Иосиф Уткин - Стихотворения и поэмы

Смолкла птица… Сникла ветка.
И срывается с гвоздя
Металлическая клетка
Полосатого дождя.

И не дождь совсем, а мушки
На фонарь хотят присесть!
И не мушки, а к кормушке
Приглашают куриц есть!

Нет, не просо! И не птицы
Пробегают через сад:
Это спицы, просто спицы
Мокрым садом колесят!

Или — знаю: это льется
И не дождь, а — провода.
И по ним передается
Очень срочная вода!

Ну, тогда мы непременно
Все узнаем перемены!
«Соберите молодежь!
Интересно, что за новость
Сообщает детям дождь?»

Точка… точка, запятая…
Ну, конечно… так и есть!
Из Мадрида и Китая
 Телеграммы детям есть.

«Дорогие, — пишут, — детки,
Не-пре-мен-но победим!»

…Дождь прошел. На мокрой ветке
Пар колеблется, как дым.

Как доктор выстукаю землю,
Склонюсь и выслушаю грудь.
Она не спит,
Но только дремлет,
А ей бы надобно уснуть.

Ей год от года тяжелее.
Ни сна, ни отдыха ей нет
Уж много лет!
Не пожалеет
Ее никто уж много лет.

И только мы, сказать хочу я,
Да, только мы — своим жнивьем,
Трудом своим — ее врачуем:
В ладу с трудом своим живем.

Не потому ли так обильна
И к нам признательность земли,
Что мы под насыпью могильной
Своей земли не погребли?

Что, будь то сопки или пади,
Где может утвердиться злак,
Под смерть и кровь единой пяди
У нас отнять не может враг?

Да не иссякнут урожаи
Страны, где трудятся… И да
Погибнет тот, кто угрожает
Плодам народного труда!

Не могу, когда руками машут
Матери на бедных сыновей.
Я нескромен!
Милая мамаша,
Что еще? Куда еще скромней?!

Ну, а если даже я нескромен
И мирскими радостями сыт,—
Это — всё, что мне дано, мамаша! Кроме
Мне же ни-че-го не предстоит.

Вам не то. У вас другое дело.
Вы себе живете не спеша —
А умрете, похоронят тело,
К богу переселится душа.

И опять ни голода, ни жажды:
Ты себе одет, обут и сыт.
И выходит: то, что мне однажды,
Вам, мамаша, дважды предстоит.

Вы и не торопитесь, понятно,
Ну, а мы стараемся успеть:
Наработаться, поесть приятно,
Песню, понимаете ли, спеть.

Потому что если упокоят
Нашу неприкаянную плоть —
Просто… не пошевелит рукою
Для таких безбожников господь!

Я не слезлив. И это с детства.
А если как-нибудь потек, —
Всегда сдержусь, найдется средство:
Ну, зубы сжал… ну, взял платок.

Но я смешлив. И вот несчастье:
Уж если мне смешинка в рот, —
Какой там зубы — тут на части
Не то что зубы — череп рвет!

И хоть бывает не до смеха,
Но если, братцы, прорвалось,
Клокочет смех! Грохочет эхо
Слез, досмеявшихся до слез…

Как ослепительно, как ярко
Горит звезда твоих побед!
Каким же праздничным подарком
Тебя почту? Достойных нет.
Но знак подай. И без укора,
Тобой воспитанный в борьбе,
Я жизнь отдам свою,
Которой
Мы все обязаны тебе.

О, как это близко и знаемо!
…Толпа тротуаром плывет,
А пес, потерявший хозяина,
Во мне его ищет…
                                И вот

Он тычется мордой в прохожих…
Обнюхает боты, пальто,
Посмотрит — как будто похожий,
А в душу заглянет — не то!

Жестоко разлукой терзаемый,
Я чувством собачьим томим:
Я тоже утратил хозяина
Над сердцем дурацким моим.

И в банде красавиц прохожих
Кидаюсь, как пес, под авто,
Я тоже встречаю похожих
И в ужасе вижу — не то!

Хороша, любима повсеместно
Песня про Степана-казака!
Но одно в ней есть плохое место,
Волга матушка-река.

Но с одним я в песне не согласен —
Ох, уж этот разиновский пыл! —
Некрасиво в этой песне Разин
С бедной персианкой поступил.

Разойдись — никто с тебя не спросит,
Уплыви с другими на войну,
Но бросать… да и не просто — бросить,
А ведь в набежавшую волну?!

Если это факт, а не поклепы, —
Стыдно за Степана-казака.
Не люблю, когда красавиц топят,
Волга матушка-река!

На меня напраслину возводят.
Напустили кумушки туман,
Будто я с супругой не в разводе,
А в известном роде… атаман.

Всё моя поганая осанка!
Нет уж, если песня сложена,
Я-то в этой песне… персианка,
Атаманом, собственно, жена.

Говорю по правде (без тумана),
Очень многим женам, может быть,
Хочется супругой-атаманом,
Волга-матушка, побыть.

А попробуй на такую моду
Кто-нибудь благословенье дать, —
Так, пожалуй, в веденье Освода
Надо будет загсы передать!

Потому, кого бы ни спроси вы,
Если он об этом не забыл, —
Всякий скажет: «Очень некрасиво
Разин с персианкой поступил!»

На каштановой головке
Нежный локон теребя,
Он спросил: «Наган с винтовкой?..
Это много для тебя».

Я сказал: «Не стоит, Вася.
Мать стара. Пускай один
Остается. Оставайся
Для родительских седин».

У садовой у калитки
Мы простились кое-как.
Слезы тонкие, как нитки,
Намотал он на кулак.

И сказал: «Ступай, Володя…»
Он взглянул,
И с того дня
Восемнадцать лет не сводит
Этот мальчик глаз с меня.

Эту тоненькую ветку,
Эту слабенькую грудь
Вся японская разведка
Не могла никак согнуть!

На тюремной на кровати,
Губы, руки искусав,
Умер он,
О старшем брате
Ничего не рассказав…

От доброго слова собака моя
Срывается с места, кружится юлою.
Визжит, колбасится: довольна! а я…
Я, кажется, скоро… собакой завою.

Кто знает жестокий и тихий твой нрав?
Не тронув тебя ни стихами, ни плачем —
Как пудель, уставясь и морду задрав, —
Не трону ль тебя я страданьем собачьим?

И как бы я ни был измучен и слаб,
Но если окликнешь… по первому звуку
Я кинусь со всех четырех своих лап
Лизать эту нежную женскую руку.

И мир прояснится от пальцев твоих,
И в мире, где столько собак и вопросов,
Счастливей не будет вот этих двоих
От доброго слова визжащих барбосов!..

Не догадаться, не расслышать,
      Идти калякать,
Когда кричит, как на афишах,
      Намек каракуль.

Не разобрать знакомый почерк
      Дождей московских, —
Когда читаешь между строчек
      Сырых и скользких.

А дождь проходит по столице
      К Замоскворечью.
И вот опять не состоится
      Сегодня встреча.

Опять гудит холодный провод:
     «Никак не выйдет!»
Опять для вас удобный повод
      Меня не видеть.

Никак не выйдет — безусловно.
      Сидите дома.
      И вот вам справка,
      Где подпись молний
      С печатью грома.