Нил Гейман - Осторожно, триггеры (сборник)
На следующий день ко мне пришли друзья. Они заползли ко мне в иглу на четвереньках. И сказали мне, что я валяю дурака. Я ответил, что единственная преграда, стоящая между мной и зимней стужей, – вот эта вот собранная отцом еще в пятидесятые коллекция мягких книжек с пикантными названиями, аляповатыми обложками и на удивление скучными историями внутри.
Друзья ушли.
Я остался сидеть в иглу, воображая сгустившуюся за его тонкими стенками арктическую ночь и мечтая о том, как небо надо мной заполыхает северным сиянием. Потом я выглянул наружу, но увидел только россыпи звезд.
Я поспал в своем книжном иглу. Потом проснулся и понял, что хочу есть. Тогда я сделал дырку в полу, забросил туда удочку и стал ждать. Наконец, книжная рыба клюнула, и я ее вытащил – винтажный пингвиновский сборник детективных рассказов в зеленой обложке. Я съел ее сырьем: разводить огонь в моем иглу было бы неразумно.
Снова выбравшись наружу, я увидел, что кто-то вымостил книгами весь мир: книгами в бледных обложках, белыми, голубыми, сиреневыми. Я побродил немного по ледяному полю книг.
Потом заметил поодаль кого-то, похожего на мою жену. Она строила ледник из автобиографий.
– Я думал, ты меня бросила, – сказал я. – Оставила меня одного.
Она не ответила, и я понял, что это не она, а всего лишь тень тени.
В июле солнце в Арктике никогда не заходит, но я уже начал уставать и решил вернуться в иглу.
Сначала показались тени белых медведей, а следом и сами медведи. Ну и огромные же они были! Огромные и бледные, из страниц самых жестоких книг. Это были стихи, древние и новые, полные слов, способных растерзать кого угодно своей красотой, – и они крались ко мне по ледяному полю в обличье медведей. Я уже различал строки и отдельные слова… как же я испугался, что они сейчас меня увидят!
Я спасся бегством. Забрался в свое иглу и, должно быть, уснул там, в темноте. А потом опять вылез наружу, лег на спину прямо на лед и уставился в небо. Северное сияние переливалось и мерцало всеми цветами радуги, а вдалеке трещали и грохотали льды: от ледника мифологических словарей откололся айсберг волшебных сказок.
Не знаю, сколько я так пролежал и когда, наконец, заметил, что рядом со мной лежит кто-то еще. Я услышал ее дыхание.
– Очень красиво, да? – сказала она.
– Это полярные огни, – отозвался я. – Северное сияние.
– Нет, мой хороший. Это фейерверк в честь Дня независимости, – сказала моя жена.
Она взяла меня за руку, и дальше мы смотрели на фейерверки вместе.
А когда отгремел последний залп и в небе рассыпалось облако золотых звезд, она прошептала:
– Я вернулась.
Я ничего не сказал. Но я по-прежнему держал ее за руку, очень крепко. И я больше не вернулся в свое книжное иглу: я пошел вместе с нею в дом, нежась в июльском тепле, словно кот.
Потом я услышал раскат грома, а ночью, пока мы спали, хлынул дождь. Он повалил мое книжное иглу и шел до утра, смывая слова со страниц мира.
Сказка августаЛесные пожары начались рано, в первых числах августа. Все грозы, которые могли бы спасти дело, прошли южнее, и у нас не пролилось ни капли дождя. Каждый день мы замечали пожарные вертолеты, снующие между озером и дальними очагами возгорания.
– У нас в Австралии… – начал Питер. Он австралиец и хозяин дома, где я живу. Вместо платы я готовлю ему еду и слежу за порядком. – Так вот, у нас в Австралии эвкалипты здорово приспособились. Выживают за счет лесных пожаров. Семена эвкалипта не прорастут, пока не пройдет пожар и не выжжет весь подлесок. Лежат себе и ждут, пока не станет очень жарко.
– Как-то это чудно́, – сказал я. – Трудно даже представить: что-то рождается из огня.
– Ничего странного, – возразил Питер. – Самое обычное дело. Наверно, когда на Земле было жарче, такое случалось сплошь и рядом.
– Куда уж жарче? Вон какое пекло, – проворчал я.
– Это еще цветочки, – фыркнул он. – Вот когда я был маленький, у нас в Австралии… – и пошел вспоминать, какая у них там бывала жара.
На следующее утро по телевизору сказали, что жителям нашего района советуют эвакуировать имущество: мы, мол, находимся в зоне высокого риска.
– Чушь собачья! – рассердился Питер. – Нам пожары не страшны. Мы стоим на возвышенности, а вокруг со всех сторон ручей.
В хорошие времена ручей этот бывал четырех, а то и пяти футов в глубину. Но сейчас – не глубже фута… ну, в лучшем случае двух.
