу юность -
и вслед за нею нашу глупость, нашу злость.
Смирись, Мария: ничего не будет снова,
в ночь после бала всё становится золой,
и мир отчаливает – урони хоть слово,
пошли ему хотя б воздушный поцелуй.
Смирись, Мария, не сердись: ведь мы не знали,
что так случится, – в тот момент, когда, бочком,
ты прямо в море обронила мирозданье
и подтолкнула – остроносым башмачком!
Валерия
Короткая пугливая история -
какая там любовь, Бог с вами… мания!
Простимся же, нет больше сил, Валерия,
всё это было недоразумение.
Игра да вот… неловкое чудачество,
две тени, словно ангелы, крылатые,
начищенное мелом одиночество
и встреча – только раз в тысячелетие.
Мы оба вышли из осенних сумерек:
смятение, Валерия, авария -
и это было: морок, было: обморок,
забудем и так далее, Валерия!
А если что потом… проделки памяти,
тоска или очей очарование,
так это что же… Вы ведь это знаете!
И время даст Вам силы на забвение.
Анна
Анна, кто же как не ты,
наклонилась над страницей!
Скажешь «дева красоты» -
сразу Франция приснится:
что за милый оборот,
что за дальние напевы -
оборот-наоборот
(красота, допустим, девы!)
Анна, погаси огни,
Анна, опусти ресницы,
отпусти и извини:
мне никак не объясниться!
Так случилось, что слова
слишком зыбки, слишком странны,
так случилось, что права
Анна – или имя Анны.
Я за ним, слепой ездок,
мчался молодо и браво:
мимо станций Честь и Долг,
мимо станций Блеск и Слава -
и любовь в семи верстах
промелькнула огонёчком:
нет, не станцией, а так…
полустанком полуночным.
* * *Чай холодный спозаранку -
Ледовитый океан.
Это лето наизнанку,
и на всей Москве туман.
Пешеход не кажет носа
в нежилое бытиё -
и опять мы разминёмся,
время чудное моё!
Кто бы ни было ты – солнце,
птица или деревцо, -
мне никак не удаётся
разглядеть твоё лицо,
кто б я ни был сам – заблудший
лист, залётный воробей,
мне никак не выйдет случай
познакомиться с тобой.
В шелесте небесной манны
не слыхать твоих шагов
возле острова Буяна
на другом конце тумана
у молочных берегов.
* * *Вот и встретил наконец хорошего человека:
он прожил на земле года три или четыре -
и у него была своя большая забота,
переполнявшая его маленькое «я»:
она гнала его всё дальше и дальше,
от одного незнакомца к другому незнакомцу:
его забота заключалась в вопросе:
«Как тебя зовут?»
Я тотчас же отвечал хорошему человеку,
что зовут меня так-то и так-то, -
и мне сделалось не то чтобы грустно,
а просто немножко не по себе:
что я знаю так много другого
и что несколько пудов соли,
съеденных на протяжении жизни,
совершенно испортили её вкус.
* * *От честных слов и бурных чувств
под плащ сухую душу пряча,
я потихонечку учусь
отточенной повадке грачьей:
смотреть на мир со стороны -
хоть и рассеянно, но метко.
Не знаю, чем Вы смущены -
я просто грач со средней ветки.
Немножко искоса, внаклон,
так беспристрастно и так сбоку
я вижу жизнь, как видят сон,
заснув в трамвае неглубоко,
когда что дружба, что вражда
годятся разве для заметки,
когда и жизнь почти чужда -
я просто грач со средней ветки.
Так видят мир из-за угла…
Я просто грач со средней ветки -
и хороши мои дела:
я средней, стало быть, руки,
и мне немножко велики
слова «до завтра» и «навеки».
* * *Не то чтобы мир был настолько уж беден и плох,
не то чтоб любая стезя была слишком кривая -
всё может удаться и сбыться, и дай-то вам Бог,
всё может быть просто прекрасно, но я уплываю.
Какие пожитки? Я тут ничего не собрал:
сперва не умел, а потом не поладил с весами…
Вы будете царь или раб, а я буду корабль -
хороший такой, одномачтовый и с парусами.
