Григ Нурдаль - Я жил в суровый век
— А вон ещё! Смотрите!
По обеим сторонам дороги сент-ассизские леса усеяны подснежниками. Они растут повсюду.
— Как красиво! Ах, как красиво! — повторяет Марсель, глядя на букетик беленьких цветочков, которые успел уже нарвать Роже.
— Может, нам остаться здесь? — предлагает Мадлэн.
— Да, да.
— Нет, — говорит Рэймон, — идём дальше.
— А я согласен с женщинами, — возражает Робер. — Пусть остаются, оставим здесь и провизию. Пока они будут собирать цветы, дойдём до мачт.
— А мы? Нам тоже хочется посмотреть, — говорит Марсель.
— Пойдём вместе второй раз, после обеда.
— Прежде всего нужно найти дорогу, — говорит Рэймон. — Вы только зря устанете. На, возьми дочку.
— Ну вот, женщины, похозяйничайте тут.
— Ты не обиделась?
— Да нет, дорогой мой. Иди.
Рэймон и Робер относят провизию под дерево и возвращаются на дорогу вместе с Роже.
Роз-Мари осталась на руках у матери. Марсель кричит сыну:
— Роже, иди сюда!
— Не хочу!
— Говорю тебе, иди сюда!
— Я пойду с ними.
— Посиди лучше с сестрёнкой. Мальчик остановился, надув губы.
— Ступай, — говорит Рэймон, — слушайся мать и не валяй дурака.
— Папа, возьми меня с собой.
— Потом пойдёшь, я тебе обещаю, а сейчас оставь нас в покое.
***Рэймон и Робер пошли по дороге, которая вскоре привела их на поле радиостанции. Направо от них на протяжении по меньшей мере двух километров тянутся двенадцать вышек, расположенных в два ряда. Слева из кустов торчат всего две мачты.
— Странно, — говорит Рэймон. — Ничего не понимаю. Мне кажется, что мы шли с той стороны.
— Оттуда? — спрашивает Робер, указывая направо.
— Да.
— Там Сена-порт.
— Тогда, значит, отсюда.
— Конечно. Здесь должны были находиться четыре мачты. А, как ты видишь, их всего две.
— Подожди, как мы сейчас стоим?
— Лицом к югу.
— Значит, восток налево. Да, совершенно верно. Моя мачта стояла последней в ряду на юго-востоке.
— Её и нет теперь, нет и той, что была с ней рядом.
— Странно, мы же не взрывали соседней.
— Пойдём посмотрим.
Оба товарища идут по полю среди вереска.
— Как всё изменилось? — говорит Рэймон. — Тогда здесь было голое место.
Повсюду перекрещиваются тропинки. То там, то тут выросли молодые деревца.
Друзья подошли к подножию первой мачты, Рэймон поражён:
— Тогда они мне не казались такими высокими. И прибавляет, продолжая путь:
— Незачем идти к той. Это была мачта Армана. Пойдём наискось и посмотрим, что осталось от моей.
Они идут по тропинке.
— Вот где она, по-видимому, стояла, — говорит Робер, обнаружив цементный цоколь.
— Нет, нет, это только крепление тросов. Вот она.
Среди молоденьких деревьев виднеется куча исковерканного железа. Совсем рядом ещё стоит полуразрушенная сторожевая будка. Оба друга подходят к груде железа.
— Вот здесь она и была, дружище.
На бетонном основании остался только один кусок неоторванного железа. Скелет мачты вытянулся во всю длину к наружной части поля. Видно, что она недавно была разъята на части. Рабочие уже начали собирать их.
Рэймон и Робер медленно идут вдоль чудовищного костяка, который кончается где-то в лесу. Между железными перекладинами пробиваются ветки. У верхушки мачты обезглавленное дерево и ободранный ствол возвышаются как немые свидетели крушения. Но природа вступает в свои права. Зазеленели молодые побеги, и выросшая вокруг ран кора залечивает понемногу дерево.
Не обменявшись ни словом, Рэймон и Робер возвращаются обратно.
— Высота по крайней мере двести пятьдесят метров, — говорит наконец Робер. Идя вдоль мачты, он считал шаги.
Рэймон сосредоточенно осматривает куски железа.
— Вот что я искал, — говорит он, вытаскивая железную балку, перебитую посередине. — Вот и ещё, смотри.
У их ног валяются изъеденные и наполовину расплавившиеся куски металла, сплошь пробитые мелкими дырочками.
— Следы взрыва? — спрашивает Робер.
— Да, но мне важно было удостовериться.
— Почему?
— Мне помнится, что на снимке в гестапо мачта стояла.
— Во всяком случае, сейчас она лежит.
— Она могла рухнуть или быть разрушенной позже. К тому же соседняя с ней тоже сейчас не существует. А там как раз находился часовой.