К вечеру потянуло гарью, а телевизор и радио уже в один голос увещевали нас уносить ноги, пока не поздно. Мы с Питером улыбнулись, переглянулись, хлопнули по пиву и рассказали друг другу, какие мы молодцы: прекрасно держимся в трудной ситуации, не паникуем, не рвем на себе волосы и никуда не бежим.
– Что-то мы слишком расслабились, – заметил я. – То есть не мы с тобой, а вообще люди. Человечество. Собственными глазами видим, как в августе листья на деревьях плавятся, и все равно не верим, что в мире может что-то измениться. Думаем, наша власть вечна.
– Ничто не вечно, – пробормотал Питер, налил себе еще пива и рассказал мне, как один его друг там, в Австралии, спас свою ферму от степного пожара: ходил повсюду, высматривал очажки и заливал пивом, пока они еще маленькие.
Огонь ворвался в нашу долину, как светопреставление, и мы поняли, как мало проку будет от ручья. Горел даже воздух.
Тут, наконец, мы побежали. Мы кубарем слетели с холма, кашляя в удушливом дыму, добежали до ручья и легли на дно – над водой остались только головы.
И сквозь завесу пламени и дыма мы увидели, как они рождаются прямо из языков огня, и поднимаются ввысь, и летят. Глядя, как они выискивают себе корм среди пылающих развалин дома на холме, я подумал: до чего же похожи на птиц! Одна из них подняла голову и испустила торжествующий крик. Я услышал его сквозь треск горящих листьев, сквозь рев огня. Я услышал крик феникса и понял: ничто не вечно.
И когда вода в ручье закипела, сотни огненных птиц взмыли в небеса.
Сказка сентябряУ моей матери был перстень в виде львиной головы. С его помощью она творила всякие мелкие чудеса: находила места для парковки, подгоняла очередь в супермаркете, мирила разругавшихся влюбленных за соседним столом, ну и прочее в том же духе. Умирая, она оставила перстень мне.
В первый раз я потерял его в кафе. Кажется, я нервничал и крутил его на пальце – то сниму, то надену, то опять сниму. Потом я про него забыл, а когда пришел домой, обнаружил, что его уже нет.
Я вернулся в кафе, но там его не было и в помине.
Через несколько дней мне вернул его какой-то таксист. Он нашел перстень на тротуаре у входа в кафе. Моя мать, сказал он, явилась ему во сне и дала мой адрес и свой секретный старинный рецепт чизкейка.
Во второй раз я потерял перстень на мосту. Я стоял, перегнувшись через перила, и от нечего делать швырял в реку шишки. Мне казалось, перстень сидит на пальце очень плотно, но каким-то образом он соскользнул и полетел в воду вместе с шишкой. Я видел, как он описал в воздухе дугу. Я слышал, как громко чавкнул под его тяжестью темный ил невдалеке от берега. И видел, как над ним сомкнулась вода.
Спустя неделю я купил лосося у одного рыбака, с которым свел знакомство в пабе. Я своими руками взял рыбину из холодильника в прицепе его обшарпанного зеленого фургона. Принес домой и стал готовить праздничный обед: у меня был день рождения. Когда я вскрыл лососю брюхо, мамин львиный перстень выкатился из него на стол, целый и невредимый.
В третий раз я потерял его у себя на заднем дворе. Я загорал и читал книгу. Дело было в августе. Перстень лежал рядом на полотенце, вместе с солнечными очками и лосьоном для загара. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетела какая-то птица, довольно крупная. Думаю, это была сорока или галка, но я могу ошибаться. Так или иначе, кто-то из врановых. В общем, она схватила мамин перстень и унесла его в клюве.
Той же ночью его вернуло мне огородное пугало, оживленное (честно сказать, на тяп-ляп) какой-то неведомой силой. Сердце у меня так и ухнуло в пятки, когда я его увидел у себя на пороге. Еще с минуту пугало стояло неподвижно в свете фонаря. Потом протянуло мне руку – набитую соломой перчатку. На ладони лежал перстень. Как только я взял его, пугало развернулось и побрело обратно во тьму.
Я посмотрел на перстень и сказал себе: «Бывают вещи, за которые лучше не цепляться».
На следующее утро я положил его в бардачок своей старой машины. Отогнал ее на станцию утилизации и с удовольствием полюбовался, как машина превращается в металлический куб размером со старый телевизор. Куб погрузили в контейнер и отправили в Румынию на переплавку.
В начале сентября я закрыл свой банковский счет, переехал в Бразилию и устроился на работу веб-дизайнером под вымышленным именем.
Пока что о мамином перстне ни слуху ни духу. Но иногда я просыпаюсь среди ночи в холодном поту, с бешено бьющимся сердцем, и гоню от себя мысли о том, каким способом она вернет мне его снова.