Вы будете правы, а я буду снова не прав -
не прав так не прав, всё равно моя жизнь кочевая!
Тут столько цветов золотых и серебряных трав,
тут столько всего дорогого, но я уплываю.
И как со мной быть, если цену не я назначал,
и не торговался, и не предлагал для обмена
ни душу, ни тело, ни прочее по мелочам -
тем паче страну: я не знаю стране этой цену.
Какие погожие лета стоят на дворе,
какая погода, какая природа живая!
И все, кто грешил, сожжены на высоком костре,
а кто не грешил, тот прославлен, но я уплываю -
не то чтобы знаю зачем или знаю куда,
не то чтобы всё показалось и пусто, и тщетно,
а просто вода, дорогие, а просто вода
несёт свою лёгкую ношу – соломинку, щепку!
* * *Смотри, какие годы отшумели -
и вслед за тем, своею чередой,
летит к нам тихое недоуменье
зелёной изумлённой стрекозой.
Она стрижёт умелыми крылами
беспечный воздух, газовую ткань… -
а всё, что в этой жизни было с нами,
полно загадок и высоких тайн.
И, обернувшись розовым туманом,
бок о бок с нами ходят наши сны,
но мы в них ничего не понимаем -
и этим бесконечно смущены
и прельщены…
И жизни чёрный ящик,
в котором тьма приманок и наград,
мы открываем, чтобы, растерявшись,
извлечь оттуда что-то наугад -
и, взяв уже знакомое на пробу,
мы понимаем: мы в конце пути,
и эта жизнь была дана нам, чтобы,
всплеснув руками, руки – развести.
* * *Застряв беспечных слов промеж,
не перелистывай страницы:
там где-то тропочка таится -
пойдёшь по ней и всё поймёшь,
там мальчик-с-пальчик набросал,
ведомый, помню, в лес дремучий,
так… камешков на всякий случай
по безутешным небесам.
Иди по камешкам, иди:
авось не потеряешь следа
к руинам дома людоеда
шварцвальдской ночи посреди.
Там станет ясно, что к чему,
что ник чему…
И тут же память -
ей незачем теперь лукавить! -
начнёт вести тебя сквозь тьму
страстей и страхов, и судьбы,
и преисподней в отдаленьи -
в одном знакомом направленьи:
где кони стали на дыбы,
где жизнь, собравши все счета
и, расплатившись чем сумела
за всё вокруг, шагнула смело,
не понимая ни черта,
в неведомую благодать -
и разошлись два очевидца:
моё Счастливо-оставаться -
с твоим Счастливо-покидать.
* * *С божеством и дождём на плече, с небольшим божком, -
тут лишь Небо и Время, тут можно идти пешком,
можно хлюпать по грязи – и… хлюпать, и славить дождь, -
так из грязи да в князи не ведаешь, а придёшь.
Это только вопрос небес и вопрос времён -
никаких по пути известий и перемен,
только дымка в глазах, только ветер свистит в ушах -
не заметишь и сам, как к тебе подобрел ландшафт,
не заметишь и сам, как на рынке твоих полей
продают по дешёвке бальзам, продают елей,
как к тебе по пути заплутавшим щенком приник
неродной твой язык, твой отныне родной язык.
С божеством и дождём на плече в никуда, вперёд -
где гуляет, земли не касаясь, чужой народ,
принимающий за своего и тебя, и всех
и светящийся светом лазоревым из прорех.
Может, люди, а может, и птицы – не всё ль одно:
будет ткаться и ткаться воздушное полотно,
пузырьковое, лёгкое, пенное… пять минут -
не заметишь и сам, как тебя в него завернут,
не заметишь и сам, как приснится весёлый сон -
о каком-нибудь дне миновавшем… и обо всём,
что своими шагами стирал и стирал с листа,
перед тем как заснуть за пазухой у Христа.
* * *А за ниточкой за тонкой
пропасть пролегла:
чур! – на пропасть хворостинкой,
распахнув крыла…
Полетишь – за что держаться?
Не за что пока:
ни тебе рукопожатья,
ни тебе кивка,
