Генрих Гейне - Стихотворения. Поэмы. Проза

Закрыв глаза ей, алый рот
Люблю я целовать;
Она покоя не дает —
Причину хочет знать.

И с вечера не устает
До утра приставать:
«Зачем, когда целуешь рот,
Глаза мне закрывать?»

Какой тут у меня расчет,
Сам не могу понять, —
Закрыв глаза ей, алый рот
Целую я опять.

Когда я в твоих объятиях страстных
Вкушаю блаженство, в миг этот дивный
Молчи ты о нашей немецкой отчизне, —
На то есть причины — мне это противно.

Оставь, бога ради, немцев в покое,
Без них довольно на сердце кручины;
Ну, что толковать о родне, отчизне?..
Мне это противно — на то есть причины.

Там зелены дубы, глаза голубые
У женщин немецких, сердца наивны
И бьются лишь верой, надеждой, любовью.
На то есть причины — мне это противно.

Не отвергай! Пусть жар погас,
Возврата нет весне,
Еще полгода потерпи,
Чтоб отгореть и мне.

И пусть не можешь ты любить —
Хоть другом назови!
Мы в дружбе ценим поздний дар
Долюбленной любви.

Этот пляс желаний плотских,
Эта одурь карнавала
Нам постыли… Мы зеваем,
В отрезвленности взаимной.

Кубок пуст. В нем был шипучий
Опьяняющий напиток,
Возбуждавший наслажденье;
Но теперь наш кубок пуст.

Скрипачи устали тоже,
Что подыгрывали рьяно
Танцу нашей шалой страсти;
Приуныли скрипачи.

И угасли лампионы,
Озарявшие каким-то
Одичало-шалым светом
Пестрых масок толчею.

С кротостью великопостной
На челе твоем — золою —
Начерчу я крест, промолвив:
«Женщина, ты станешь прахом!»

Эта масса чудо-тела,
Эта женственность-колосс
Мне без споров и без слез
Отдалась теперь всецело.

Если б к ней я самовольно
С пылом дерзостным приник,
То раскаялся бы вмиг!
Да, побит я был бы больно.

Что за грудь, какая шея!
(Выше мне не разглядеть.)
Прежде чем такой владеть,
Позабочусь о душе я.

Залив Бискайский был ей
Отчизной, говорят;
Она уж в колыбели
Замучила двух котят.

Потом через Пиренеи
Бежала она босиком.
Глазеть на великаншу
Валил Перпиньян валом.

Теперь же нет дамы выше
В предместье Сен-Дени;
И стоит она сэру Вильяму
Тринадцать тысяч луи.

Посещая часто вас,
Благороднейшая донья,
Вспоминаю всякий раз
Рынок с площадью в Bologna.[3]

Там огромный есть фонтан
Del Gigante[4] — загляденье!
И Нептуном мастер Жан
Увенчал свое творенье.{33}

Верил я в былом далеком
В то, что поцелуи жен
Предназначены нам роком
От начала всех времен.

Поцелуи я в те годы
Строго так давал и брал,
Словно сам завет природы
Неизбежный исполнял.

Ныне я отлично знаю
Поцелуев суету, —
В них не верю, не мечтаю —
И целую на лету.

Вдвоем на уличном углу
Мы целый час стояли
И о союзе наших душ
Так нежно толковали.

В любви взаимной сотни раз
Друг другу признавались, —
И так на уличном углу
Стоять мы и остались.

Богиня случая близ нас
Субреткою шмыгнула,
Увидела, как мы стоим, —
И, прыснув, упорхнула.

Строю вновь я струны цитры,
И звучит она так ново.
Текст же стар: «Жена — не сладость».
Это — Соломона слово.

Как обманывает мужа,
Так и другу изменяет!
И полынь в любовной чаше
Напоследок оставляет.

Справедливо, значит, было
Древней книги предсказанье,
Что готовит змей проклятье
За грехи нам в наказанье?

Змей в кустах ползет на брюхе
И высматривает жадно;
Речь заводит, как бывало, —
Слушать свист его отрадно.

Ах, как холодно и мрачно!
Солнце вороны затмили
И кричат. Любовь и радость
Долго будут спать в могиле.

Не долог счастья был обман
Обещанного ложно,
И образ твой, как лживый сон,
В душе прошел тревожно.

Блеснуло солнце и туман
Рассеяло собою,
И мы, едва успев начать,
Покончили с тобою.

Оробев, моих признаний
Словно ты не замечаешь;
На вопрос: «Отказ ли это?» —
Горько плакать начинаешь.

Редко я молюсь, — так слушай,
О создатель! Помоги ей,
Осуши девицы слезы,
Просвети чуть-чуть мозги ей!

Черт возьми твою мамашу
И папашу кстати тоже:
Из-за них вчера весь вечер
Я тебя не видел в ложе.

Впереди они сидели,
Развалясь, почти вплотную,
От моих влюбленных взоров
Скрыв малютку дорогую.

Созерцала эта пара
Двух влюбленных злоключенья,
И, когда они погибли,
Оба были в восхищенье.

Эти дамы, понимая,
Что поэта чтут едой,
Отобедать пригласили
Нас — меня и гений мой.

Ах, как суп был превосходен!
И каких я вин вкусил!
Дичь божественной казалась,
Нашпигован заяц был!

Говорили, сколько помню,
О поэзии; и вот
Я и сыт и благодарен
За оказанный почет.

В которую из двух влюбиться
Моей судьбой мне суждено?
Прекрасна дочь, и мать прелестна,
Различно милы, но равно.

Неопытно-младые члены
Так сладко ум тревожат мой,
Но гениальных взоров прелесть
Всесильна над моей душой.

В раздумье, хлопая ушами,
Стою, как Буриданов друг{34}
Меж двух стогов стоял, глазея,
Который лакомей из двух.