Даниил Хармс - Том 1. Авиация превращений

Порою мил порою груб
неся топор шёл древоруб
чуть чуть светлее становилось
стая чашек проносилась
древоруба плакал дух
полон хлеба полон мух
и полон нечеловеческой тоски
от великого мученья
рвался череп на куски
в глазах застревала гребёнка
и древоруб заглядывал туда как это положено
когда походкой жеребёнка
шла нина муфтой загорожена
ведя под ручку велосипед
шла нина к тане на обед
предчувствуя жаркого землю
была зима до этих пор
шёл древоруб и нёс топор
поглядывая в разные стороны
на крыше сидели вороны
и лисицы
и многие другие птицы

Милый чайник проглотив
тем хотел меня привлечь
милый выпий сикатив
отвечала я в ту речь

А ну-ка покажи мне руку.
Где ты свой палец поцарапала?
Советую помазать иодом.

Ну вот ещё, нашел что предложить,
как будто я сама не знаю.
мне приходилось головы кружить
неопытным печенегам,
я им приказывала головы сложить
к моим ногам пушистым снегом.
Кто, быстро повинуясь
меня линейную любил,
кто, пышно волнуясь
злобу копил.

Наука, мудрости княгиня,
книгу радости захлопни,
а ну-ка, мудрости богиня,
покажи кулак науки глупцу.
Школьник делает успехи,
на скамье долбя науки.
Эти знаки, эти вехи
позабудут наши внуки.
Они лысыми камнями
будут в дырочки глядеть,
они стройными конями
будут мимо молодеть,
они чибу, чибу нами
будут новые цвести,
они вольными табунами
будут землю круглую трясти.

Знаю, это старинная песня.
Тут кое-где разбросаны горы
разного хлама.
Но нет точки опоры.

Зато тут мама
нашего потомства и чибирей.

Оставь, ты мне показываешь сахар,
а где же сладкий плод?

Скорей сколотим быстрый плот
и поплывем по вьющейся реке.
Мы вмиг пристанем к ангельским воротам.

Где?

Там за поворотом.

Смотрю в окно
и вижу птиц полки.

Смотри в ступку на дно
и пестиком зерна толки.

Я не могу толочь эти камушки:
они, учитель, так тверды,
моя же ручка так нежна…

Подумаешь, какая княжна!
Скрытая теплота парообразования
должна быть тобою изучена.

Учитель, я измучена
непрерывной цепью опытов.
Пять суток я толку. И что же:
окоченели мои руки,
засохла грудь,
о Боже, Боже!

Скоро кончатся твои муки.
Твое сознание прояснится.

Ах, как скрипит моя поясница!

Смотри, чтоб ступка все звенела
и зерна щелкали под пестиком.
Я вижу: ты позеленела
и ноги сложила крестиком.
Вот уже одиннадцатый случай
припоминаю. Ну что за притча!
Едва натужится бедняжка —
уже лежит холодный трупик.
Как это мне невыразимо тяжко!
Пока я влез на стул
и поправлял часы,
чтоб гиря не качалась,
она, несчастная, скончалась,
недокончив образования.

Ах, дорогой учитель,
я постигла скрытую теплоту парообразования!

Прости, но теперь я тебя расслышать не могу,
хотя послушал бы охотно!
Ты стала, девочка, бесплотна
и больше ни гугу!

Я внезапно растворилось.
Я — дыра в стене домов.
Сквозь меня душа пролилась.
Я — форточка возвышенных умов.

Отец и мать родили сына
и рота тётушек примчалась.
Мать отдыхала на кровати,
а люлька медленно качалась.

Вот господа мой сын.
Глядите как он ещё паршив.

Отец, отец,
не говори так убедительно.
Ребёнок право же не худ.
Он глаз едва лишь приоткрыл,
но ничего им в комнате не замечает —
глаз не бежит куда ему приказано,
и ухо музыки не ловит,
и стук лишь по костям попадает в череп.
И что же ты, отец гремучий,
долбишь нескончаемую мысль
о гадости своего сына?

Его фигура на гвоздь похожа.
Какие немощные взгляды!
Смотри жена, какая рожа —
такую вспомнят и коляды.
И цвет лица подобен воску,
и губы сковородником
непрестанно тянут соску…
Неужели ты довольна этим греховодником?

Ой ли, ты-то не доволен,
сам же батенька сияешь.

Цыц, молчи паршивка,
чего люльку не качаешь.

Всегда всегда в глубине политик
наука умеет много гитик.

Неправ ты дорогой товарищ.
Довольно мы с тобой кувыркались
и Федьку за ноги таскали.

Погибнешь ты,
печаль, тоска ли
заполоснёт тебе мозги.

Не вижу ни зги
в твоих речах.

О ты несомненно зачах,
читая газет скучную структуру.
Вот и дождался с ума сошествия
в живот из головы
и по ногам
и в пятку.
Эй, где хвостик мысли?
а он уж в землю нырк.
Вот прыткий!

Нет, давай по порядку
посмотрим раньше моих речей открытки.

В них я не вижу ни боба —
пощади меня Боже Твоего раба.

Да ты никак религиозный!

Это вопрос очень серьёзный.
Материя по-моему дура,
её однообразная архитектура
сама собой не может колебаться.
Лишь только дух ее затронет робко —
прочь отлетает движения пробка,
из темных бездн плывут акулы
в испуге мчатся молекулы,
с безумным треском разбивается вселенной яйцо,
и мы встав на колени видим Бога лицо.
Тот же, кто в папахе рока
раб ума, слуга порока, —
погибает раньше срока
поражённый кочергой.
Пораженный кочергой.

Скверно думаешь товарищ
и несешь одну фасоль,
революции пожарищ
Богом уши не мозоль,
мало мы с тобой кувыркались
Федьку за ноги — фан…

Как я его трахнул.
Разом смолк.
А теперь, пока не поздно,
дам тягу в окно.