— Может, нам пойти и посмотреть на месте, в чём тут дело?
Они направляются к дороге и вскоре обнаруживают место, где находилась следующая мачта. Здесь осталось только бесформенное нагромождение ржавого железа и проволоки.
— Этой мы не трогали, — говорит Рэймон.
— Может, в неё попала бомба?
— Нет. Нигде в поле нет следов бомбардировки. Посмотри, вокруг всё гладко.
— Что ж это значит? Думаешь, её взорвали другие?
— Нет, Повторение проделанной нами операции было невозможно.
— Почему ты так думаешь?
Рэймон, не отвечая, продолжает обследовать местность. Вскоре они выходят на дорогу.
Мимо не спеша проезжает велосипедист.
— Простите, — говорит Рэймон, — вы местный житель?
— Я из Буасиз, — отвечает тот, останавливаясь.
— Разрешите задать вам один вопрос.
— Пожалуйста, если я могу быть полезен.
— Вы не знаете, как рухнула та мачта, что с краю?
— Последняя?
— Да.
— В неё врезался немецкий самолёт.
— Вы уверены?
— Я был у себя в саду, когда произошла катастрофа.
— Когда это было?
— В 1943 году... Подождите... Это было в ноябре месяце. Я сажал чеснок. Помнится, стоял туман.
— Спасибо. А вторая мачта?
— Та, которая находилась рядом с дорогой?
— Да.
— В 1945 году, под рождество, на неё наткнулся французский самолёт.
***— Ну?
— Что — ну?
— Что с мачтой?
— Мы её видели.
— Она упала?
— Да, её невзначай прикончил немецкий самолёт.
— Как так? Объясни.
— Позже. Сейчас надо закусить.
Марсель и Мадлэн развернули продукты и накрыли обед на траве. Вокруг всё усеяно букетами подснежников.
— Неужели вы всё это повезёте с собой? — спрашивает Робер.
— Конечно, — отвечает Марсель. — Мне хочется расставить подснежники по всей квартире.
— Мы соберём ещё после обеда, — говорит Мадлэн. — А там тоже есть цветы?
— Полно.
— Я сажусь за стол, — объявляет Рэймон, устраиваясь на траве. — Не знаю, как вы, но я подыхаю с голоду. Ты дала дочке молока?
— Да, она покушает и с нами.
— А где Роже?
— Бегает по лесу.
— Наказание с ним! Двух минут не посидит на месте. Роже! Иди сюда!
— Я собираю цветы, — отвечает из леса Роже. Приходит он, конечно, только через четверть часа, в тот момент, когда его отец прилагает неимоверные усилия, чтобы открыть коробку сардин.
— Вечно ты опаздываешь. Бери хлеб и сиди смирно! — говорит Марсель.
— А куда девать букет?
— Положи его вместе с остальными.
Мужчины сняли пиджаки. Женщины уселись на газетах. Обед проходит весело. Рэймон невольно вспоминает о другом обеде, в Сен-Жермен-ан-Лэ.
— В сущности, — говорит он, — вся эта история началась с завтрака на траве, и так же кончается. Могла она кончиться и без нас.
Помолчав, он прибавляет:
— Жизнь не останавливается.
— Пей, — говорит Марсель. — Я жду стакан.
— Да, правда. На.
— Расскажи нам военный анекдот, — просит он Робера, — это твоя специальность.
— Ладно. Представь себе...
Робер с полным ртом рассказывает анекдот, и все снова смеются.
— Слушай, — прерывает вдруг Мадлэн, — он нас не выгонит отсюда?
— Кто он?
— Вон какой-то человек идёт по лесу. Наверно, служащий с радиостанции.
— Почему он нас прогонит?
— Может, здесь запрещено сидеть. Мы перелезли через ограду.
— Глупости.
Незнакомец подходит к ним.
— Приятного аппетита.
— Спасибо.
— В лесу не запрещено сидеть? — спрашивает Мадлэн.
— Нет, мадам. Собственно, не следовало бы, но здесь все гуляют. Теперь это не опасно.
— А раньше что здесь было опасного?
— Да мины, но их уже давно убрали.
— Какие мины? — спрашивает Рэймон.
— Мины, заложенные немцами. Вокруг радиостанции их было сорок тысяч.
— Чёрт! Ничего себе меры предосторожности.
— Да, о чём и говорить. Они даже заминировали дорогу, которая здесь проходит.
— Ту, что пересекает радиостанцию?
— Да, она была заминирована в двух местах, со стороны Сен-Лэ и со стороны Буасиз. Следы ещё видны.
— И долго это было?
— До конца войны.
— А заминирована она с самого начала?
— Нет! Только в конце 42-го или в начале 43-го года.
— То-то, — бормочет Рэймон. И громко спрашивает:
