Владимир Маяковский - Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925

В коммуну
         не впрыгнешь разом.
Бей капитал
     и винтовкой
          и грошом.
Соедини
       «революционный энтузиазм
с уменьем
        стать торгашом».

Бедняк
   в одиночку
        былинки слабей.
Объединись в кооперацию
           и капиталистов бей.

Даст ссуду
    частный торгове́ц,
после
  крестьян
           стрижет, как овец.
Кооперация
       крестьянскому люду
дает
  на выгодных условиях
           ссуду.

В одиночку
      с земли
         питаюсь еле я.
С кооперацией
      придет
         расцвет земледелия.

В одиночку,
     в поту и мыле,
древней сошкой
            перепахиваем луг.
Через кооперацию
       трактор осилим,
а не то, что плуг!

Кооператор,
     торгуй книгой!
Свет
  и знание
        в деревню двигай!

Слова Ильича
      помни твердо:
«Кооперация —
смычка*
          деревни и города».

Как
       к коммунизму
       верней пройти вам?
Кратчайший путь
               через дверь кооператива!

Войди в кооперацию,
         и — каждый
              из твоих детей
в кооперативной школе
             станет грамотей.

Дорогу
   не засло́ните
        никакой тенью,
кооперация
      крепнет
        со дня на́ день.
В кооперацию
      входишь не по принужденью,
а только
   собственной
            выгоды ради.

Женщины,
         освободясь от кухонной
              маяты противной,
ряды кооперации
            заполняйте вами!
Работой кооперативной
мужчина
      и женщина
        выравниваются правами.

Чтоб кооперация
           поддержала,
            насытила
                   и одела,
помогай кооперации
         не болтовней,
               а делом.

Весел,
  умен
    и счастлив тот,
кто урожай
    кооперативам несет.

Здесь крестьянскому люду
заранее дадут нужную ссуду.
Эта ссуда лучше всяких опор
поддержит
    бедняцкий
         и средняцкий двор.

При сдаче хлеба
          задержек нет.
Сейчас оплачивают
        по средней цене.

Кроме этого,
     хлеб,
        тобою о́тданный,
не спекулянт жрет,
        а ест голодный.
Чтоб польза была республике
             и тебе барыши —
урожай
   кооперативам сдать реши.

Товарищи!
         Нет ничего проще,
чем достать жилую площадь.
Чтобы каждый зажил в жилище своем —
покупай
   жилищно-строительный заем!

Билет —
      щелк.
      Щека —
         чмок.
Свисток —
      и рванулись туда мы
куда,
   как сельди,
         в сети чулок
плывут
      кругосветные дамы.
Сегодня приедет —
         уродом-урод,
а завтра —
      узнать посмейте-ка:
в одно
   разубран
          и город и рот —
помады,
   огней косметика.
Веселых
      тянет в эту вот даль.
В Париже грустить?
         Едва ли!
В Париже
       площадь
         и та Этуаль*,
а звезды —
      так сплошь этуали.
Засвистывай,
      трись,
         врезайся и режь
сквозь Льежи
      и об Брюссели.
Но нож
   и Париж,
           и Брюссель,
            и Льеж —
тому,
   кто, как я, обрусели.
Сейчас бы
         в сани
           с ногами —
в снегу,
   как в газетном листе б…
Свисти,
   заноси снегами
меня,
   прихерсонская степь…
Вечер,
   поле,
      огоньки,
дальняя дорога, —
сердце рвется от тоски,
а в груди —
      тревога.
Эх, раз,
   еще раз,
стих — в пляс.
Эх, раз,
   еще раз,
рифм хряск.
Эх, раз,
   еще раз,
еще много, много раз…
Люди
   разных стран и рас,
копая порядков грядки,
увидев,
   как я
      себя протряс,
скажут:
   в лихорадке.

Один Париж —
         адвокатов,
           казарм,
другой —
        без казарм и без Эррио*.
Не оторвать
      от второго
         глаза —
от этого города серого.
Со стен обещают:
         «Un verre de Koto
donne de I’energie»[12].
Вином любви
      каким
         и кто
мою взбудоражит жизнь?
Может,
   критики
         знают лучше.
Может,
   их
         и слушать надо.
Но кому я, к черту, попутчик*!
Ни души
      не шагает
         рядом.
Как раньше,
      свой
         раскачивай горб
впереди
   поэтовых арб —
неси,
   один,
      и радость,
         и скорбь,
и прочий
       людской скарб.
Мне скучно
      здесь
         одному
           впереди, —
поэту
   не надо многого, —
пусть
   только
      время
         скорей родит
такого, как я,
      быстроногого.
Мы рядом
      пойдем
         дорожной пыльцой.
Одно
   желанье
      пучит:
мне скучно —
      желаю
         видеть в лицо,
кому это
      я
      попутчик?!
«Je suis un chameau»[13],
         в плакате стоят
литеры,
   каждая — фут.
Совершенно верно:
         «je suis», —
               это
                     «я»,
а «chameau» —
      это
             «я верблюд».
Лиловая туча,
      скорей нагнись,
меня
   и Париж полей,
чтоб только
      скорей
         зацвели огни
длиной
   Елисейских полей*.
Во всё огонь —
         и небу в темь
и в чернь промокшей пыли.
В огне
   жуками
      всех систем
жужжат
   автомобили.
Горит вода,
      земля горит,
горит
   асфальт
      до жжения,
как будто
       зубрят
         фонари
таблицу умножения.
Площадь
      красивей
         и тысяч
           дам-болонок.
Эта площадь
      оправдала б
           каждый город.
Если б был я
      Вандомская колонна*,
я б женился
      на Place de la Concorde[14].