Максимилиан Волошин - Том 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931

Он страдал на кресте. По щекам, по челу
  Кровь катилась горячей струей,
И из крови Христа у подножья креста
  Родилася, блестя красотой,
Роза высшей любви. В жизни нет таких роз,
  Чтоб сравнялися с ней красотой!
Кто пролил много слез, много зла перенес,
  Тот найдет в ней желанный покой.
Она учит любить, она учит страдать,
  Всепрощенье дарует врагам,
Учит жить для других и любить, как самих,
  Наших ближних. Отдать беднякам
Всё, что есть лишь у нас. В мире нету нигде
  Другой розы, прекрасней, светлей,
Что из крови Христа у подножья креста
  Родилась для спасенья людей.

Сила могучая – слово свободное
В дар человеку дано.
Чувство прекрасное, мысль благородную
Выразить может оно.
Слава тому, кто свой дар обличения
Даром в земле не зарыл;
Словом своим воспитал поколения,
Думать толпу научил.
Кто же потворствовал злым начинаниям,
Общим порокам служил,
Тот не исполнил святого призвания,
Долг малодушно забыл.
Будем же действовать словом карающим,
Не подчиняясь законам толпы,
Руку протянем во тьме погибающим,
Выведем словом из тьмы!

Не встречалось мне в жизни страданья,
  Но хотел бы я лучше страдать,
Чем спокойно, без мук и желанья,
  В тине пошлых страстей погибать.
В этой жизни не видно спасенья,
  Яд снедает так медленно нас.
Что мы сами свои опасенья
  Подавляем в себе всякий раз.
Мы почти и не видим живого,
  У нас нету совсем своего.
Ни поступка, ни нового слова –
  У нас нет ничего, ничего!
Нет! Уж лучше страдать и бороться,
  Хоть погибнуть – но в честной борьбе,
В ней вся жизнь трепещет и бьется,
  В ней исход нашей вечной судьбе.

Был мрак кругом. В надвинувшейся тьме
Мы шли и шли, куда? – не сознавали.
Но силы бодрые копились в тишине
И первого толчка для выхода лишь ждали.
И он был дан, свободен стал народ,
И с треском рухнуло покинутое зданье.
С какою силою мы двинулись вперед!
С какою верою, с какою жаждой знанья!
Как сразу вспрянуло всё общество кругом,
И всё слилось в одном только стремленьи,
И с светлой радостью, и с гордым торжеством
Мы славили тогда свое освобожденье.
И сколько личностей, и сколько свежих сил
Нам дал народ, стряхнувший это бремя!
Он нам тогда сторицей возвратил
Годов сороковых посеянное семя.
Да, то была пора – пора веселых дел,
Общественных вопросов, пробужденья.
Но наш порыв всё медленно слабел,
И впало общество опять в оцепененье.
А что ж теперь? Что ж в будущем нас ждет?
Где нам искать желанного ответа?
Кругом туман, кругом нас тьма гнетет,
И нет нигде ни проблеска, ни света.

Я был на вершине. Далеко
Внизу подо мной расстилались равнины и горы.
Светало. Восток уж алел, пламенея,
И клочья тумана, лежавшего ночью над морем,
Как белые птицы в лазури небес поднимались.
И таяли там постепенно.
В горячих лучах восходящего чудного солнца
Синий дымок и здесь и там поднимался
Торжественно, тихо,
Как дым алтаря к престолу великого Бога.
А солнце – прекрасное солнце
Спокойно из вод выплывало,
Румяня своим бледно-розовым светом
Обрывы бесплодные гор.
И мир весь приветствовал нового дня пробужденье.
И птицы свистели так радостно, весело в чаще,
Леса тихим шумом листов
Привет свой ему посылали,
И ветер, ласкаясь, шаля, в лицо мне, подкравшися, дунул,
И море сверкало брильянтовым пышным покровом.
И сами угрюмые горы смотрели кругом, улыбаясь,
Приветствуя светлого дня пробужденье.
И мир весь так чудно прекрасен и светел казался,
Так чисто невинен,
Как будто бы зло еще в жизнь людей не проникло,
И не было рабства, войны,
И богатых и бедных,
И не было горя, нужды беспросветной,
Как будто всё было наполнено радостью светлой
И чистой любовью, и вечным святым поклоненьем
Великой природе, в том храме прекрасном,
Который зовем мы вселенной.

Редко муза моя
Наземь сходит ко мне,
Да и то лишь всегда
При ночной тишине.
Некрасива она,
Но полны все черты
Лишь духовной, святой
Неземной красоты.
Полон скорбной любви
Взгляд прекрасных очей,
Страшной правдой звучит
Звук спокойных речей.
Будит совесть от сна
И на подвиг зовет:
«Что ты сделать успел?
Что же впредь тебя ждет?» –
Говорит она мне
И глядит мне в глаза;
И ласкающий взгляд
Ободряет меня.
«Что ты сделать успел?
Ты не знаешь ведь свет,
Ты не знаешь печаль,
Ты не видывал бед.
А наступит пора,
Еще хватит ли сил!
Много ль ты их теперь
У себя накопил?
Ты читал, говорил,
Но ведь не было дел,
Всё слова и слова!
На словах всякий смел.
Мало в жизни иметь
Лишь обширный запас
Из красивых речей
И заученных фраз.
В жизни надобен труд.
У кого же он есть,
Может ближним своим
Много пользы принесть».
Так она говорит,
Ободряет меня,
И звучат горячо
Тогда речи ея.
Я с восторгом ловлю
Каждый звук ее слов
И на подвиг идти
И бороться готов!
Но исчезнет она –
И забуду тотчас,
Кроме громких речей
И заученных фраз.

Чем думаешь больше, тем больше в уме
Мучительных мыслей рождается,
Что бродишь без света, что бродишь во тьме.
Невольно сомненье является.
И смотришь с надеждой вдаль пред собой,
Появится ль искра спасения?
Но больше сгущается мрак пред тобой,
И больше растут всё сомнения.

Любовь изменчива, а дружба неизменна,
Любовь изменится, а дружба никогда.
Любовь зажжется вдруг, угасится мгновенно,
Пройдет и прошумит, как вешняя вода.
А дружба нет! Ни горе, ни волненья
Великих уз не в силах разорвать;
Чем <больше> суждено несчастий и сомнений,
Тем больше вырастет взаимное влеченье.

Едет всадник вдоль по лесу,
Сердце ноет и болит;
Бор столетний, бор могучий
Грустно, жалобно скрипит.
«Что ты стонешь так уныло?
Ах, скажи мне, что с тобой?»
Отвечает лес могучий;
«Буря будет. Сам большой
Нынче по лесу гуляет,
Вырывает дубы вон».
Едет всадник. Вдоль по лесу
Слышен тихий грустный стон;
Отголоски будит эхо,
Откликаются вдали,
Будто где-то замирает
Звук натянутой струны.
Страшно, грустно. Сердце ноет
И тоскует пред бедой.
Ах! Страшнее буря в сердце
И ужаснее земной.

Жизнь не тем хороша, что нам в жизни дано
Право вечно любить, наслаждаться;
Есть другая любовь, она выше ее,
От нее может грудь разорваться.
И кто раз для других и себя позабыл,
Кто за них даже жизнь положит,
Только тот лишь вполне эту жизнь возлюбил,
И счастливым назваться он может.