Юлия Друнина - Стихотворения (1970–1980)

Запорола сердце, как мотор —
В нем все чаще, чаще перебои…
До каких же, в самом деле, пор
Брать мне каждый сантиметр с бою?..

Ничего! Кто выжил на войне,
Тот уже не сдастся на «гражданке»!

С нестерпимым грохотом по мне
Проползают годы, словно танки…

Я забыла твои глаза,
Я забыла твои черты,
Только помню, как ты сказал
В дни, когда развели мосты:
«Все равно мы — одна река,
Нам прощаться не на века».

Может, так оно, может, нет, —
Ведь прошло с той поры сто лет…

Надышалась морем, тишиною,
А на сердце черная рука…

Я прекрасно знаю, что со мною,
Отчего тоска.

Чаек в плач переходящий хохот —
Сиротливо в Балтике зимой…

Думала, когда разлюбят — плохо;
Нет ужасней разлюбить самой.

Сядь в траву,
Оглядись, послушай,
Дух полыни вдыхая горький.
В обмелевшем пруду лягушка,
Раздувая, полощет горло.
Тенью ящерка проскользнула,
Шмель летит с реактивным гулом.
Сядь в траву,
Оглядись, послушай,
Полечи синевою душу.

Как резко день пошел на убыль!
Под осень каждый луч милей…
Грустят серебряные трубы
Прощающихся журавлей.

Как резко жизнь пошла на убыль!
Под осень дорог каждый час…
Я так твои целую губы
Как будто бы в последний раз…

Встречи, разлуки,
Солнце и тени,
Горечь полыни,
Сладость сирени —
Все это,
Все это мне!

Как я безмерно, бескрайне
Богата!
И велика ль,
Если вдуматься,
Плата —
Это щемящее чувство заката,
Дума о завтрашнем дне?..

Не говорю, что жизнь проходит мимо —
Она и нынче до краев полна.
И все-таки меня неудержимо
Влечет к себе далекая Война.

Опять, упав усталой головою
На лист бумаги в полуночный час,
Припоминаю братство фронтовое,
Зову на помощь, полковчане, вас.

А молодым (и я их понимаю)
Не о войне бы — лучше о любви…
Всему свой срок:
Не в сентябре, а в мае
Поют в сердцах и рощах соловьи.

Видала я всякие виды,
Порой выбивалась из сил.
Но нету ни капли обиды
На тех, кто меня не любил.

Обиды растаяли глыбы
В сиянье осеннего дня.
Лишь хочется крикнуть:
— Спасибо! —
Всем тем,
Что учили меня.

Учили, кто лаской,
Кто таской,
Кто дружбой,
А кто и враждой…

Ну что же, сентябрь мой,
Здравствуй!—
Своей все идет чередой.

«Девочки» в зимнем курзале
Жмутся по стенкам одни.
Жаль, что путевки вам дали
В эти ненастные дни!
И далеко кавалеры! —
Им не домчаться до вас…
Тетушка Настя
Тетушку Веру
Просит галантно на вальс.
Возле палаток санбата,
Хмелем Победы пьяны,
Так же кружились
Два юных солдата,
Два ветерана войны.
С Настенькой Вера,
С Верочкой Настя —
Плача, кружились они.
Верилось в счастье, —
В близкое счастье —
Жмутся по стенкам одни…
Ах, далеко кавалеры! —
Им не домчаться до вас.
Тетушку Настю
С тетушкой Верой
Кружит безжалостный вальс.
Скроешь ли времени меты?
Молодость только одна…
Кружит подружек не музыка —
Это
Кружит их, кружит Война…

Я люблю все больней и больнее
Каждый метр этой странной земли,
Раскаленное солнце над нею,
Раскаленные горы вдали.
Истомленные зноем деревни,
Истомленные зноем стада.
В полусне виноградников древних
Забываешь, что мчатся года,
Что сменяют друг друга эпохи,
Что века за веками летят…
Суховея горячие вздохи,
Исступленные песни цикад.
И в тяжелом бреду суховея,
В беспощадной колючей пыли
Продолжаю любить, не трезвея,
Каждый метр этой трудной земли —
Пусть угрюмой, пускай невоспетой,
Пусть такой необычной в Крыму.

А люблю я, как любят поэты:
Непонятно самой почему…

Скачут волны в гривах пены,
Даль кипит белым-бела.
Осень вырвалась из плена,
Закусила удила.

Казакуют вновь над Крымом,
Тешат силушку шторма.
А потом — неумолима —
Закуражится зима.

Мне и грустно, и счастливо
Видеть времени намет.
Скачут кони, вьются гривы,
Женский голос душу рвет:

«Жизнь текла обыкновенно,
А когда и не ждала,
Сердце вырвалось из плена,
Закусило удила…»

Уже погасли горные леса:
Ни золота, ни пурпура — все буро,
Но мне близка их скорбная краса,
Мне радостно, хоть небо нынче хмуро.

От высоты кружится голова,
Дышу озонным воздухом свободы,
И слушаю, как падает листва,
И слушаю, как отлетают годы…

Подснежники на склонах южных,
Дымятся горы на заре…
Когда такое снится — нужно
Податься в отпуск в январе.
Забыв о бедах и победах,
О прозе будничных забот.
Бродить часами в мокрых кедах
Среди заоблачных высот.
Пить из ладоней, как из блюдца,
Холодный кипяток реки…

Надеюсь, не переведутся
На белом свете чудаки.
Те, кто зимою, а не летом
Вдруг мчатся в южный городок, —
Те божьей милостью поэты,
Что двух не сочинили строк.

Брожу по набережной снова.
Грустит на рейде теплоход.
И прелесть улочек портовых
Вновь за душу меня берет.

Прохладно, солнечно и тихо.
Ай-Петри в скудном серебре.
…Нет, не курортною франтихой
Бывает Ялта в январе.

Она совсем не та, что летом, —
Скромна, приветлива, проста.
И сердце мне сжимает эта
Застенчивая красота.

И вижу я все чаще, чаще,
В музейный забредая сад,
Бородку клином, плащ летящий,
Из-под пенсне усталый взгляд…

Куры, яблони, белые хаты —
Старый Крым на деревню похож.
Неужели он звался Солхатом
И ввергал неприятеля в дрожь?

Современнику кажется странным,
Что когда-то, в былые года,
Здесь бессчетные шли караваны,
Золотая гуляла Орда.

Воспевали тот город поэты,
И с Багдадом соперничал он.
Где же храмы, дворцы, минареты? —
Погрузились в истории сон…

Куры, вишни, славянские лица,
Скромность белых украинских хат.
Где ж ты, ханов надменных столица —
Неприступный и пышный Солхат?

Где ты, где ты? — ответа не слышу.
За веками проходят века.
Так над степью и над Агармышем[4]
Равнодушно плывут облака…