Марина Цветаева - Том 2. Стихотворения 1921-1941. Переводы

Отлило — обдало — накатило —
— Навзничь! — Умру.
Так Поликсена, узрев Ахилла
Там, на валу —

В красном — кровавая башня в плёсе
Тел, что простер.
Так Поликсена, всплеснувши: «Кто сей?»
(Знала — костер!)

Соединенное чародейство
Страха, любви.
Так Поликсена, узрев ахейца
Ахнула — и —

Знаете этот отлив атлантский
Крови от щек?
Неодолимый — прострись, пространство! —
Крови толчок.

О, ты — из всех залинейных нот
Нижайшая! — Кончим распрю!
Как та чахоточная, что в ночь
Стонала: еще понравься!

Ломала руки, а рядом драк
Удары и клятв канаты.
(Спал разонравившийся моряк
И капала кровь на мя —
тую наволоку…)

А потом, вверх дном
Стакан, хрусталем и кровью
Смеясь… — и путала кровь с вином,
И путала смерть с любовью.

«Вам сон, мне — спех! Не присев, не спев —
И занавес! Завтра в лёжку!»
Как та чахоточная, что всех
Просила: еще немножко

Понравься!.. (Руки уже свежи,
Взор смутен, персты не гнутся…)
Как та с матросом — с тобой, о жизнь,
Торгуюсь: еще минутку

Понравься!..

Крик станций: останься!
Вокзалов: о жалость!
И крик полустанков:
Не Дантов ли
Возглас:
«Надежду оставь!»
И крик паровозов.

Железом потряс
И громом волны океанской.
В окошечках касс,
Ты думал — торгуют пространством?
Морями и сушей?
Живейшим из мяс:
Мы мясо — не души!
Мы губы — не розы!
От нас? Нет — по нас
Колеса любимых увозят!

С такой и такою-то скоростью в час.

Окошечки касс.
Костяшечки страсти игорной.
Прав кто-то из нас,
Сказавши: любовь — живодерня!

«Жизнь — рельсы! Не плачь!»
Полотна — полотна — полотна…
(В глаза этих кляч
Владельцы глядят неохотно).

«Без рва и без шва
Нет счастья. Ведь с тем покупала?»
Та швейка права,
На это смолчавши: «Есть шпалы».

Бледно — лицый
Страж над плеском века —
Рыцарь, рыцарь,
Стерегущий реку.

(О найду ль в ней
Мир от губ и рук?!)
Ка — ра — ульный
На посту разлук.

Клятвы, кольца…
Да, но камнем в реку
Нас-то — сколько
За четыре века!

В воду пропуск
Вольный. Розам — цвесть!
Бросил — брошусь!
Вот тебе и месть!

Не устанем
Мы — доколе страсть есть!
Мстить мостами.
Широко расправьтесь,

Крылья! В тину,
В пену — как в парчу!
Мосто — вины
Нынче не плачу!

— «С рокового мосту
Вниз — отважься!»
Я тебе по росту,
Рыцарь пражский.

Сласть ли, грусть ли
В ней — тебе видней,
Рыцарь, стерегущий
Реку — дней.

По набережным, где седые деревья
По следу Офелий… (Она ожерелья
Сняла, — не наряженной же умирать!)
Но все же
(Раз смертного ложа — неможней
Нам быть нежеланной!
Раз это несносно
И в смерти, в которой
Предвечные горы мы сносим
На сердце!..) — она все немногие вёсны
Сплела — проплывать
Невестою — и венценосной.

Так — нéбескорыстною
Жертвою миру:
Офелия — листья,
Орфей — свою лиру…
— А я? —

Темнейшее из ночных
Мест: мост. — Устами в уста!
Неужели ж нам свой крест
Тащить в дурные места,

Туда: в веселящий газ
Глаз, газа… В платный Содом?
На койку, где всé до нас!
На койку, где нé вдвоем

Никто… Никнет ночник.
Авось — совесть уснет!
(Вернейшее из ночных
Мест — смерть!) Платных теснот

Ночных — блаже вода!
Вода — глаже простынь!
Любить — блажь и беда!
Туда — в хладную синь!

