Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1

Глаз два пытливых огонька,
Которых ярче в мире нет,
Слов неумолчный водопад
И звонкий голос: «Дед, а, дед!»

Неутомимых пара ног,
Готовых в бег сорваться вмиг,
А на затылке – хохолок,
Который гладить я привык.

Вопросов каверзных фонтан
И непослушных пара рук,
Бурлящий жизни океан —
Таков он, мой чудесный внук.

Что капелька росы чиста,
В себя вобравшая весь свет,
Непостижима и проста
Душа в неполных девять лет.

Неравным был и страшным этот бой.
Они своей судьбы не выбирали.
Но, русские, они тут насмерть встали,
Как деды в сорок первом под Москвой.

В России есть ещё богатыри.
Где встанем мы – там Куликово поле.
Что ж, умереть – такая, видно, доля.
Но победить нас? Выкуси возьми!

Чтоб дома мир был, здесь идет война.
Одни себе отчизну выбирают,
Другие за Отчизну умирают.
И людям этим – разная цена.

Права иль не права моя держава,
Судить и рассуждать теперь не мне.
В чужой земле, откована в огне,
Суворовских солдат гремела слава.

Кто помнит их теперь по именам?
Они о личной славе не мечтали,
А шли и за Россию умирали.
И знали – мёртвые не имут срам.

Не вечна жизнь. Мы все умрём когда-то.
Но в смерти есть бессмертия секрет.
И краше для мужчины смерти нет
За Родину погибшего солдата.

От крещенского мороза под ногою снег хрустит,
Светел день, прозрачен воздух, ветерок под ёлкой спит.
Белой шубою одета, как боярыня в мехах,
Ель блестит, искрясь от света, вся в бесценных жемчугах.

На душе светло и чисто, ни забот и ни обид,
Ждет душа – вот-вот игристо колокольчик зазвенит,
Приближаясь, нарастая, ближе, ближе – вот она!
Тройка наша удалая, сердца русского струна!

Пронесётся с храпом мимо, пристежная скосит глаз,
Миг – и всё!
                              Неотвратимо звон малиновый угас.
Было ль, не было ль виденье?
                                              Иль пригрезилось оно?
Словно сказки дуновенье в душу мне занесено.

Заметается позёмкой след неведомых копыт.
Снова тихо.
                          Только звонко дятел в дерево стучит.

Когда карнавал приближался к концу,
Я понял, что маска прилипла к лицу.
Кусочки картона смыкали края,
В кровавое кружево кожу кроя.
Проклятую с криком содрал я с лица.
Слуга не признал и прогнал от крыльца,
А сын мне монетку с коня подаёт
И спутнице шепчет:
                           «Прелестный урод».
Толпа накатила, скрутила в кольцо:
Звериная сила, повадки скопцов,
Их щёки в кармине, их зубы в крови.
«О, Боже, помилуй, мне маску верни.
Я знаю, что маска мне очень к лицу,
Прости непомерную гордость глупцу», —
Молил я того, кто мне душу давал.
Вокруг постепенно стихал карнавал.

Когда, не поссорившись, мы разошлись,
Себе недоимки простили,
И вечер мотался, как вечный статист
По вымытой чисто квартире,
И солнце молило пустить на постой,
А я, сев за маленький столик
И взяв авторучку, над белым листом
Бумаги… нет, дольше не стоит.
Поэма родиться, увы, не смогла.
Владея петровской столицей,
Ласкала неверная летняя мгла
Измятую мною страницу.

Старик Булгаков был неправ,
Что рукописи, мол, нетленны.
Они горят, как life и love,
В прах превращаясь постепенно!

Стреляют весело дрова,
И тёплый воздух слёзы сушит.
Горит десятая глава,
И мёртвые пылают души.

Взят Рубикон, в огне мосты,
В траву затаптывают кони
Невиденных картин холсты
Под звук несыгранных симфоний…

Достаток, званье, важный чин,
Зимою – лыжи, море – летом.
И только жалкие бичи
Пьют горькую в помин поэта.

Шёл старый дом на капремонт,
Его жильцы – на выселенье.
Друзья сказали: «Ты бы мог
Найти предмет повеселее.
Мы все на капремонт пойдём,
Да только назовут иначе:
Свой номер сохраняет дом,
А наш – без права передачи,
Как стены обратятся в прах».
А молот перекрытья рушил,
И заползал бессмертный страх
В гипотетические души.

Пасхальные свечи. Пихтовые лапы.
Очищенный пол от житейской лузги.
И на полотенце любимые папой
С сушёной черёмухой пироги.

Окрашены яйца. В тарелке конфеты.
И крынка с топлёным в печи молоком.
И наша ватага не сводит с буфета
Глазёнки, готовые съесть целиком

Всё то, что вчера наготовила мама.
Старалась с утра, без конца суетясь.
И чистый передник с огромным карманом
Мелькал у печи, белоснежно светясь.

