Мухаммед Физули - Лейли и Меджнун
И рассказал Меджнуну верный тот,
Что сделал с Ибн-Саламом небосвод,
И добрую ему поведал новость:
"Соперник твой познал времен суровость.
Да, уничтожен Ибн-Салам судьбой, -
Лейли вернулась радостно домой".
Меджнуна поразила весть такая,
Ее стеня он принял и рыдая.
Был Зейд его печалью изумлен,
И поразился плачу друга он.
Что значит смерть соперника? Удача!
Ее смеясь встречают, а не плача.
Тогда об этом он решил спросить.
На свет извлечь искомой правды нить.
Ответствовал Меджнун: "О друг мой верный,
Ведь эта смерть позор мне беспримерный.
Отдавший душу дорогой - блажен,
А не отдавший - взят пустыней в плен.
И дружба у меня к нему - не злоба,
Мы пламенно ее любили оба.
Но он, отдав ей душу, слился с ней,
Стал совершенным на стезе своей.
Я, грешный, не достиг того удела -
Тоска моей душою овладела".
Газель
Влюблен лишь тот, кто душу любимой отдает, -
Любви совсем не знает, кто душу бережет.
Вручить любимой душу - вот высший долг любви,
А кто не отдал душу - не совершенен тот.
Кто отдал душу милой - и вечный мир вкусил,
Не лучше ль тех, чью душу разлуки скорбь гнетет -
У мотылька влюбленный пусть учится любви, -
Ведь мотылька лишь пламя смертельное влечет.
Ничтожен тот, чья вечно блаженная любовь
Походит на источник живых, блаженных вод.
Недуг любви лекарством никто не исцелит,
И, лишь отдавши душу, спасешься от невзгод.
Не хвастай, будто душу вручил любимой ты, -
Тем Физули лишь славен - и горд им небосвод.
После кончины Ибн-Салама Лейли страдает и по юдоли вдовьего горя блуждает
Когда Лейли вступила в дом отца,
Она все поминала мертвеца.
Все горше делались ее рыданья,
Все множила она свои терзанья.
Она звала страдающих людей,
Невольников печали и скорбей.
И с ними пела свой напев печальный,
Обряд возобновляя поминальный.
По Ибн-Саламу плакала она,
Печалью о Меджнуне лишь полна.
В честь одного напев ее угрюмый,
Вознесена к другому скорбной думой
Хоть Ибн-Салама имя на устах,
Другое имя в пламенных мечтах,
И потому в печали безысходной
Красавица могла рыдать свободно.
И ужас пред такой бедой тая,
Недолго с нею пробыли друзья,
И лишь свеча осталась с ней, бедняжкой,
Но и свечу задул вздох боли тяжкой.
"Зачем хранить мне, - думает, - свечу,
И вздохами я молнии мечу?"
И, одинока, предана рыданью,
Так обратилась к горю и страданью:
"Страданье, горе! Прочих бременя,
Одну оставьте в эту ночь меня!
Я к одиночеству легко привыкну,
А вам двоим других друзей я кликну!"
Но, увидав, что бедам нет границ,
Лейли упала перед ночью ниц:
"Ты, черная, судьбе моей подобна:
Меня, твою рабу, гнетешь ты злобно!
Тебе неведом раньше был покой,
Поспешно путь ты совершала свой.
Теперь покоя стала ты добычей.
Зачем ты изменила свой обычай?
Или в пути ты до конца дошла?
Или тебя с дороги сбила мгла?
Иль плакальщица ты в одежде черной,
По ком, скажи, ты плачешь столь упорно?
Дух гибнет в мире бедствии и тревог.
Несчастий затопил меня поток.
Стрела небес разит меня жестоко,
Меня сурово мелет жернов рока.
Стал мир жилищем ночи в эту ночь,
А я в беде. Кто может мне помочь?
Исчез покой мой, я терплю мученья,
Не знаю я моей судьбы решенья.
Как скорпионы, в жалах яд храня,
Терзают звезды, бедную, меня.
Покрыто ржавчиной зари зерцало,
И благодати утренней не стало.
Иль, утро, список бед твоих велик,
Что ты не хвастаешь, не кажешь лик?
Коль радо ты - засмейся, не печалься,
Коль есть в тебе любовь - помилуй, сжалься.
Пусть вторит мне петух, от скорби пьян,
Пусть вторит скорбной песне барабан;
Пусть защебечет утренняя птица,
Пусть мир твоей зарей озолотится!"
И долго длился неумолчный стон -
Повествовал о тяжком горе он ...
Но и заря помочь ей не хотела,
Дать утешенье ночь ей не хотела.
И обратилась бедная к тому,
Кто создал утра свет и ночи тьму.
И так она про свои недуг сказала:
"О знающий всех тайн земных начало!
Бескрайно море этих тяжких бед,
Но нет мне помощи, защиты нет!
Бессильна я, а мой недуг - безмерен.
Кто может в исцеленье быть уверен?
Иль дай мне стойкость в этих муках злых,
Иль дай мученье в меру сил моих,
Когда я разорву подол терпенья,
Боюсь, что заслужу твое презренье . . .
Веленья сердца сделавши законом,
Погибну сразу в море бед бездонном.
Когда я стыд девический забуду,
Когда Меджнуну верным другом буду.
Утратить целомудрие страшусь,
Боюсь, что милости твоей лишусь.
А если честь я сохраню в страданье
И воздержусь от радости слиянья,
Меджнун опять опасен для меня,
Боюсь стенаний горестных огня.
Ведь стоны верных так сильны у бога,
Что их презреть - к несчастию дорога.
И я теперь не знаю, как мне быть,
Как горе и тоску мою избыть.
Никто на свете мне помочь не может.
Что день - меня тоска сильнее гложет.
Я в дом покоя потеряла путь,
С мольбой сердечной не к кому прильнуть.
Так напои меня вином забвенья
И скрой великодушно прегрешенья.
Меджнун мной околдован - говорят,
Цепями страсти скован - говорят.
Но я лишь только жалкая калека.
Меня любить - достойно ль человека?
Ведь я не больше, чем ничтожный прах,
Пылинка я на жизненных путях!
И страсть моя, что мне всего дороже,
И разум мой - твои созданья, боже.
Тобой лишь красота моя жива,
Тобой дана мне сила волшебства.
На судный день свой клад невинной жизни
Хочу нести, не внемля укоризне.
Позволь явиться в твой небесный дом
С лицом спокойным, с поднятым челом".
Газель Лейли
О господи! Твоей великой славы
святым, нетленным зданьем заклинаю.
И лика Мухаммедова гореньем
и неземным сияньем заклинаю.
Корабль моей души, печали полный,
в любовном море потопи глубоком,
Тебя чрез Моисея, данным Хызру
высоким назиданьем, заклинаю.
Глухую ночь разлуки с милым сердцу
ты сделай утром сладкого свиданья,
Зарею лучезарной, благодатной
ее благим дыханьем заклинаю.
Пусть бесконечно множатся страданья,
что на стезе любовной мне достались,
Мученьем, на пути к тебе лежащим,
и горестным страданьем заклинаю.
Я, помощи не зная, заблудилась;
мне укажи к спасению дорогу,
Пророком, что людей на путь выводит,
его благодеяньем - заклинаю.
Всели в меня, о господи, терпенье,
позволь снести мне скорби и недуги -
Святыми, что тебе угодны были,
и печным их терзаньем заклинаю.
Прими мои молитвы благосклонно
и внемли мне, как Физули ты внемлешь,
Молитвами достойнейших, которых
ты слушаешь с вниманьем, заклинаю!
Конец главы
Так длился этот стон Лейли печальной ...
Вдруг слышит звон она, негромкий, дальний,
Потом все ближе колокольцев звон:
Шел караван. Стремился в Мекку он.
Шел караван священною дорогой,
А в паланкинах - луноликих много.
Лейли в свободный села паланкин,
Взяла с собой лишь горький стон один ...
Ее любовь была вина хмельнее,
И тихо шла верблюдица, пьянея.
Лейли рассказывает верблюдице о своей судьбе и к ее ногам припадает в мольбе
Верблюдица была опьянена;
Лейли сказала, горести полна:
"Ты, с шерстью мускусной, благоуханной,
Ты, добронравная, с душой медвяной.
Босая, с непокрытой головой,