Когда б в веры века
Нам встать! Руки смежив!
(Река — телу легка,
И спать — лучше, чем жить!)

Любовь: зноб до кости!
Любовь: зной до белá!
Вода — любит концы.
Река — любит тела.

«Не расстанусь! — Конца нет!» И льнет, и льнет…
А в груди — нарастание
Грозных вод,
Нот… Надёжное: как таинство
Непреложное: рас — станемся!

Не штык — так клык, так сугроб, так шквал, —
В Бессмертье что час — то поезд!
Пришла и знала одно: вокзал.
Раскладываться не стоит.

На всех, на всё — равнодушьем глаз,
Которым конец — исконность.
О как естественно в третий класс
Из душности дамских комнат!

Где от котлет разогретых, щек
Остывших… — Нельзя ли дальше,
Душа? Хотя бы в фонарный сток
От этой фатальной фальши:

Папильоток, пеленок,
Щипцов каленых,
Волос паленых,
Чепцов, клеенок,
О — де — ко — лонов
Семейных, швейных
Счастий (klein wenig!)[6]
Взят ли кофейник?
Сушек, подушек, матрон, нянь,
Душности бонн, бань.

Не хочу в этом коробе женских тел
Ждать смертного часа!
Я хочу, чтобы поезд и пил и пел:
Смерть — тоже вне класса!

В удаль, в одурь, в гармошку, в надсад, в тщету!
— Эти нехристи и льнут же! —
Чтоб какой-нибудь странник: «На тем свету»…
Не дождавшись скажу: лучше!

Площадка. — И шпалы. — И крайний куст
В руке. — Отпускаю. — Поздно
Держаться. — Шпалы. — От стольких уст
Устала. — Гляжу на звезды.

Так через радугу всех планет
Пропавших — считал-то кто их? —
Гляжу и вижу одно: конец.
Раскаиваться не стоит.

Древняя тщета течет по жилам,
Древняя мечта: уехать с милым!

К Нилу! (Не на грудь хотим, а в грудь!)
К Нилу — иль еще куда-нибудь

Дальше! За предельные пределы
Станций! Понимаешь, что из тела

Вон — хочу! (В час тупящихся вежд
Разве выступаем — из одежд?)

…За потустороннюю границу:
К Стиксу!..

Под занавесом дождя
От глаз равнодушных кроясь,
— О завтра мое! — тебя
Выглядываю — как поезд

Выглядывает бомбист
С еще-сотрясеньем взрыва
В руке… (Не одних убийств
Бежим, зарываясь в гриву

Дождя!) Не расправы страх,
Не… — Но облака! но звоны!
То Завтра на всех парах
Проносится вдоль перрона

Пропавшего… Бог! Благой!
Бог! И в дымовую опушь —
Как óб стену… (Под ногой
Подножка — или ни ног уж,

Ни рук?) Верстовая снасть
Столба… Фонари из бреда…
О нет, не любовь, не страсть,
Ты поезд, которым еду

В Бессмертье…

Брожу — не дом же плотничать,
Расположась на росстани!
Так, вопреки полотнищам
Пространств, треклятым простыням

Разлук, с минутным баловнем
Крадясь ночными тайнами,
Тебя под всеми ржавыми
Фонарными кронштейнами —

Краем плаща… За стойками —
Краем стекла… (Хоть краешком
Стекла!) Мертвец настойчивый,
В очах — зачем качаешься?

По набережным — клятв озноб,
По загородам — рифм обвал.
Сжимают ли — «я б жарче сгреб»,
Внимают ли — «я б чище внял».

Все ты один, во всех местах,
Во всех мастях, на всех мостах.
Моими вздохами — снастят!
Моими клятвами — мостят!

Такая власть над сбивчивым
Числом у лиры любящей,
Что на тебя, небывший мой,
Оглядываюсь — в будущее!