А вечером мама просила у Бога
Здоровья и хлеба, и детям судьбу,
И то, чтобы лёгкой была их дорога,
И пальцами рук прикасалась ко лбу,

В слезах, опуская глаза пред иконой,
Молилась истошно, потом, ослабев,
Ложилась у печки, тиха и покорна
Всему, что в своей получила судьбе.

Пасхальные свечи. Дитячьи забавы
С яйцом по деревне… Воскресе Христос!
В котомке льняной у огромной оравы
Конфеты, печенья из маминых слёз.

Берестяная кружка в доме на окне,
На подоконнике за белой шторкой,
Искусно вышитой небесным мулине
И с кружевами на густой оборке.

Берестяная кружка, ягоды на дне —
На полкило «свинцовой» голубики,
Томящейся в прохладной глубине
Под листьями трёхглазой костяники.

Уже не помню тот печальный год,
Братишку молчаливого за печкой…
Ушёл за край. В последний свой поход…
Я не успела. Дата на дощечке…

Венки и холмик. Августа пургу…
И вой собак… Не помню! Не успела!
Берестяная кружка… Он любил тайгу,
Где мама в одночасье поседела.

Течёт ручей. Песчаный бережок.
Который год созрела голубика…
Цветёт в полях под небом василёк…
На занавесках солнечные блики —
Узор на них от времени поблёк.

Как меня целовала Весна!
В обе щёки! Просилась в подружки.
И бродила со мной допоздна
По траве молодой на опушке.

И на русые косы трясла
Цвет черёмухи – белые хлопья.
От парней на углу стерегла,
Ревновала, смотря исподлобья.

Уводила от сплетниц моих,
Опекала от сплетников скорых,
А когда появился жених —
Караулила нас у забора.

На завалинку рядом садясь,
Опахалом прохладным качала,
И зарёю невесты светясь,
Призадумавшись, тихо молчала.

Непутёвой была я тогда,
Славной юностью лишь наслаждалась.
Но когда пролетели года,
Поняла, обретая усталость,

Что подруги не знала верней
И заботу не ведала чутче.
Изо всех моих прошедших дней
Та весна была самою лучшей!

Насыпь в лукошко ягоды лесной,
Присядь на влажный мох в тени деревьев
И насладись июльской тишиной,
От суеты скрываясь повседневной,
Послушай шорох листьев за спиной.

Придёт печаль и чувства всколыхнёт,
Коснётся нежно тёплою рукою.
Как в детстве, мама колыбель качнёт
И тихо песнь затянет над тобою,
В которой сказка добрая живёт.

Когда рассвет прольёт над головой
Густую киноварь, махнув широкой кистью,
Ты вспомни вдруг, что за твоей спиной
Услышит шорох изумрудных листьев
Та, что была всегда с тобой.

И закружится снова голова,
И запоют слова, слагаясь в строчки,
И тихий лес не ради баловства
К тебе протянет чистые листочки,
Напоминая, что душа жива.

Насыпь в лукошко с ягодой лесной
Стихов, как встарь рождённых тишиной.

Я слышу
В протяжном дыхании древнем
Над городом спящим,
Вчерашним.
У спящей деревни,
В полях с опадающим хлебом,
Где небо свисает над кронами сосен,
Где росы цветные и сумерки свежи,
Где лето надежды.
Твой голос
В журчанье воды,
Пробивающей путь через дебри,
Где звери бредут к водопою напиться,
Мне снится —
В дремучих лесах,
Где хранят ещё тайны утёсы,
Ты спросишь,
Отвечу:
– Я – осень.
Я – осень в простом одеянии древнем,
Я – время,
Я стёртая надпись на чьей-то гробнице,
Я в лицах
Давно ускользающих в белый пергамент
На память…
И снова…
Тропа ускользает в то лето,
Где сумерки свежи —
Медвежье,
В забытый тот сад,
В те ночные чертоги,
Где мы полубоги,
Не гости.
Где гроздья рябины свисают,
Как капельки крови
В ладони…
И кони стремительно мчатся
Над бездной
Победно.
И снова.
Ловлю твоё слово,
Ловлю твоё каждое слово
Под кроной сосновой.
Ты знаешь,
А я бы ступила с тобою
На снежную крышу
И выше…
Шагнула за край,
Звёздный ворох
Насыпав в передник.
И бледный
Мой взгляд,
Устремлённый в высокое небо
Ночное…
Не скрою…
Покоя!
Я тоже, как ты,
Ожидаю от жизни тепла и покоя…
Ты знаешь…
Я вышла б с тобою под звёзды
На снежную крышу…